Что мне с того, если ее продырявят стрелки?
— Не хочешь идти —оставайся.
Я выкарабкался из укрытия. Вертушки кружили в отдалении, задевая кроны деревьев ржавыми брюхами.
Пригнувшись к земле, я побежал и скоро уперся в овраг, на дне которого в разноцветных водах речушки сгрудились вагоны, а вокруг —тела игроков. Черт подери! Придется спускаться —идти вдоль провала нельзя: стрелки не прикончат, так растерзает тварь. Держаться железки —единственный шанс уцелеть.
Сидя в приовражных кустах, я наблюдал за вертушками. Из лесу показалась рыжая, осмотрелась (в глазах —ужас), заметила меня.
— Пригнись.
Куда тебе без меня!
С вертушек спустили тросы. Маленькие фигурки заспешили вниз —пауки. Все, началась зачистка.
— Спускайся следом за мной, — сказал я и, хватаясь за траву и кусты, полез вниз по склону. Сверху на меня посыпались мелкие камешки, значит, она —следом. Хорошо, что ей не нужно повторять дважды.
Мы достигли дна, когда наверху, в лесу, захлопали выстрелы. Значит, не так уж мало игроков уцелело: есть стрелкам работа. Здесь, в мутной воде, лежала большая часть пассажиров Последнего Поезда. Черные от копоти тела, неестественно вывернутые руки и ноги, стеклянные глаза, оскаленные зубы. Приехали, блин. Как здорово, что меня среди них нет!
— Ложись, — шепнула вдруг рыжая.
Дьявол! Я, должно быть, свихнулся: «Как здорово, что меня среди них нет!».
Вертушка зависла над нами. Я лежал на спине и видел, как из нутра машины показалась голова стрелка в желтом шлеме.
Я замер, я не дышал, я стал мертвецом.
Ветер колыхнул седые волосы на голове лежащего неподалеку от меня игрока. Тут же раздался звук, похожий на клацанье зубов, и череп трупа взорвался. В лицо мне брызгнул кровавый дождь, но я не пошевелился.
— Артур, здесь одни дохлые.
Вертушка, круто взяв влево, скрылась из виду.
Я не сразу пришел в себя, некоторое время лежал неподвижно: по крайней мере, один раз мы с рыжей квиты. Самка уже оклемалась и стояла у кромки воды. Хмуро посмотрела на меня:
— Умойся.
Я бегом спустился к речушке, разогнал мутную пленку. Зачерпнул пригоршню зеленоватой влаги, смыл с себя мозги и кровь.
— Надо идти.
В поисках брода мы двинулись вниз по течению.
Чахлые кустики вдоль берегов напоминали что угодно, только не растения. Кустики —мутанты. Как бы умывание не вышло мне боком…
Кое-где река такая узкая, что я, пожалуй, смог бы ее перепрыгнуть. Вот только стремно грохнуться в эту радужную жидкость —черт знает, чем это грозит.
На излучине река расширялась, бежала споро и шумно. На середине торчали камни: значит, неглубоко.
— Попробуем здесь, — обернулся я.
Рыжая кивнула.
Мы двинулись к противоположному берегу. Осторожно ступали по скользким камням, обросшим водорослями. Зеленоватая вода булькала под ногами, пенилась, шевелила водоросли.
Каждое мгновение я ожидал стрекота. Едва ли стрелки убрались восвояси: они всегда доводят дело до конца. Вполне возможно, что где-то неподалеку бродит кучка выживших после крушения игроков. Нам это было бы на руку…
— Скорей.
— Да иду я.
Она еще и огрызается.
Мы преодолели речку и начали карабкаться по склону. Эта сторона оврага поросла матерым кустарником, поэтому подъем не занял много времени.
Я бросил взгляд на изломанный Поезд. Еще пару часов езды —и я мог бы завладеть местом у печи. Рука уже достаточно послушна…
Перебежками —к лесу.
Только когда кроны деревьев соединились над головой, стало легче.
Рыжая, тяжело дыша, прислонилась к дереву. Ее лицо раскраснелось, а глаза блестели. Да ей весело! Мало досталось? Ничего, стрелки и твари наверстают…
— Самир, дикие!
Я прыгнул за дерево и упал носом в землю, рыжая рухнула рядом.
— Двое. За деревом…
Раздались выстрелы, на голову посыпалась кора.
— Обходи!
Мозг обливался расплавленным свинцом, а сердце билось где-то в горле.
— Доставай заточку, — прошипела рыжая. Ее взгляд вернул мне рассудок.
Я выхватил клинок. Черт возьми, так просто не сдохну. Кувыркнувшись, перебрался за другое дерево. Два стрелка: один слева, другой справа. Особо не спешат: знают, что мы в ловушке. Пусть приблизятся…
Один, два, три, четыре… На пятом ударе сердца, я выскочил из-за дерева, и, швырнув заточку, отпрыгнул в сторону, за ствол дуба. Все слилось —и крик стрелка, и продолжительная пальба второго…
— Самир, ты как?
Самир не ответил напарнику.
— Сука! — выругался стрелок. С дерева, под которым я укрылся, брызнула кора. — Тварь! Я завалю тебя.
А у меня теперь нет заточки.
Стрельба внезапно оборвалась.
— У него кончились патроны, — крикнула рыжая и вдруг приподнялась, точно желая смерти. Я лежал ничком, ничего не соображая.
— Идиот! Он не может стрелять.
Злые глаза самки, расширенные от страха, сказали мне больше, чем ее крик. Вскочив, я ринулся вперед, к маячившей меж деревьями неуклюжей фигуре в шлеме.
Стрелок лихорадочно терзал свое оружие. Увидев меня, он отбросил автомат в сторону и потянулся к ножнам. Не дав вытащить заточку, я сшиб его с ног. Мы упали в неглубокую ложбинку, полную гнилой воды.
Барахтаясь, я попытался встать. Куда там! Из-под такой туши не выскочишь. Моя голова очутилась под водой. Пытаясь разжать железные пальцы, я извивался, как уж.
Радужные круги поплыли перед глазами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Что такое «фазан»? Воздуха!
Вместо воздуха —вода.
Но вот —воздух. Тело стрелка обмякло.
Кое-как я выбрался из-под туши в камуфляжной форме. Отплевываясь и кашляя, прислонился к дереву. Со всхлипами, жадно —воздух. Пить воздух, вдыхать. Пытаясь избавиться от звона в ушах, затряс головой. Рыжая стояла у трупа стрелка. Наклонилась, сорвала пучок пожухлой травы, вытерла окровавленную заточку.
Силы возвращались медленно. Здорово помял… Никогда прежде я не вступал врукопашную со стрелками. Как и большинство игроков, которым дорога Теплая Птица, убегал, словно кролик, лишь только в воздухе показывалась вертушка. Стрелки —самые сильные в Джунглях, и лучше не стоять у них на пути.
А вот теперь один из них лежит передо мной, другой валяется неподалеку.
Глядя на распластанное в ложбинке тело, я впервые подумал, что иногда игрокам полезно действовать сообща. Рыжая перехватила мой взгляд и ухмыльнулась —на щеках возникли ямочки.
— Не благодари.
— Что? — удивился я.
— Ничего.
— Верни заточку.
Пожала плечами.
— Держи.
— Надо отчаливать, — сказал я, пряча заточку. — В лесу могут быть еще стрелки.
— И ты не возьмешь это?
Рыжая пнула лежащий на земле автомат. А ведь и в самом деле, это законная добыча.
— Пойди-ка ошмонай второго.
Самка кивнула и скрылась за деревьями.
Я приблизился к телу, наклонился, снял с мертвеца шлем. Черные волосы, выпученные глаза, перекошенный, облепленный розовой пеной, рот. В общем, человек без Теплой Птицы.
Рюкзак. Зубами и слегка дрожащими пальцами, я развязал веревку. Ого! Похоже, жратва. А это, видимо, патроны. Отлично. Отставил рюкзак в сторону.
Не обращая внимания на пылающий ненавистью взгляд мертвеца, я стащил с него ботинки. Куртка, шлем —издали стрелки примут за своего и не станут стрелять, а игроки разбегутся.
Вернулась рыжая, быстро управилась. Прислонилась к дереву, выставив вперед ногу в толстом ботинке стрелка. Кроме ботинок, она прихватила автомат, рюкзак, куртку и шлем. Молодец.
Кленовый лист, кружась, опустился на глаза мертвеца.
Медленно двинулись в сторону железнодорожных путей через заросли терна.
— Эй! — окликнула рыжая.
Я обернулся.
— Скажи, как тебя зовут?
— Что?
— Как тебя зовут?
— Нет у меня имени.
Эта самка чересчур любопытна. Имена… Зачем в Джунглях имена? Я уже и не помню, когда меня называли по имени… Что-то смутное, настолько далекое, что не верится, что это было.
И вдруг —всполох; да, было, раннее утро на светлой террасе, полноватая женщина с завитыми волосами разливает в чашки чай, светлоголовый мальчик, едва удерживая большую чашку в пухлых ручонках, протягивает ее матери…
— Как знаешь, — сказала рыжая. — Но, даже если тебе не интересно, мое имя —Марина.
Марина! Полноватую женщину тоже звали Мариной.
— Ну, я —Андрей.
— Здравствуй, Андрей, — Марина почему-то засмеялась. — Ты из этих мест?
Вот опять…
— Не знаю.
Я и вправду не знал. Однажды проснулся в овраге, опаленный оранжевым ветром, и знал только одно —нужно выжить любой ценой. Только светлая терраса порой вспыхивала у меня в сознании, но совсем не так ярко, как мгновение назад.
— Как страшно —быть лишенным родины.
Она бредит.
— А ты не лишенная?
— У меня есть родина. Быть может, я тебе ее покажу, Андрей.
