говорила она ему. На что он отвечал ей: “Ты рассуждаешь, как ребенок”. Обычно на этом аргументе их препирательства заканчивались. Ей нечего было на это возразить, потому что иногда она сама так думала, поэтому и задвигала на дальнюю полку мечты о карьере редактора.
Когда после выходных приходит сообщение от Глеба во “Вконтакте”, Ася удивляется. Об их разговоре у “Ирландии” она уже позабыла.
В сообщение вложено несколько песен от андеграундных рок-групп и местечковых бардов и написано: “Привет. Хорошего дня!” Она решила пойти по самому простому пути и написала стандартный ответ: “Привет. Спасибо, и тебе” После этого переписка заглохла, и она отложила телефон.
Лиле ее новый знакомый сразу не понравился. Оказывается, они были шапочно знакомы.
– Этот придурок встречался с одной моей знакомой. Поступил он с ней, как скотина. Бросил ее и везде заблокировал. Таким, как он, плевать на чувства других. Лучше не трать свое время.
Ася так и планировала, но после обмена несколькими сообщениями о музыке и погоде, диалог завязался сам собой. В соцсети Глеб был живее и интереснее, так ей показалось.
Ася. Большое спасибо за музыку. Ты скинул крутую подборку
Глеб. Не стоит благодарности. Все равно на работе сегодня был один тупняк. Я почти ничего не делал.
Ася. Клевая работа. Хочу себе такую.
Глеб. Бойся своих желаний.
Ася. Почему?
Глеб. Я работаю юристом. Ты же знаешь, каким ужасным канцелярским языком описываются все документы? А теперь представь, что со временем юрист не просто говорит таким языком, он еще и на нем думает.
Ася. Какой ужас!
Глеб. Ага, ненавижу юриспруденцию.
Ася. А почему пошел туда?
Глеб. Потому что это хорошие деньги. Я люблю их и коллекционирую. Нужно же что-то коллекционировать? А вообще я когда-то хотел быть героиновой рок-звездой.
Ася. Мне жаль, что у тебя не вышло.
Глеб. Ага, но зато вены целые и СПИДа нет.
Она улыбнулась. Шутки у него были своеобразные, но они ей нравились. Еще он часто делился интересными фактами из биографий любимых рок-музыкантов, рассказывал о том, как сам ходил на их концерты. “Мне нравятся живые выступления братьев Самойловых, особенно Глеба. Как-то раз он прилетал сюда, пел в концертном зале. Атмосфера была удивительная, я чувствовал, что боль и вселенская тоска пронизывают меня. Когда он на сцене, то внутри него будто бушует сверхъестественная сила, и она подчиняет себе других”. Глеб умел рассказывать о музыкантах так, что они сразу становились для нее интересными.
Неделю спустя он позвал ее в свой любимый бар. Ей сразу понравилось это неприметное заведение, которое располагалось в подвале, – тишина, приглушенный свет и прохлада. Из-за двух больших бильярдных столов посередине зала свободного места здесь было не так много.
Она сразу подошла к бару и заказала себе виски со льдом.
– Сыграем? – тихо спросил он, и она скорее прочитала вопрос по его губам, нежели услышала.
– Я не умею, – честно призналась она.
– Так давай я научу. – Их взгляды на мгновение встретились. Лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций, но глаза выдавали: в них читалось смущение. Ася опустила глаза к полу. – Пошли, обещаю над тобой не издеваться.
Глеб по-джентельменски подставил ей свой локоть, и она обвила его рукой. В этот момент она ощутила какой-то особенный запах своего спутника – свежевыстиранная льняная скатерть и мята.
На удивление Глеб оказался терпеливым учителем. Несколько раз он объяснял и показывал, как правильно сделать из руки “мост”, а потом поставить на него кий. Потом он демонстрировал, как правильно встать и прицелиться. Ася, как она думала, делала все то же самое, но так и не смогла загнать хотя бы один шар в лузу, что вызывало у нее смех. Пару раз биток – шар, по которому наносят удары кием в процессе игры – вовсе соскальзывал с наконечника и укатывался куда-то под стол, и тогда она смеялась еще громче. Один раз она чуть не пропорола кием мягкое сукно стола.
– Ты худший игрок в бильярд на моей памяти, – спустя пятнадцать ее неудачных попыток Глеб решил вмешаться: склонился над ней и положил руку ей на спину. – Да пригнись ты к столу, а то проткнешь его или меня!
Ася едва не легла на стол, казалось, что вся решимость сосредоточена на конце ее кия, но шар все равно укатился куда-то не туда. А ее бедолага-учитель получил прорезиненным концом кия в живот. Глеб резко выдохнул.
– Прости, ты как? – она обеспокоенно посмотрела него.
– Ты не убила меня – уже отлично. Переведу дух, и сыграем.
После этого они оба рассмеялись, и Ася заметила, как преобразилось лицо у Глеба – черты лица смягчились, взгляд стал более живым и открытым, – теперь она могла назвать его симпатичным.
Близилась полночь, когда они направились по крутой лестнице к выходу. Ася подумала, что не так давно она чувствовала себя запертой в ловушке из собственных неудач и обид, теперь же она не помнила этого чувства – ей было хорошо и легко. Глеб ей улыбнулся, а затем взял ее руку с видом человека, не совсем уверенного в том, что он должен делать.
– Здесь очень скользко. Осторожно.
Она сжала его ладонь так, будто ей, действительно, нужна его помощь, чтобы подняться по ступенькам. На какой-то момент ее пронизывает абсурдный страх, что если она отпустит его, то он тут же скроется из виду и оставит ее одну.
Через несколько шагов Глеб переплетает их пальцы.
Часть 3.
Глеб и Ася стали видеться чаще, и ей казалось, что все закручивается как-то слишком быстро, что все это немного невовремя. Дождь в начале мая моросил постоянно, ветер пронизывал насквозь, а заморозки убивали всю народившуюся зелень. Обычно в такую погоду они сидели на съемной квартире Глеба и слушали его коллекцию пластинок – часто он ставил меланхоличные песни “Наутилуса Помпилуса” и сюрреалистичные – “Пикника”. Ася засиживалась допоздна, а Глеб не спешил искать ей такси.
– Иногда мне кажется, что холод никогда не кончится, – сказала она ему.
Глеб сидел рядом, она посмотрела на их руки, лежащие на диване, на расстоянии нескольких миллиметров друг от друга: “Если незаметно вытянуть мизинец, можно коснуться костяшек его пальцев”.
Потом она подняла голову и увидела, что он пристально на нее смотрит. Сейчас их лица находились настолько близко, что она обратила внимание на его глаза – обычно они карие, но в полутьме казались черными-черными. Настолько глубокий оттенок она до этого видела лишь раз в жизни, когда маленькой нашла две бочки, наполненные мазутом до краев. Сразу вспомнилось: далекое знойное лето, дача, она тогда забралась в недостроенную летнюю кухню; рука тянется к черному месиву, а мать кричит: “Отошла! Вся перепачкаешься!”
И тут Ася почувствовала: его пальцы сначала коснулись ее волос, а затем мягко легли на затылок. Она подумала,
