Акира изобразил на лице волнение и глубокую озабоченность. "Зачем он порет ерунду? Что ему нужно? Наверное, пытается сбить меня с толку. Думает, я легче сдамся, если он заморочит мне голову..."
- ...и не может быть большего счастья для Разумного, чем отыскать планету, где Разум уже созрел, обретя силу. Если его носители старше и мудрее нас, они поделятся с нами своим знанием. Если они младше и слабее, мы поможем им. Это и есть долг Разумных, долг братства, наш с вами долг, Акира-сан.
Урод замолк. Акира немного подождал, а потом, почтительно кланяясь, осторожно спросил:
- Не позволит ли сэнсэй своему нижайшему слуге задать несколько вопросов, ответа на которые мой слабый мозг не может найти?..
- Не слуге, Акира-сан, не слуге, - сказал Урод. - Спрашивайте обо всем, что хотите узнать.
Акира собрался с духом.
- Сэнсэй, я рад помочь вам. Но чем? Я простой солдат, и все, что я умею - это воевать. Сэнсэй изволил говорить о своей планете. Я - сын Японии и служу ей и только ей! - выкрикнул он, но тут же осекся и взглянул на Урода.
Тот молчал. Обругав себя за несдержанность, которая едва не погубила все, Акира продолжал, на этот раз монотонно и бесстрастно, будто произнося сказанное в тысячный раз:
- Да, я воин, сэнсэй, и я сын своей страны. Я должен быть уверен, что мудрые и благородные деяния, в которых сэнсэй предлагает участвовать и мне, слабому и ничтожному, пойдут моей родине на пользу или хотя бы не принесут ей вреда.
Урод вытянул к нему длинную руку:
- Но разве то, что будет благом для всей планеты, может обернуться чем-то иным для вашей родины, Акира-сан?
- Сейчас только одно может стать для нее благом, - глухо ответил лейтенант. - Моя земля мала, как лепесток цветка горной вишни, унесенный в океан свирепым ветром. Каждый цунами, каждое землетрясение делают ее еще меньше. Они рушат наши города, уродуют поля и дороги. Так было много веков подряд, и сейчас все так же... Разве что к этому добавилось новое бедствие война! Мы сопротивляемся изо всех сил, давно и упорно. Но ведь против нас огромные страны. Сильные, хорошо вооруженные войска, новейшие тяжелые бомбардировщики, боевые корабли - все это брошено на нас. А сколько стран, готовых растерзать нас, как только мы окончательно ослабеем! Гибнут лучшие сыны моего немногочисленного народа. Гибнут с радостью, потому что нет счастья выше, чем пасть за императора, за священную страну Ямато!.. задохнувшись, Акира замолчал. Потом заговорил снова, отчеканивая каждое слово: - Нас осталось немного. Но мы воюем. И когда японцев будет так мало, что враг сможет ступить на нашу землю, потому что бойцов в цепи останется меньше, чем колосьев в осеннем поле, мы последуем древнему обычаю самураев. Каждый из нас предпочтет смерть плену...
Урод слушал его не шевелясь. Потом спросил:
- Неужели нет никого, кто был бы на вашей стороне?
Акира отвел глаза.
- Нам помогала одна могучая держава, - уклончиво ответил он, - но из-за той же войны она сейчас в таком тяжком положении, что нам остается уповать только на милость богов...
В течение всего разговора они стояли друг против друга. Теперь Урод отвернулся и сделал несколько шагов к той гудящей тумбе, которую Акира заметил еще в начале допроса. Поднеся к глазам руку с овальным прибором, он что-то переключил в нем.
Над косо срезанной вершиной тумбы засветился маленький голубоватый шарик. Повинуясь манипуляциям Урода, он разросся, расплющился, превратился в огромный цилиндр и поплыл к Уроду. Застыв в пяти шагах от него, цилиндр мгновенно, будто скатанная циновка, развернулся и обрел молочно-опаловую непрозрачность. На нем замелькали клубящиеся пятна, струи, завихрения, и вдруг, внезапно и радостно, словно из распахнутого окна, хлынул густой, ярко-синий свет.
Это был океан - почти такой же, каким Акира видел его много раз во время тренировочных полетов. Но высота была много выше предельной: отражение солнца было величиной с десятииеновую монетку. Редкие облака тянулись внизу, как перья ковыля. Вся панорама медленно плыла поперек удивительного экрана, как под крылом бомбардировщика.
Акира забыл все, о чем хотел сказать, и все, что собирался утаить. Замерев, он смотрел на экран. Кулаки сжались перед грудью, словно в них был штурвал боевой машины.
Урод повернулся к нему и сказал тем же громким невыразительным голосом:
- Насколько я понял, Акира-сан, вы совершали полет на аппарате, использующем свойства газовой оболочки вашей планеты. Аппарат, в котором вы сейчас находитесь, способен двигаться в любой среде - плотной, жидкой, газообразной, в абсолютном вакууме... Радиус действия практически неограничен. Есть ли на вашей планете такие устройства, Акира-сан?
Лейтенант, дернувшись, поспешно вытер лицо и хрипло ответил:
- Нет, сэнсэй...
- Эта война отшвырнет вашу науку далеко назад, заставив ее совершенствовать только технику смерти, - продолжал Урод. От него шло физически ощутимое напряжение. - В нашей истории немало войн. И всегда они дорого стоили моему народу. Каждая сторона проигрывает. Победители - оттого что победа слишком многого потребовала, побежденные... Так почему же вы считаете, что, если мы сможем убедить народ всей планеты прекратить убийство, это ничего не даст вашей стране?
Акира слушал с каменным лицом. Он глядел на экран. Облака стали гуще, тяжелее. На выгнутой, словно бок чаши, поверхности океана появились мелкие серо-желтые крупинки - острова.
Когда лейтенант наконец ответил, в его голосе звучала только всегдашняя почтительность:
- Умоляю сэнсэя простить мою неучтивость, но я, видимо, очень скверно объяснил, какую войну ведет моя страна...
- О нет, главное я понял, - перебил его Урод. - Пусть вы одни против всех, но борьба за свободу - вот единственная мера. На стороне насилия может быть только сила, но хвала будет на стороне справедливости.
Собрав всю свою волю, лейтенант выдержал его взгляд. Наконец Урод отвернулся, взмахнул рукой, и панорама океана потухла.
Только сейчас лейтенант почувствовал, что вымотан не меньше, чем после воздушного боя. Колени тряслись, в горле першило, ладони были мокрые и холодные. С чего это он вдруг заговорил с Уродом, как с человеком? "Какое ему дело до Японии, что ему император? Он просто вызывал меня на откровенность. Ну и пусть: ничего такого я ему не выболтал..." И тут у Акиры мелькнула мысль, испугавшая его.
А Урод застегнул ворот своей одежды и сказал, совсем по-человечески потерев лоб:
- Суточный цикл подходит к концу. Пойдемте, Акира-сан, я провожу вас в каюту.
3
Масасигэ, сидя на возвышении, обратился к
своему младшему брату Масасуэ и спросил его:
"Последнее желание человека определяет его
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
