в сонном ужасе вытаращился на рыжего хохочущего гренадера.
— Иди сюда, — рыжий гренадер без церемоний принял Дениску на руки, поставил на землю. — Вон, — конопатой рукой указал на группу солдат, что сидели у костра, а на костре что-то варилось. — Дуй туда и каши похлебай. А сметаны, извини, немá,— и ладонью подтолкнув еще ошалелого мальчонку, гренадер, сдерживая отцовские слезы, смотрел, как тот, с опаской, медленно, будто босиком идет по скошенной колючей траве, оглядываясь по сторонам, зашагал к костру по утоптанному солдатскими сапогами полю.
А посмотреть было на что, и не только семилетнему мальчишке, кто дальше свой деревни и не бегал. Дениска, конечно, и знать не мог, что привезли его на первую линию, на Семёновские флеши, где командовал князь Багратион, и которые вскоре прославят имя грузинского князя и войдут в историю битвы, как Багратионовские флеши. Три треугольных крепости, острыми концами смотревшие на французские линии. Дениска страшно удивился, когда увидел французов. Их было видно невооруженным глазом, их ряды стояли через неглубокий ров, в какой-нибудь версте, как раз на руинах деревни Шевардино. Сначала, конечно испугавшись, Дениска подумывал дать деру, и забраться под какую-нибудь телегу. Но, во-первых, ярко светило солнце, и ни тучки на небе. Во-вторых, все русские солдаты, которых Дениска видел, и которых были тысячи и тысячи, совершенно на французов внимания не обращали и вообще их не боялись, а, значит, и под телегу лезть пока явно было рано, а в-третьих, чем ближе он подходил к костру, тем вкуснее пахло кашей. Точно и не было вчерашнего страшного дня, а какой-то сон…
Про Лисёнка (а так прозвали солдаты Дениску) скоро услышали все, кто оборонял флеши, и потому, когда Дениска проснулся, и был замечен, сотни, тысячи любопытных мужицких глаз разглядывали это чудо — маленького мальчика на первой линии. И какие только мысли не лезли в мужицкие головы, и первая — порадовать чем-нибудь мальчонку.
— Эй, Лисёнок! Лови! — Дениска ловко поймал деревянную свистульку. И тут же смех. — А ловок наш Лисёнок!
— А ну, отставить! — грозный приказ от костра с кашей. — Пожрать дайте парню. Сами пузы себе набили, а ему что с пустым брюхом французов бить?! — и снова смех. — Беги быстрей! — звали гренадеры, и уже к Дениске тянулась рука с миской полной каши.
— А пожрешь, дуй к нам, Лисёнок! — кричали от флешей. — Мы тебе гранату подарим! — и уже на флешах смеялись артиллеристы, готовившие свои пушки к грядущему бою.
Наевшись каши с салом, Дениска как настоящий мальчишка побежал к артиллеристам: всё-таки гранату пообещали! Но тут же был перехвачен каким-то веселым парнем. Тот подхватил Дениску и посадил в тачку с песком.
— Поехали! — и бегом повез Лисёнка к своим флешам, которые, сотни таких же веселых солдат, укрепляли песком и землей. — Мы тебе и гранату, и ядро подарим!
И где бы ни появлялся Дениска ему все или чего-нибудь дарили (кто пулю, кто яблоко) или обещали — даже на пушке посидеть соблазняли, и даже стрельнуть по французам, пока командир не видит.
— Это что за балаган?! — Дениску как раз посадили на пушку, когда у стены флеши остановился конь, а на коне высокий горбоносый генерал с эполетами и бакенбардами. — Я повторяю! Что за балаган? — удивительно, но единственный человек на Семёновских флешах, кто не знал про Лисёнка, был сам Багратион.
Пришлось по всей форме, встав во фрунт4 объяснять генералу, что это за «балаган» и откуда на первой линии, в версте от неприятеля появился семилетний мальчонка, с целым узелком подарков, и верхом на пушке.
— Ясно, — отвечал князь. Молча подозвав своего адъютанта, Багратион приказал: Лисёнка со всеми подарками сию же минуту лично отвезти в тыл. Может и мать там его найдется, а может и отец (потому как все мужики из близлежащих деревень вместе с солдатами возводили редуты и укрепления по всему полю). Но перед этим заехать к Раевскому и выяснить, как на его батареях идет подготовка к сражению.
Отдав честь, посадив Дениску со всеми его богатствами перед собой на коня, адъютант легкой рысью отправился выполнять приказание генерала.
Отправить мальчонку в тыл с передовой линии — это понятно, но зачем командующему Семёновскими флешами узнавать, как строится оборона у его соседа — неужели из праздного любопытства?
Еще 22 августа, когда русская армия занимала Бородино и выстраивала линию обороны, всё всем было ясно: оборона строится в косую линию через все поле, на левом фланге у Шевардино — редут. Выше — флеши Багратиона, затем батареи Раевского и так далее — всё по утвержденному плану.
Но вчерашнее Шевардинское побоище смешало планы не одному Кутузову. И Наполеон, отдавал приказы о перестройке пеших и конных линий для атаки. Шевардинский редут, как по волшебству, из левого фланга превратился в передовую. И сейчас, 25-го числа, обе армии перестраивали свои линии, точно переводили минутную стрелку — с без двадцати минут на четверть часа назад. В течение целого дня перестраивали свои редуты русские и перегруппировывали свои линии французы. Потому за весь день и не было сделано ни одного выстрела. Шутка ли — повернуть многотысячные, еще вчера готовые к бою, армии на 30 градусов, да не на бумаге, а на многокилометровом поле, с оврагами, речками и лескáми!
В первой русской линии обороны за флешами, редутами и батареями стояла пехота. И теперь левым флангом стали редуты Утицкого кургана, что за деревней Утица, что у Старой Смоленской дороги. Ниже, за дорогой выстраивались казаки Карпова. За Утицким курганом — московское ополчение и корпус Тучкова. Выше, у деревни Семёновское — Багратион, еще выше — вдоль семёновского оврага на Курганной высоте — Раевский со своими пушками. Еще выше, за речкой Колочь — сама деревня Бородино. За первой линией пехоты выстраивалась кавалерия. И за ней встал резерв. Именно так проходил весь день 25-го августа: с одной стороны поля Кутузов, с другой, Наполеон — как игроки, которым ветер повалил шахматные фигуры — и они спешно пытались восстановить их. И всё это на виду друг у друга и без единого выстрела ни с той, ни с другой стороны.
Дениска впервые сидел на боевом коне. Что на боевом! он и на лошадь-то никогда не садился, папка не разрешал! А тут! — он сидит с самим адъютантом генерала, сидит на коне и… скачет! Вот это был восторг! Поле неспешно проносилось мимо (адъютант побаивался, что мальчонка может свалиться, потому и не гнал своего коня, а двигался все той же легкой рысцой). В оврагах, в
