лесках, за насыпями — всё были русские солдаты, все скоро и бойко готовили поле к сражению.
Позади, остались Семёновские флеши, впереди завиднелась Курганная высота, самое высоко место на поле, на ней — Дениска вострыми своими глазами видел, как множество людей, суетились и копошились — «Точно муравьи на муравейнике», — сразу представил Дениска. Чем ближе приближались к «муравейнику», тем понятнее становилось для него — чего там все копошатся. Солдаты сооружали крепость. Кто тачки с землей возил — туда-сюда, кто корзины плел, кто землю в корзины ссыпал, кто эти корзины устанавливал, кто рвы возле корзин рыл — крепость становилась всё выше, ров всё глубже. И чем ближе подъезжал Дениска к Кургану, тем больше росло его восхищение. Это ж надо! Такая огромная! А на стены крепости и пушки уже затаскивали, и устанавливали. А под крепостью, на поле, по которому должны были завтра бежать и скакать французы и штурмовать крепость, солдаты ямы какие-то рыли, а которые уже вырыты были, палками накрывали, и ветками с травой маскировали. Такие ямы Дениска видел, когда с папкой и дедулей в лес на волка ходил, когда мамке и бабуле шубы на зиму нужны были. «Это ж волчьи ямы»! — сообразил Дениска.
— Это мы французов как волков ловить будем? — оглянулся Дениска на адъютанта. Тот, усмехнувшись, кивнул. — И шубы из них делать будем?! — даже и не поймешь, в шутку это сказал мальчишка или всерьез, но адъютанта это страшно развеселило, он аж голову запрокинул от внезапного своего смеха.
— Еще какие шубы! — отвечал сквозь смех, — с парижским шармом!
— С чем? — не понял Дениска.
— А ты и правда, смышленый малец! Держись крепче! — адъютант заметил у подножия кургана, в окружение офицеров, генерала Раевского. И решил с шиком подъехать и остановить коня у ног генерала, — адъютант был молод, красив и не мог не покрасоваться перед генералом (а более перед его офицерами), своим конем, за которого отец его целую деревню отдал в сто пятьдесят душ.
Лихо подъехав, эффектно спрыгнув, вытянувшись во фрунт так, что, казалось, в воздухе он воспарил, адъютант князя Багратиона отдал честь генералу Раевскому и по всей форме доложил тому о состоянии дел на Семёновских флешах.
— Передайте князю Петру Ивановичу, — отвечал Раевский, больше глядя, на своих солдат, что возводили на кургане крепость, чем на адъютанта (генералу явно было не до церемоний и уж точно не до красавца-коня и его прекрасного хозяина), что к ночи мы хлебосольно встретим Наполеона. И так его накормим картечью, что ему до Парижа хватит, — вот так и передай: что встретим и накормим по всем обычаям. А кто это с тобой? — Раевский вдруг заметил Дениску, который всё сидел на коне, одной рукой за гриву держался, а другой узелок с подарками к груди прижимал.
— Лисёнок наш! — отвечал адъютант, — князь Петр Иванович приказал его в тыл отправить. От самого Шевардино с нашей дивизией.
— Да, — совсем не весело отвечал Раевский, разглядывая Дениску, — сколько таких лисёнков теперь по России нашей ходит-бродит. Вот за тебя, Лисёнок, — Раевский подошел и потрепал Дениску по колену, — и за таких как ты, мы завтра французов накормим картечью до отвала. Пленных не брать! — резко обернулся он к своим офицерам. — Ни одного пленного чтоб я не видел! Всем это ясно? — и все его офицеры подобно багратионовскому адъютанту воспарили, вытянувшись во фрунт перед своим грозным генералом.
— С Богом, — неожиданно трогательно Раевский перекрестил Дениску. — Смотри, — глянул на адъютанта, — скачи мягко, не урони Лисёнка.
Адъютант без лишних слов вскочил на коня и, как и было приказано, мягкой рысью направил коня от Курганной высоты к деревне Татариново — в тыл, где находилась ставка самогó светлейшего князя, генерал-фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.
* * *
Каким же было огромным это Бородинское поле! Дениска и представить себе не мог! Но больше всего его восхищало не само поле, а кем оно было заполнено. То, что Дениска увидел, когда проснулся среди солдат Багратиона, и потом — на батарее Раевского — все эти крепости с пушками и солдатами, строящими и укрепляющими свои редуты, всё это померкло, перед ровными рядами кавалерии. Вот она красота! Вот она армия! Вот от чего у Дениски аж в груди от восторга защемило!
Кирасиры в слепящих на солнце глаза кирасах! в изогнутых блестящих шлемах украшенных разноцветными хвостами! И у каждого в руке тяжелый палаш. Они, как на картинках, прочно сидели в седлах и даже внимания на ехавшего на коне Дениску не обратили.
Драгуны в высоких красивых хвостатых шапках — веселые, один даже проскакал мимо Дениски, и что-то веселое крикнул, но Дениска не расслышал.
Уланы с поднятыми прислоненными к плечам пиками.
Гусары со свисавшими с плеч ментиками, и в смешных как ведро картузах, с торчавшими вверх перьями.
Меньше всего Дениску впечатлили казаки — точно мужиков на лошадей посадили — никакого кирасирского или гусарского блеска.
И всех их было так много, точно со всей России их собрали на это поле и построили в линии.
О какой сметане и мамке тут вспоминать! Обо всем забыл Дениска, до того его сердце радовалось этому разноцветному и сияющему великолепию русской конницы!
Но вот и конница осталась позади, и адъютантский конь, перейдя на шаг, вошел в деревню Татариново.
Дениска как из сказки домой вернулся: избы вдоль улицы, да заборы, а над заборами яблоневые деревья с яблоками, и под заборами яблоки — много в этом году яблок народилось. И бабы с ведрами, да и без ведер — ходили туда-сюда или у калиток стояли, как они ходили и стояли и в Денискиной деревне, и семечки даже лускали — скукота. Дениска аж вздохнул от накатившей грусти. Вот бы обратно — туда, где кирасиры! Или хоть на флеши, где пушки.
Адъютант остановился возле какой-то избы, привычно лихо спрыгнул со своего красавца-коня, и, наказав Дениске сидеть смирно, точёным шагом подошел к какому-то грузному старику, что сидел на лавочке, приткнувшись спиной к стене, и рассеяно грыз и жевал яблоко.
Этим стариком оказался сам главнокомандующий, светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов. Возле светлейшего несколько штабных офицеров; стояли, негромко переговаривались. Время шло к вечеру; адъютант от Багратиона был далеко не первым: в течение всего дня от Татариново к полю и обратно прискакивали, прибегали, приходили вестовые от всех корпусов и докладывали, сообщали или просили.
— Садись, голубчик, в ногах правды нет, — по-простому прервал Кутузов бравую речь адъютанта. Тот, повинуясь, сел, но совсем на краешек и совсем неудобно и неловко,
