— А большая бельевая прищепка?
— Разве это не очевидно? Хотя вы и холостяк, но должны знать, что женщины при случае стирают свое нижнее белье и вешают на просушку в ванной.
— Вязальная спица?
— Боже, не станете же вы утверждать, что тетушка Тельма могла быть не задушена, а заколота вязальной спицей?
— Нет, ни в коем случае. Но мне показалось любопытным, что нашли всего единственную вязальную спицу.
— И это довольно легко объяснить. Нет ни одной из дамских работ, которые я бы не могла выполнить, мистер Тревисс. В свое время я связала немало вещей. Но уже давно этим не занимаюсь, уже несколько лет. Думаю, другая спица просто потерялась.
Тревисс не стал настаивать и решил не заговаривать о деле до конца завтрака. И только потом сообщил мисс Фрейл о двух соображениях, которые, как он полагал, могли ее заинтересовать.
— Я ходил на аукцион. Думаю, распродажу мебели Чивертонов можно назвать событием. Какой успех!
Она согласилась, что распродажа действительно оказалась успешной.
— Все говорили, что у тетушки Тельмы ужасающий вкус. Таково было и мое мнение. Но вся эта слава вокруг торгов повысила цену даже худшему барахлу.
— Пошли в гостиную. Там находится то, что я приобрел на аукционе.
Она мягко положила ладонь ему на руку.
— Надеюсь, вас не обманули.
— Ну что вы, не беспокойтесь. Оцените, это одна из моих покупок. Очень старый бронзовый нож для разрезания бумаги.
Он вручил ей нож, она покрутила его и вернула.
— Да, он действительно очень старый — подлинное произведение искусства. Он находился в кабинете дядюшки Чарлза.
— А вот еще одна милая вещичка. Кажется, начало викторианской эпохи.
Она погладила строгий прикроватный стул из клена. Выражение ее лица не изменилось.
— Ценю ваши две покупки, — сказала она. — Этот стул был частью гарнитура. Но тетушка Тельма всегда путала простоту с банальностью. Она, простите мне это выражение, была буквально слепа к его очарованию и сдержанной красоте. Она распродала его по частям, кроме этого стула, который был сослан в мою спальню.
— Мне бы надо заняться поисками. Может, удастся восстановить гарнитур. Конечно, сиденье было недавно обновлено. Была сделана новая обивка. Но если верить распорядителю аукциона, ему не менее ста тридцати пяти лет.
Мисс Фрейл качнула головой.
— Да, вполне возможно.
Тревисс ждал, надеясь, что поколебал ее спокойствие прямым намеком, который не мог ее не задеть; быть может, она решится заговорить, сделать признание, но она хранила молчание.
Он взял ее за руку.
— Мисс Фрейл, должен вам признаться, вы самая необычная женщина из всех, каких я встречал.
Она не удивилась и с полной невозмутимостью ответила на его комплимент.
— Вы, мистер Тревисс, тоже весьма необычный человек. Я ждала от вас всего, но не лести.
— Не хочу показаться невежливым, но могу ли я задать вам вопрос личного характера?
— Конечно.
— Вы всегда были слепы?
— Да. С рождения.
— Значит, вы еще более необычны, чем я считал.
— Благодарю вас, мистер Тревисс. Но не стоит увлекаться настолько, чтобы отступать, терять свои убеждения или решимость. Чувствую, что вы подошли очень близко.
— Вы правы, я действительно весьма близок к разгадке.
— Это было бы некрасиво по отношению ко мне, совсем некрасиво. Вы завлекли меня сюда провокационно, заявив, что вам известна загадка, касающаяся моей персоны. Вы просто не можете меня отпустить домой, не сообщив о разгадке.
Он понял, что, используя иронию, она хотела уколоть его самолюбие, вынудить его на реакцию, заставить делать то, что в данный момент ему совсем не хотелось. Для нее было тайной радостью и своеобразным вызовом выдержать это последнее испытание. И он не лишит ее этой радости. Она ее заслужила.
— Плетение стульев одна из ручных работ, которыми занимаются многие слепые. Не так ли?
— Да, вы правы, — спокойно ответила она.
— Поскольку вы знакомы со множеством практических работ, думаю, вы умеете заниматься и плетением.
— Не буду этого отрицать.
— Кстати, ведь вы плели сиденье этого небольшого прикроватного стула?
— Действительно.
— Когда?
Она пожала плечами.
— Примерно за месяц до смерти тетушки Тельмы.
— Вы его полностью сплели?
— Не понимаю.
— Уверен, что понимаете, — в голосе его чувствовалась улыбка. — Теперь займемся областью гипотез. Скажем, к примеру, что вы желали убить миссис Чивертон, но не представляли, как за это взяться. И вдруг она однажды дарит вам небольшой прикроватный стул; его плетеное сиденье немного повреждено. Вы решаете сделать новое. И потому запасаетесь тем количеством растительных волокон, которые вам нужны для выполнения этой работы, ни меньше, ни больше. Вы знаете, сколько волокон вам надо. Теперь представим, что вы решили сплести сиденье, используя так называемый метод семи операций — как вы видите, я изучил соответствующую литературу, — но вы намеренно пропускаете шестой этап — этап обрамления вокруг бортика и окончательное связывание волокон. Когда сиденье сплетено таким образом, вряд ли найдется один из сотни и даже из тысячи, кто мог бы понять, что рисунок переплетения неполон? Предположим далее, что последнее волокно, необходимое и достаточное для завершения пропущенных операций, было спрятано в вашей спальне и пролежало там около месяца, до того времени, когда вы решили покончить с миссис Чивертон. В тот вечер, как обычно, входная дверь была заперта на ключ и старая дама уснула; предположим также, что вы согнули это волокно, чтобы образовать кольцо, соединив два конца и закрепив их бельевой прищепкой, а потом уложить его на дно умывальника, куда налили раствор глицерина и горячей воды, дабы волокно стало гибким, как плеть. Именно так делают? Когда волокно размягчилось, вы извлекли его — мы по-прежнему в области предположений — и тихо пробрались в спальню миссис Чивертон, осторожно обвили вокруг ее шеи эту плеть из волокна, прочную, почти как металл, и стянули ее, пока не последовала смерть. Далее предположим, что вы взяли эту плеть, выпрямили волокно и спокойно вплели его в сиденье стула, завершив операцию. И здесь вы использовали привычный инструмент — вязальную спицу. Уверен, никто, даже миссис Поттс, не заметил разницы между видом стула накануне убийства и после его совершения. Было маловероятно, что подобная мысль посетит и полицейского офицера, даже с самым развитым воображением. Он и не подумал бы, что искомое орудие удушения может быть неотъемлемой частью стула, стоящего у него прямо перед глазами.
Пока он говорил, лицо Лиззи Фрейл оставалось совершенно нейтральным, на нем не было ни улыбки, ни признаков растерянности, а когда он закончил, ее единственной реакцией был легкий как бы вопросительный вздох.
Потом она заявила:
— Предположим, что все это правда и вы совершенно правы, что никто и не заметил бы разницы в рисунке плетения. Большинство зрячих людей не используют глаза по назначению; они умеют лишь глядеть. Печально, не так ли? Они действительно не знают, что теряют.
Он тут же понял, что она не собирается ничего признавать, и ощутил какую-то странную радость. Он отпустил ее.
На улице, перед тем как Питерс помог ей усесться в машину, он протянул ей огромный букет красных роз.
— Спасибо, мистер Тревисс. Вы не могли мне сделать более приятного подарка. Спасибо и за этот восхитительный завтрак — и за ошеломительную гипотезу.
Он не сдержался, чтобы не спросить:
— Только и всего для вас, мисс? Только гипотеза?
Она рассмеялась, все это развлекало ее.
— Пока все это не доказано, все это остается чистой теорией. Не так ли?
Он не ответил и затронул другую тему.
— Полагаю, вы, наверное, вскоре уедете отсюда?
— Да. Я подарила дом Фонду помощи слепым. Он должен стать школой и центром подготовки, где будут обучать новым профессиям.
— Что станет с миссис Поттс и Бенсоном?
— Я позабочусь, чтобы они ни в чем не испытывали недостатка.
— Очень щедро с вашей стороны.
— Вовсе нет. Поттс, Бенсон и я прожили вместе четверть века, и многое нас сблизило. Можно почти сказать, что узы, которые нас объединяют, сильнее тех, что соединяют кровные связи.
Тревисс долго смотрел вслед машине, потом вернулся на любимую садовую скамью, чтобы поразмышлять об этом визите. Он был там, когда вернулся Питерс.
— Итак, она ничего не признала, — сказал молодой человек.
— Ничего.
— Вы ей не сказали, что могли бы доказать свою теорию.
— Я едва так не сделал, но потом образумился.
Доказательством, на которое намекал Питерс, было крохотное пятно человеческой крови, найденное Тревиссом на внутренней поверхности волокна из седьмой диагонали. Если бы полиция обнаружила его, процесс Лиззи Фрейл принял бы совершенно иной оборот. Но, увы, полиция оказалась столь же слепой, как и убийца.
