— А кто-нибудь укажет мне, в чем именно состоит мое предназначение? — едва не заламывая руки, спросил король.
— МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, НО ЗДЕСЬ Я ТЕБЕ НЕ ПОМОЩНИК.
— Но как я это выясню?
— НАСКОЛЬКО Я ЗНАЮ, О ТАКИХ ВЕЩАХ РАНО ИЛИ ПОЗДНО САМ ДОГАДЫВАЕШЬСЯ, — буркнул Смерть и одним прыжком взгромоздился на лошадь.
— А до тех пор я вынужден обретаться в этом ужасном месте. — Король обвел хмурым взглядом открытые всем ветрам бастионы. — И разумеется, в одиночку… Неужели никто и никогда меня больше не увидит?
— ОТЧЕГО Ж… ТЕБЯ СМОГУТ ВИДЕТЬ БЛИЗКИЕ РОДСТВЕННИКИ, ПОДДАННЫЕ, СКЛОННЫЕ К ДУХОВИДЕНИЮ. НУ И, САМО СОБОЙ, КОШКИ.
— Терпеть не могу этих тварей.
Лик Смерти, если такое только возможно, вытянулся и посуровел. Лазурное марево в глазницах внезапно зардело злобными всполохами.
— ВОТ ОНО ЧТО… — Тон, каким была отпущена эта реплика, наводил на мысль, что тот, кто проявляет нетерпимость к кошкам, тем более не достоин Смерти. — ТЫ, ЗНАЧИТ, ПИТАЕШЬ СЛАБОСТЬ К ОГРОМНЫМ, ЗУБАСТЫМ ПСАМ…
— По правде говоря, да.
Король понуро воззрился на вспыхнувший край горизонта. Псы. Как же их будет ему не хватать! А ведь, похоже, занимается изумительный для псовой охоты денек!
Тут он задумался, могут ли привидения охотиться. Скорее всего не могут, решил он спустя непродолжительное время. Равно как и ублажать свой желудок, смаковать прекрасные вина… Веселенькая его ожидает жизнь! А ведь он был завсегдатаем шумных, беспутных застолий — за одну ночь мог принять на грудь<«Принять на грудь» и «выпить» — синонимы. Разница лишь в количестве спиртного, разминувшегося с целью > баснословное количество кубков с хорошим элем. Или же с элем никудышным. Правда, отличать один от другого он никогда не умел — разве что на следующее утро.
В отчаянии король пнул ногой камень — и, к вящей своей удрученности, убедился, что ступня прошла сквозь гранит, не встретив сопротивления. Итак, ни тебе охоты, ни возлияний, ни пирушек, ни карнавалов… Жуткий вывод пришел на ум покойному. Число радостей плоти, не сопряженных с плотью как таковой, было пугающе невелико. Внезапно королю расхотелось жить. То, что на самом деле он и так уже мертв, нисколько его не вдохновляло.
— А НЕКОТОРЫМ НРАВИТСЯ БЫТЬ ПРИЗРАКАМИ, — заявил Смерть.
— Чего? — безрадостно переспросил король.
— НЕ ТАК УЖ ЭТО СКУЧНО, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ. ПРИЗРАКИ МОГУТ НАБЛЮДАТЬ ЗА ДЕЛАМИ СВОИХ ПОТОМКОВ… ВИНОВАТ, Я ЧТО-ТО НЕ ТО СКАЗАЛ?
Однако Веренс уже бесследно исчез в стене.
— ТЫ МЕНЯ УЖ НЕ РУГАЙ… — сварливо пробубнил Смерть.
Взглядом, что не увязнет ни во времени, ни в пространстве, окинул Смерть бескрайние дали, увидав страшный оползень в Клатче, уловив рев урагана в Очудноземье, учуяв чуму в Гергене.
— ЗА РАБОТУ, ЗА РАБОТУ, — буркнул он и пришпорил лошадь, тут же взмывшую в небесную высь.
А меж тем Веренс, не признавая дверей, мчался сквозь собственный замок. Ступни его ног едва касались пола, а иногда и вовсе не касались.
Будучи королем, Веренс привык относиться к прислуге, словно ее не существует вовсе. Так что в этом вопросе ничего не изменилось — став призраком, Веренс все так же не замечал слуг. Правда, те теперь не отступали в сторону, поэтому приходилось идти прямо сквозь них.
Дверь в детскую была выломана. Веренс вбежал внутрь. По полу были раскиданы мятые простыни.
Тут же он услышал частую дробь конских копыт. Бросившись к окну, король увидал собственную лошадь, запряженную в карету. Лошадь, отчаянно стуча копытами, вынеслась из двора замка. По пятам за ней скакали трое верховых. Прерывистое эхо прокатилось по брусчатке мостовой. Потом все стихло.
Король что было сил бухнул рукой по подоконнику, утопив кулак в плите по самое запястье.
Следующим действием Веренса стал прыжок из окна. На расстояние, отделяющее его от земли, ему уже было начхать. Опустившись во дворе, король полулетом-полубегом направился к дверям конюшни.
Спустя секунд двадцать было сделано очередное открытие. В скорбный список занятий, несовместимых со статусом призрака, следовало внести и верховую езду. Монарх, правда, исхитрился сесть в седло или, скажем так, сумел зависнуть враскорячку над землей, однако, стоило животному, до смерти напуганному непонятным шебуршанием за ушами, во весь опор сорваться с места, как Веренс осознал, что сидит верхом на пяти футах прозрачного воздуха.
Тогда он решил пуститься в погоню на своих двоих, но, добежав до открытых ворот замка, столкнулся с воздушной решеткой, по густоте и вязкости не уступающей дегтю.
— Все это пустое, — услышал он за спиной печальный старческий голос. — Придется тебе обитать там, где тебя прикончили. Такова жизнь призрака. Уж поверь мне, я-то знаю…
Вторая лепешка, одолев половину расстояния до рта матушки Ветровоск, застыла в воздухе.
— К нам кто-то едет в гости, — промолвила матушка.
— Это ты определила по покалыванию в пальцах? — с чистосердечным любопытством воскликнула Маграт, которая черпала сведения о ведовстве по большей части из книг.
— Нет, по колебанию мембран ушей, — отозвалась матушка Ветровоск, покосившись в сторону нянюшки Ягг.
Тетушка Вемпер была в своем роде выдающейся ведьмой, однако вечно витала в небесах. Цветы, романтика и прочее в том же духе.
Теплый летний ливень начинял воздух клубящимися сизыми призраками, и потому яростный оскал молнии лишь слегка осветил вересковую поросль, спускающуюся по склону до самого леса.
— Неужто стук копыт? — сказала нянюшка Ягг. — Кому ж взбредет в голову заявиться в наши места такой ночью?
Маграт боязливо скользнула взглядом по склону. Овцепики там и сям были утыканы исполинскими обелисками, след происхождения которых терялся в дымке столетий. Рассказывали, однако, что гигантские камни ведут вполне самостоятельную, подвижную и деятельную жизнь. Маграт невольно вздрогнула.
— А кого здесь бояться? — переведя дух, поинтересовалась она.
— Нас, — надменно молвила матушка.
Стук копыт стал ближе, отрывистее. Карета с грохотом принялась молотить ветки дрока, пока совсем не застряла. Возница соскочил с передка, обежал экипаж, вытащил из кареты объемистый сверток и сломя голову ринулся к тому месту, где заседала троица ведьм.
Посреди проплешины из сырого торфа он внезапно замер, устремив на матушку Ветровоск взгляд, исполненный ледяного ужаса.
— Не бойся, — шепнула она, и шепот этот в рокоте бури прозвучал ясно и звонко, как зов колокольчика.
Она сделала пару шагов навстречу незваному гостю, и поспевший вовремя разряд молнии позволил ей заглянуть в глаза пришельца. Взгляд этих глаз был сфокусирован тем особым способом, который немедленно подскажет любому из Тех, Кто В Курсе, что носитель этого взгляда уже никогда и ничего не сможет разглядеть.
Последним судорожным усилием сунув сверток в руки матушки, пришелец рухнул под ноги ведьмы, явив взору оперение всаженной глубоко в спину арбалетной стрелы.
К костру тем временем шагнули еще три тени; другой паре глаз было суждено встретить взгляд матушки. И глаза эти были подернуты льдом, обжигающим, как склоны преисподней.
Их обладатель отшвырнул в сторону арбалет и обнажил меч. Из-под сбившегося, пропитанного влагой плаща показалась чешуя кольчуги.
Он не стал выписывать клинком восьмерки. Вновь прибывший не был падок до эффектов. Глаза выдавали в нем воина, хорошенько усвоившего, для какой надобности приспособлены клинки.
— Тебе придется отдать мне то, что ты держишь сейчас в руках.
Матушка отвернула краешек одеяла. Под ним оказалось сморщенное, посапывающее личико.
Матушка снова взглянула в глаза незнакомца.
— Ни за что, — из принципа ответила ведьма.
Воин покосился на застывших Маграт и нянюшку Ягг, которые в данный момент ничем не отличались от обелисков в вересковой поросли.
— Никак ведьмы?! — осведомился воин.
Матушка кивнула. В тот же миг небосвод пронзила молния, и всего в сотне ярдов от места событий ярким пламенем вспыхнул куст. Двое солдат, держащихся на некотором отдалении от командира, встревоженно зашептались, но тот вскинул закованную в сталь руку.
— А правду говорят, что ведьму клинок не разит? — спросил воин.
— Первый раз слышу, — невозмутимо промолвила матушка. — Надо попробовать, и все выяснится.
Один из солдат сделал шаг вперед и с опаской потрогал патрона за рукав:
— Сударь, покорнейше умоляем, одумайтесь, не ввязывайтесь…
— Попридержи язык.
— Вы навлечете на всех нас страшную участь…
— Ты что, оглох?
— О сударь… — заскулил солдат.
Его взор, на мгновение встретившись с ведьминым, тут же пропитался безграничным ужасом.
Командир же, не отрывая взгляда от окаменевшего лица матушки, широко ухмыльнулся:
— Можешь дурить голову крестьянам, мать ночи. Если я тебя своим клинком привечу, ты последнего «прости» сказать не успеешь.
