— Метод, разработанный в одной из школ известной философской системы Самты, распространенный в Клатче, что по вращению, — тараторил Шут, не отрываясь от карт. — Приверженцы этой школы, проповедующие крайний аскетизм, связывают достижение внутренней цельности и самообладания с углубленной медитацией в сочетании с определенной техникой дыхания. Характерной особенностью зена является практика подсказок, облекаемых в форму бессмысленных с точки зрения формальной логики суждений, что способно существенно расширить, по мнению адептов школы, рамки обыденного восприятия.
— Чего расширить? — переспросил повар.
Свою порцию переживаний на сегодняшний день главный повар уже получил. Все началось с того, что, неся поднос с завтраком в Большую залу, повар никак не мог отделаться от чувства, что кто-то упорно пытается утащить из его рук тарелки. На одном этом можно было бы поставить жирную точку, но нет, этот новоявленный герцог отослал его обратно на кухню, повелев приготовить ему… Повар передернулся. Овсянку! И еще яйцо вкрутую со струйкой навыпуск! Повар был не в том возрасте, чтобы стряпать всякую ерунду — даже шутки ради. Он свято верил в идеалы старинной феодальной традиции, которая не допускала появления на столе ничего такого, что не проходило стадию поджаривания и в чью пасть нельзя было всунуть яблоко.
Шут, с минуту нервно мусоливший карту, наконец собрался с мыслями и ловко вышел из положения.
— Ей-ей, дяденька, — пискнул он, — ты сыплешь вопросами чаще, чем клатчский вернедуб своими желудями.
Повар задышал спокойнее.
— Ладно, чего ждешь… — пробурчал он, еще не до конца избавившись от подозрений. Но Шут, желая поскорее рассеять неприятный осадок от разговора, охотно отдал три следующих кона.
Меж тем привратник открыл задвижное окошко на воротах.
— Кого тут принесла нелегкая? Отвечай, разрази тебя гром! — грозно рявкнул он.
Перед калиткой стоял промокший до нитки солдат, в глазах которого застыл смертельный ужас.
— Почему ты сказал, что меня принесла нелегкая? — запинаясь, выдавил он.
— Если самый умный, так оставайся там, снаружи, и мокни себе, — невозмутимо ответствовал привратник.
— О нет! Послушай, я должен немедленно увидеться с герцогом! Тут по округе шастают ведьмы!
Привратник хотел было сострить и ответить что-нибудь вроде: «Отчего ж не пошастать, погодка-то самый смак!» или: «Я бы и сам пошастал, подменишь?» — но выражение лица солдата внезапно заставило его осечься. Человека с таким лицом вряд ли возможно посвятить в мир шутки. Ибо перед лицом этим только что предстал совсем другой мир, о существовании которого не пристало ведать душе смертного.
— Ведьмы? — удивился герцог Флем.
— Ах, ведьмы! — вскричала герцогиня.
Из продуваемого сквозняком коридора донеслось бормотание, бесцветное и невнятное, как сипение ветра, но согретое надеждой:
— Ведьмы…
Уж они-то точно могут видеть призраков.
— Это не нашего ума дело, поняли? — втолковывала матушка. — Вмешаемся, потом хлопот не оберемся.
— Зато все так романтично! — зашлась от восторга Маграт и громко выдохнула.
— Ухти-тухти, — сочла нужным заметить нянюшка Ягг.
— Какая теперь разница? — сказала Маграт. — Ты ж все равно прикончила этого хама!
— С чего ты взяла? Я только устроила так… чтобы все шло своим чередом. — Матушка Ветровоск сдвинула брови. — Сам начал землю рыть. А когда нет уважения, жизни тоже нет.
— Рэкс-пэкс-фэкс — слыхала, Маграт?
— Тот человек передал его нам, понадеявшись на нашу помощь! — вскричала Маграт. — Он думал, что сообща мы сумеем выходить малыша! Да ведь это же яснее ясного! Разве ж это не судьба?!
— Вот именно, яснее ясного! — кивнула матушка. — Тут ты сто раз права. Только жизнь так устроена, что ясность твоя — еще далеко не вся правда.
Она взвесила корону на руке. Тяжеленная, но вес ее состоял не только из фунтов и унций.
— Согласна, — не стала спорить Маграт. — Однако не стоит забывать…
— Не стоит забывать, — перебила ее матушка, — что скоро сюда нагрянут люди. Будут прочесывать местность. Причем люди подберутся серьезные, и прочесывать местность они будут умеючи. Знаешь, как это называется? «Снесение строений в общественных нуждах», иначе «Выжженная земля». И во-вторых…
— Как наш малыш? Ути-пути… — прогнусавила нянюшка.
— …а во-вторых, Гита, мы будем тебе очень признательны, если ты перестанешь кулдыкать, как индюшка, — огрызнулась матушка.
«Опять я сорвалась», — сокрушенно подумала она. Нервы, как уже давно заметила матушка, пошаливали у нее всякий раз, когда ее покидала привычная уверенность в себе. Ведьмы сейчас сидели в хижине Маграт, а здешнее убранство действовало на матушку угнетающе, поскольку отражало веру хозяйки в мудрость Природы, прекрасных эльфов, кругооборот времен года, целительное воздействие цветовой гаммы и еще в целую уйму разных глупостей, которые бывалая ведьма обычно презирает.
— А ты перестань трепаться. Скажи лучше, что с малышом делать, — в свою очередь огрызнулась нянюшка Ягг. — У меня своих — пятнадцать таких.
— Ты не торопись, нужно тщательно все обдумать, — ответила матушка.
Ведьмы умолкли и некоторое время глядели на матушку выжидающе.
— Ну? — не выдержала Маграт. Матушкины пальцы выбивали дробь по ободку короны. Вид у ведьмы был довольно суровый.
— Значит, так. Малышу здесь не место, — произнесла она, жестом показывая, что намерена закончить мысль. — Нет, нет, Гита, я знаю, у тебя хижина просто загляденье — чистая, ухоженная, но как убежище она не подходит. Малыша нужно отправить из этих краев туда, где про него никто слыхом не слыхивал. И надо решить, как поступить с этой штукой, — закончила матушка, перебрасывая корону из одной руки в другую.
— Да ведь это так просто! — вскричала Маграт. — Послушайте, давайте спрячем ее под каким-нибудь валуном… Ну или еще где-то рядом. Что такое корона? Ребенка спрятать гораздо труднее.
— Глупости, — перебила матушка. — Сама подумай, сколько в стране детишек, и все на одно лицо. А вот корон — раз-два и обчелся. И потом, я точно знаю, они умеют делать так, чтобы их отыскали. Как бы приманивают к себе человеческую душу. Сунешь ее под какой-нибудь камень, и через недельку-другую, помяни мое слово, этот камень кому-то очень захочется перевернуть.
— Все так и есть! — горячо поддержала ее нянюшка Ягг. — Сколько раз бывало: уронишь какое-нибудь волшебное кольцо в море, а в дом воротишься, решишь ломтик палтуса себе поджарить, глядь, а вот и оно, целехонькое!
С минуту ведьмы обдумывали услышанное.
— Ни разу не было, — вдруг жестко высказалась матушка Ветровоск. — Да и с тобой отродясь такого не бывало… Но не в этом дело. Рано или поздно ему захочется вернуть корону. Если у него и вправду есть права на нее. А ты, Гита, хочешь обижайся, хочешь нет, иногда такое отмочишь, что…
— Давайте я приготовлю всем чай, — вставая с места, прожурчала Маграт и упорхнула в буфетную.
Оставшись вдвоем по обе стороны от стола, две старые подруги некоторое время сохраняли подчеркнуто учтивое молчание. Первой заговорила нянюшка Ягг:
— Смотри, как миленько она здесь все устроила! Цветочки… А это что такое со стен свисает?
— Пихтограммы, — брезгливо процедила матушка. — Насколько я вижу.
— Скажите пожалуйста… — вежливо протянула нянюшка Ягг. — Гляди-ка, всякие одеяния, волшебные палочки…
— В ногу со временем шагает, — фыркнула матушка. — Когда я была молодой, нам раздавали по головке воска да по паре булавок, и то еще спасибо не забудь сказать. Никто ничего на блюдечке не приносил, сами свою ворожбу в жизнь запускали, сами потом и осваивали.
— Чего там, свои три пуда соли каждый должен съесть, — ответила не менее умудренная опытом нянюшка и пару раз легонько качнула дитя, прерывая его попытку расплакаться.
Матушка снова фыркнула. Трижды за свою жизнь побывав замужем, нянюшка Ягг стояла нынче во главе обширного клана отпрысков и внуков, рассеянных по всему королевству. Правда, заводить семьи и рожать детей ведьмам не воспрещалось. Здесь матушка была вынуждена уступить, хотя сама считала иначе. Матушка в третий раз не удержалась от пренебрежительного фырканья. И тут же пожалела об этом.
— А это что за запах? — недоуменно спросила она.
— Так-так, — сказала нянюшка Ягг, осторожно перекладывая ребенка на другую руку. — Пойду спрошу Маграт, у нее должны найтись чистые тряпки.
Оставшись одна, матушка почувствовала себя чуть неловко, как всякий гость, что остался один посреди хозяйской комнаты. Она даже погасила в себе мимолетный порыв подняться и рассмотреть корешки книжек в серванте, провести пальцем по каминной полке в поисках возможной пыли. Вместо этого она принялась с озабоченным видом вертеть в руках корону. Корона и в самом деле была куда увесистее, чем выглядела.
