- Где он? – чуть ли не кричит, и чувствует Лена, что беда в воздухе витает.
- Чего кричишь, скаженный? – вмешалась мать, собираясь вытолкать сына, а сама глазами вращает, чтоб внимание на нее обратил, да шепчет что-то.
- Димка из города звонил, друг мой. Говорит, Ленка наша теперь брошенка!
Глава 3
Оказалось, что тот самый Димка приехал на вокзал с женой. И каково же было его удивление, когда он увидел Никиту с другой девушкой. Поначалу решил, что Лена тоже где-то неподалеку, но потом пара поцеловалась. Догадка сразу пронзила мозг, и он решил выяснить, знает ли об этом сама Лена. Подошел, поздоровался. Никита его видеть был не рад, он изменился в лице и отошел с ним в сторону. Отпираться бесполезно, потому Никита и сказал, что между ними все кончено. Как отвез жену к матери, как рассказал ей все.
- Бросил, значит, - вздохнул Димка, у которого Ленка на глазах росла. Жалко девчонку, она ж о своем муже только хорошее, а он быстро клятвы, данные всего два года назад, позабыл.
- Ты в наши дела не лезь, - махнул на него Никита рукой, - сами разберемся, - и ушел к новой девушке.
- Не ори мне тут, - шикнула мать и толкнула сына в бок.
- Ничего не понял, кто звонил? – появился Николай на кухне. – Что случилось?
Зыркает Лёшка на мать и сестру, видит, что отец ни о чем не знает.
- Да друг его, - вновь пришла мать на выручку. – Говорит, билеты на море дешевые. Ты садись, Лёш, садись. Даша скоро придет?
- Придёт, - отвечает грубо.
- Ты с матерью так не говори! – предупреждает отец и головой качает. – Чего на тебя нашло?
Сжал кулаки Лёшка, кровь бурлит, хочется по лицу зятю дорогому надавать. Был бы тут, не удержали бы, но от своего Лёшка не отступится. Найдет и разукрасит мама не горюй.
Лена в раковину взглядом уткнулась, будто виновата в чем, и еле дышит. Жалко так себя стало, вновь горечь накатилась.
- Выйдем? – обращается к ней брат, а она быстро-быстро моргает, чтоб не заплакать.
- Дай ей рыбу дочистить, - просит мать, - успеете наговориться. Даше лучше позвони, чтоб пришла быстрее. Коль, а ты в подвал слазь, грибочков достань.
Вышел Николай из кухни, а мать шепчет сыну.
- Знаю все, только не кричи тут громко. Что с твоих слов, когда и так все ясно. Отцу волноваться нельзя.
- Убью, - рычит.
- А дальше чего? – размышляет мать. – Я что ль детей твоих растить буду? Не достоин он того, Лёш, плюнь и разотри.
- А ты чего молчишь? – злится брат, на сестру смотря.
- А ты к ней не лезь, без тебя тошно, чего к Ленке пристал. Думаешь, она рада тому? Ишь, прискочил, перья распушил, как петух какой, в драку рвется.
- А что ж, думает, если из города, можно сестру мою обижать?
- Все, отец идет, цыц, - приказала мать.
Пироги выходили не как всегда пышные и добрые, а какие-то кособокие, как больные. Наскоро сделала Галина и в печь, а у Лены все с рыбой не ладится. Силится лицо блюсти, чтоб перед всеми не разреветься.
- Гостей ждете? – вошли в дом Даша с сыновьями.
- Проходите, конечно, - кричит с кухни мать. – Лёша, Коля, стол раздвиньте, чтоб всем сесть.
- Помощь нужна? – вошла на кухню Даша, осматривает всех, чтоб настроение понять. Ох как кричал дома Лёшка, она успокаивала, да горячий больно, сорвался и к матери.
- Лену смени, - кивает на дочь Галина, и Даша, понимая все, засучивает рукава.
- Привет, - целует девушку в щеку, становясь у раковины вместо нее.
Лена кивает, и витает на кухне жалость и злоба, что хочется в место сбежать, где недавно лежала. В чистое поле уйти, без людей чтоб. Нет сил никого видеть, и не виноваты они, а вон как Дашка жалостливо смотрит. Хорошая девушка, Лёха как сказал, что жениться собирается, Лена и обрадовалась. Они ж как подружки стали.
- Нездоровится, - кивает на дочку мать, а отец смотри пристально.
- Заболела что ли? – спрашивает.
- Сессию только закрыла, Коль, я ж тебе говорила. Спала мало, стресс у нее. Ты иди полежи, - отправляет Галина дочь в комнату, - как все готово будет – позовем. – И снова ложь во спасение с долей правды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Подняла глаза Лена, а на нее каждый смотрит: Даша с жалостью, мать с понимаем, Лёшка насупив брови, и только отец в неведении. Скажет, обязательно скажет, как сама с мыслью свыкнется. Спасибо матери, что поддержала, не говорила – «я же предупреждала», а горой за нее.
Отправилась Лена к себе. Дом из четырех комнат жилых состоял: самая дальняя спальня – родительская, перед ней – зал, где все вместе собирались, там и телевизор большой стоял, а ближе к кухне распашонкой их комнаты с Лёшкой, раскинулись по обе стороны дома. Его направо, ее налево. Дверей отродясь не было, а потому закрывали проем шторы. Конечно, о звукоизоляции речи не шло, а вот скрыться от любопытных глаз позволяло.
Комната выглядела, как и десять лет назад. Жизнь шла, а здесь, будто, остановилась. Рядом с кроватью стояла старая тумбочка, доставшаяся еще от бабушки. Разделенная одной полкой на две части, она хранила в себе детство в виде дневников, анкет, тетрадей и фотоальбомов. Приезжая сюда с Никитой, она доставала из сокровищницы что-то и садилась к мужу вплотную, комментируя альбомы или тетради. Такие вечера она ценила особенно, когда прошлое и настоящее сливалось воедино.
Окно выходило в сад. Яблоня, дающая плоды раз в два года, в этом не плодоносила. Стояла зеленая, толстоногая, упершись в землю корнями. Открыла Лена окно, и в комнату ворвался запах прибитой пыли, смешиваясь с ароматами цветов. Сколько воспоминаний таит отчий дом. За спиной раздавались голоса, прислушалась Лена, только о чем именно разговор не различила. Она забралась с ногами на подоконник, уперлась спиной о стену и уставилась на двор. Напротив, за забором, сколько она себя помнит, жили Хохловы: многодетная семья. И вот тут как раз окно мальчишек выходило на ее. Помнит, как стеснялась тех, что постарше, а они будто все на одно лицо, но такие красивые. И девочки в семье вышли загляденье. Лена иногда играла с ними, а так они все чаще друг с другом, в семье. Дружные всегда, друг за друга горой.
Внезапно тюль в окне напротив зашевелилась, и Лена хотела соскочить с подоконника, будто ей вновь 13 лет. Створки распахнулись, и она увидела мужчину.
- Привет, соседка, - улыбнулся он, и Лена с уверенностью не могла назвать его имя. Как разлетелись все по разным частям России, разве упомнишь каждого. Помнится, один на Север уехал, двое в Москву, но это все со слов матери, да и не интересовалась особо Лена участью, живы и хорошо.
- Привет, - кивнула в ответ.
Отчего-то мужчина располагался низко, будто на коленях стоял, а не во весь рост. В лице угадывалось то детское выражение, которое Лена помнит.
- Узнаешь? – поинтересовался.
Неудобно Лене было признаться, но пожала плечами.
- Миша? – попробовала угадать.
Он рассмеялся зычно и по-доброму, и так, что девушка улыбнулась. Бывает такой заразительный смех, заставляющий людей улыбаться.
- Гриша, - поправил ее. – Мишка в Москве, начальником стал. А я вот, - как-то горестно вздохнул он.
- Что вот? – не поняла Лена.
Он как-то пристально посмотрел на нее, окидывая взглядом всю: от макушки до пят, и немного помолчал, раздумывая.
Внезапный стук заставил Лену резко обернуться, а сердце затрепыхаться в груди. Так принято в их доме, стучать даже без двери, проявляя уважение к хозяину. Никогда ни мать, ни отец не позволяли себе просто так войти, нарушая личное пространство. Уважали детей, и их приучили уважать окружающих.
- Войдите, - отозвалась Лена, смотря на проем.
- Это я, - раздвинув шторы, вошел брат.
Лена обернулась на соседское окно, но там уже никого не было. Оно все еще оставалось открытым, но человек испарился, будто привиделся.
Глава 4
- Ты извини, - начал Лёша, смотря себе под ноги. Признавать ошибки всегда дело непростое, но человек тем и ценен, что способен посмотреть на случившееся со стороны и понять собственную неправоту. – Говорила с кем?
