— Да ладно тебе, не распаляйся! Перес была излишне придирчивой и… строгой, но она за это поплатилась, можно так сказать.
— А эта… Рэндэл всегда так опасна? К ней что же, вообще прикасаться нельзя? Как же вы тогда обходитесь?
— Нет. Такое она может сделать только после того, как ее разбудить во время этого транса. Потом ничего такого в ней нет. Как будто она действительно во время этого транса отправляется в ад… мне кажется, она как будто оттуда кого-то вытаскивает. Если ее разбудить во время этого, вырвать оттуда, как будто то, что делает это с ее телом… вырывается вместе с ней. Этот ад, который пожирает заживо ее тело, пока она находится там в своем трансе. И именно в такие моменты она может сделать это с кем-то еще… затащить туда, откуда только что выскочила… в этот ад. Заставить одним своим прикосновением человека разлагаться и гнить заживо с такой скоростью, что за считанные секунды может лишить человека руки… но это только в такие моменты. Просто не трогай ее, когда с ней это происходит. И все. Смотреть можно, трогать нельзя. И не будить. После того, как это с ней происходит, она долго болеет. Ей плохо, она страдает. Но выглядит умиротворенной и… довольной. Она как будто даже радуется, и совершенно не обращает внимание на то, что происходит с ее телом. Когда это случилось в первый раз, она была напугана, очень. Плакала. Потом, когда все зажило, успокоилась. Через какое-то время это опять повторилось. Потом снова и снова. Каждый раз все чаще.
— Она сама это делает или это происходит с ней помимо ее воли?
— Мне кажется, что сама. Как будто она ходит туда за кем-то.
— В смысле?
— Мы наблюдаем каждый раз, и думаем, что она отправляется в ад за чьими-то душами и вытаскивает их оттуда. Это тяжело и очень больно… судя по тому, что с ней происходит и как она кричит. Она всегда очень торопится. И торопит того, кто с ней. Видимо, ад не желает отпускать свои души, и пытается ей помешать. Убить ее. Каждый раз мы думаем, а если она не успеет проснуться — что тогда будет? Она сгниет и развалится заживо у нас на глазах?
Торес содрогнулась и поежилась, отводя глаза.
— Жуть какая-то. И бред. Это же полный бред.
— Да. Бред, — Скавелло снова пожала плечами. — Но тем не менее.
— А вы пытались ее расспросить? Узнать, что к чему?
— Конечно. Только она не очень разговорчива. Сказала, что долго объяснять. Что она спасает тех, кого погубила. Просила ей не мешать. Что у нее мало времени. Что-то про проклятие и какой-то черный туман, который ее убивает. Что она хочет спасти как можно больше людей… прежде чем он ее убьет. А времени и сил у нее осталось очень мало. Она не успела вытащить какую-то Эмили, вот и взбесилась так. Теперь ей долго придется восстанавливаться, прежде чем она снова сможет за ней пойти.
— И ты веришь в то, что она говорит?
— Ну… я не знаю. Верю. Я же своими глазами это вижу.
— Даже если так… этот ад, души и черный туман… как она может вытаскивать оттуда души? Она что, правда что-то вроде медиума или ведьмы?
— Она сказала, что у нее какой-то дар.
— Какой дар?
— Не знаю. Дар, позволяющий спасать кого-то, но, судя по всему, не ее саму. То, что она делает, ее убивает. Она уже похожа на труп. Она не жилец. Она не доживет до исполнения приговора. Может, оно и к лучшему.
— Но она же беременна. Что же с ее ребенком? Когда срок?
— Через пару месяцев. Не знаю я, что с ребенком после всего этого. Она сама как вроде не очень за это переживает. Как будто уверена, что с ним все в порядке и ничего плохого не случится. Доктор слушает его периодически. Говорит, живой. Хотя это странно при всей этой дьявольщине… А вдруг какой-нибудь зомби родится? Или монстр?
— Да ну, это уже вообще фантастика!
— А то, что сейчас происходит — не фантастика? Это самый настоящий фильм ужасов! Если у нее родится зомби, я уже, наверное, не удивлюсь.
Торес с тревогой разглядывала свою руку. На лице ее застыл страх.
— Я схожу в лазарет, ты не против?
— Болит?
— Ага.
— Иди.
Вечером, несмотря на угрозу Скавелло, что заключенная не получит еды и воды, Торес отнесла ей поднос с ужином. Скавелло молча отвернулась, увидев это, сделав вид, что не заметила. С рукой Торес все вроде бы обошлось, были большие гематомы, как сказал врач, но ничего серьезного. Рука болела, но уже то, что ее не нужно ампутировать, как руку Перес, было облегчением.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Заключенная встала с койки и подошла к двери, чтобы забрать поднос. Торес встретилась с ее прозрачно-голубыми глазами. Такими же прекрасными, как раньше. От красноты не осталось и следа.
— Простите меня… Я сожалею, — тихо проговорила она приятным грудным голосом, в котором была легкая хрипотца. — Когда меня будят… я сама не своя.
— Тебе было больно. Ты кричала. Я не смогла на это смотреть, — холодно и сдержанно ответила Торес. — Я хотела помочь.
— Спасибо, — Рэндэл виновато опустила прекрасные чистые глаза, странно смотревшиеся на пепельно-сером лице. Черты его были точеными, красивыми. Очевидно, что когда-то эта женщина блистала красотой. Но сейчас она походила на смертельно больного человека, измученного болезнью. Ее красота поблекла, почти уничтоженная неизвестным недугом. Прекрасные глаза запали на худом лице, провалившись в темные, фиолетово-серые круги, щеки впали, нездорового, какого-то мертвенного цвета кожа облепила кости ее лица, полные, красивой формы губы отливали синевой. К тому же, на лице красовалось «трупное» пятно, появившееся во время ее странного транса, как называла это Скавелло, которое выглядело отвратительно и явно не красило. На другой стороне лица скула была разбита, опухшая и налившаяся гематомой от удара дубинкой Скавелло. Ее язвы были обработаны и заклеены пластырем после визита доктора. На этом медицинская помощь заканчивалась.
Одежда на ней болталась. Руки были тонкими и худыми, казались слабыми, что удивляло Торес, которая до сих пор ощущала на своем запястье мертвую хватку ее пальцев. Можно было предположить, что раньше у нее была красивая фигура… до того, как ее сожрало что-то изнутри, превратив в обтянутый кожей скелет. На фоне этой нездоровой худобы странно и почти безобразно смотрелся ее огромный живот.
«Боже, как она еще может носить ребенка в таком состоянии?», — поразилась про себя Торес.
— Ты должна лучше питаться. Ради ребенка.
— Я стараюсь. Но… у меня сильный токсикоз. В моем желудке почти ничего не может удержаться.
— Ты говорила доктору? Может, он даст какие-нибудь таблетки, чтобы ты хотя бы смогла есть?
— Говорила. Только не думаю, что мне помогут таблетки.
— Почему? Что с тобой? Ты больна?
— Нет, — на синих губах заключенной появилась слабая печальная улыбка.
— Как же нет? Тогда что с тобой?
— Ничего. Я просто умираю.
Забрав поднос, она медленно вернулась на койку и устало села. Опустив взгляд, она безрадостно и безразлично уставилась на еду.
— Это я вижу. Но почему? Если это не болезнь… то что же тогда? Что тебя убивает? — не могла сдержать любопытства Торес, разглядывая ее.
— Я сама, — едва слышно отозвалась она.
— Как это?
На этот раз Рэндэл не ответила. Взяв ложку, она почерпнула картофельное пюре и поднесла ко рту. На мгновение замерев, словно набираясь силы воли, она открыла рот и осторожно положила ложку в рот. Пожевав, проглотила. И тут же, оставив поднос в сторону, метнулась к туалету. Силы оставили ее, и она со стоном упала на колени, давясь и захлебываясь в неудержимых позывах рвоты.
Торес, невольно сморщившись, наблюдала за ней.
— Может, есть что-то… что ты сможешь есть? Скажи мне… Кэрол. Я принесу.
Женщина бросила на нее благодарный взгляд, вытирая ладонью рот. Медленно поднялась. Торес заметила, как дрожат от слабости ее ноги и руки.
— Хлеб… я могу есть хлеб. И сок.
— Сдобу?
— Наверное.
— Хорошо, я завтра принесу. Я спеку тебе булочки и пирог. Я неплохо управляюсь с тестом, — Торес улыбнулась.
