Я открыл глаза. Со стула поднялся отец и склонился над кроватью. В дальнем углу сидел бледный и худой человек с белой головой, которого я никогда не видел.
— Больница Кайзера, — объяснил отец. — Ты был без сознания почти восемнадцать часов.
Я зажмурил глаза. Чувство ошалелости, очевидно, происходило от анальгетиков, решил я. И все же их было явно недостаточно.
— Монго? — промямлил я. Слова, протискивающиеся сквозь скрепленную проволокой челюсть, распухшие губы и раздутый язык, звучали, как у Джаббы Хутта без субтитров. Старик понял меня первым.
— Твой отец задремал в спальне. Его разбудил шум, — сказал незнакомец. Его голос пробудил во мне какие-то воспоминания. Может, это один из тех сиплых стариков из клиники физической терапии?
— Я выстрелил ему в задницу, — сказал отец.
Я моргнул, недоумевая, тот ли это человек, что вырастил меня.
— У тебя есть пистолет?
— Он остался у меня со времен «Бури в Пустыне». Я никогда не говорил, что насилие лишено смысла.
Век живи — век учись.
— Он… жив? — выдавил я. Мне было не совсем ясно, что я по этому поводу чувствовал.
— Разумеется, — ответил отец. — В тюрьме, арестован за нападение, избиение и попытку убийства. Ты можешь о нем не беспокоиться. Отсидит некоторое время, затем его депортируют в Перу. Он никогда не приблизится к тебе настолько, чтобы проделать это снова.
— А ВСОК уже навсегда дисквалифицировал его по моему настоянию, — добавил старик.
Теперь я понял, где слышал этот голос раньше.
— Сенсей?
— Да. — Мистер Каллахан с усилием выбрался из кресла и выпрямился с артритной неуклюжестью.
Это был действительно он. Сенсей проделал длинный путь от Сан-Франциско до моего дома в Сакраменто. Я не знал, что думать: меня поразил вид его согбенного старческого тела, хотя я и слышал об этом от учеников-ветеранов. И еще я был чертовски горд тем, что заслужил визит такого человека.
— Похоже, мне еще предстоит поработать над тем верхним блоком, — попытался пошутить я.
Сенсей улыбнулся, протянул узловатую руку и пожал мне локоть.
— Возвращайся в турнирную сетку, как только сможешь. Принимай этот инцидент… как вызов.
Его обычный совет. Я постарался усмехнуться.
— Хай… сенсей, — пробормотал я и провалился в морфийный туман.
К тому времени, как я очнулся в следующий раз, мистер Каллахан уже ушел. В течение следующих недель он не давал о себе знать. К концу моего выздоровления память о его посещении потускнела, слилась с кошмаром боли и лекарств. Все это становилось больше похоже на сон, чем на реальное событие.
Когда мой фантом наконец материализовался в его додзё, сенсей просто указал мне на мое обычное место в строю, словно я был обычным студентом, не прерывавшим занятий. Во время разогрева, базовых упражнений, спаррингов он сосредоточивался на других учениках. А учеников было много. Как обычно, на вечерних занятиях зал был переполнен: на самом деле, виртуальные стены раздвигались, чтобы принять всех желающих. Репутация Томаса Каллахана привлекала сотни, если не тысячи потенциальных учеников. В наши дни призовой фонд турниров по виртуальному карате достигает огромных сумм, к тому же виртуальные додзё снимают проблему тесноты спортзалов и транспортных неудобств. Правда, для участия в парных упражнениях, например, в спарринге, студенту необходимо жить в радиусе действия местного узла связи, поскольку отражение информации от спутников влечет за собой слишком большую отсрочку реакции, зато те, кто согласен ограничиться наблюдением и индивидуальными упражнениями, могут подключиться из любой точки полушария. Каллахан поддерживал численность группы на управляемом уровне лишь путем отбора «сливок» по рекомендации младших инструкторов. Именно таким образом попал к нему и я в возрасте пятнадцати лет.
Никогда прежде я еще не чувствовал себя таким незаметным. Правда, народу было много, но в этот вечер я все же ожидал слова-другого в свой адрес, кивка или небрежного «добро пожаловать». Остальные студенты тоже этого ждали. Они искоса поглядывали на меня и сенсея, ожидая какой-то беседы. Но ничего подобного не произошло. В заключение группа выполнила длинную серию ката и села отдохнуть.
Каллахан надел на себя маску невозмутимого азиата. Это была его постоянная роль. Фантомное тело сенсея было веснушчатым и рыжеволосым, под стать ирландской фамилии, но подобно многим великим американским бойцам, начиная с 60-х, он напоминал окружающим о том, что являлся непосредственным учеником и преемником традиции японских мастеров. Эти старые пердуны никому не давали передышки. Подобно божествам, они представали перед своими студентами как воплощение невозмутимости, строгости и дисциплины, даже если вы им были симпатичны. Возможно, именно в этом случае особенно. В тот вечер я не знал, что варилось в голове сенсея.
— Джийю кумитэ, — объявил Каллахан, знаком оповещая о начале спарринга. В тот вечер предстояли схватки в вольном стиле. В отличие от шиай — соревнований в спарринге — победители и побежденные не назывались, очки не начислялись. Целью занятий было продемонстрировать разнообразие техники карате. Лучшими считались бойцы, показавшие мастерство и сбалансированность репертуара.
Но все же, поскольку все происходило в виртуальной реальности, контакты могли быть очень жесткими. Не исключалась возможность убийства и членовредительства. Это заставляло нас быть начеку. Такая ситуация вырабатывала то отношение к искусству, которого добивался от нас Каллахан, — мы практиковали бусидо, «путь воина».
Я весь подобрался. Заставил себя дышать ровно, синхронизируя дыхание с ритмом сердца. Моя кожа начала излучать тепло, подпитываемое мышечным тонусом. По туловищу побежали ручейки пота. Если бы не отсутствие запахов, мой фантом гораздо больше походил на меня, нежели мое настоящее тело. Временами, отдыхая, я чувствовал легкость в ногах, словно соматические ощущения моего реального тела были записаны поверх симулятора, как в палимпсесте. Но не сегодня. Сегодня я целиком находился в зале.
Мистер Каллахан оглядел длинный ряд учеников, живущих достаточно близко для спарринга. Зачастую для свободного стиля он просто делил всех участников пополам, так, чтобы пары дрались одновременно. Но в тот вечер он выбрал мою любимую методику: вызывал каждый раз одну пару, оставляя остальных изображать публику.
Когда двое из моих товарищей встали друг против друга, я нервно облизнулся. Я хотел быть на месте одного из них.
Большую часть времени эта пара кружила по рингу, сойдя с него практически неповрежденной, если не считать синяков на предплечьях. Вторая пара придерживалась полностью противоположной тактики: один из партнеров немедленно повалил другого и принялся немилосердно избивать его, хотя Каллахан два раза разнимал их и заставлял начинать сначала. В третьем матче соперники набросились друг на друга с таким энтузиазмом, что вскоре оба отключились, перейдя болевой порог.
Внезапно толпа исчезла из поля моего зрения. Настал момент, которого я ждал с таким нетерпением. Единственными фигурами, которых я продолжал видеть, были мистер Каллахан и стоявший напротив меня партнер. Последнего я не мог узнать — его облик представлял из себя смесь типично кавказских черт; впрочем, таким его видел только я.
Мастер-программа додзё временно замаскировала нас. Каллахан полагал, что у студентов могут возникнуть трудности, когда им придется с должной яростью нападать на своих товарищей, потому личности соперников держались в секрете. Только сенсей и аудитория видели, кто есть кто, но они, невидимые и неслышимые для сражавшихся, могли рассказать нам об этом лишь по окончании спарринга. Я не знал, кто стоит напротив меня, например, мой приятель Кейт Накаяма или кто-то другой.
Сенсей дал команду сходиться. Наконец-то.
Как обычно, я перехватил инициативу. Мой оппонент отпрянул назад, избегая прямого удара, и я замахнулся…
Тот парень поднял кулак. Я невольно заторопился с выпадом. Удар скользнул по его подбородку, почти не достигнув цели из-за моей поспешности. В тот же самый момент он крепко ударил меня по ребрам.
Я отпрянул. Мой противник наседал: промахнулся с круговым ударом, слегка задел меня по лицу и крепко приложил в солнечное сплетение. Последний удар я выдержал только благодаря тому, что в последний момент напряг мышцы живота.
Я упустил свой шанс. Хотя я хорошо сражался и причинял противнику много хлопот, матч был явно проигран. Я не мог добиться преимущества. Не мог установить схему «ты мне — я тебе». Мне это всегда удавалось. Довольно скоро Каллахан крикнул: «Ямэ!»
Я отпрыгнул на исходную позицию, поглаживая распухшую щеку, ноющие ребра и ободранный подбородок. У моего соперника из одной ноздри немного сочилась кровь, в остальном он казался невредимым.
