Эдриан втянул ноздрями заплесневелый воздух, ощутил на языке вкус столетий, заполненных покаянием, сплюнул и вскочил на ноги. В этом пространстве он не чувствовал ничего — ни благодати, ни осуждения, ни проклятия. Здесь торжествует лицемерие. Именно здесь он перережет глотку Дэвиду Колвиллу.
Эдриан двинулся к выходу, но в проходе на полпути вдруг почувствовал, как в голове шевельнулась мысль. Не его мысль, чужая. Слабый голос сказал: «А кто смоет кровь с этих полов?»
Ему показалось, это голос Норы. Он что, попросит хозяйку дома смыть кровь брата? Эдриан провел ладонью по лицу и вполголоса выругался.
Но если нет Бога, то некого проклинать. Без Бога нет судьбы, только шанс, только плоть, боль и изредка, мимолетно миг наслаждения, нежданный и непрошеный. Как сегодня, когда он обнимал Нору, слишком измученный, чтобы соблюдать осторожность.
Сумасшедшие амбиции Дэвида Колвилла могут стоить ей жизни. «Дэвид — все, что у меня оставалось. Он единственный помогал мне», — сказала Нора. Но так было не всегда. Так было не всегда, и так больше не будет. Теперь, хочет она или нет, у нее будет он, Эдриан.
Выбирая свой путь, ее брат пренебрег благополучием сестры. Эдриан прочел эту мысль на лице Норы. Но она не может свернуть с дороги, которую указал ей брат. Не сможет, даже если тот погибнет. Ее принципы и верность не подвержены переменам. Более того, смерть брата может усилить ее решимость.
Отлично. Если Колвилл умрет, то не от его руки. Тем временем он, Эдриан, выберет для Норы новый путь и заставит по нему пройти, даже если это вызовет ее гнев.
Эдриан не обольщался, понимая, какой будет реакция Норы. Она возненавидит его с новой силой, но зато останется жива. И будет принадлежать ему.
Глава 10
Нора спала, просыпалась и снова засыпала и проспала почти сутки. Ненадолго приходя в себя, она чувствовала прохладную руку Гризель у себя на лбу, чувствовала, как служанка тихонько возится с простынями.
Когда она наконец открыла глаза и не захотела их больше закрывать, за окном уже разгорался следующий восход. Окутанная блаженным теплом, она лежала и наслаждалась покоем.
До этого Нора только раз в жизни проспала целый день — когда потеряла ребенка. С тех пор ее преследовала загадка часов, выпавших из жизни, мучила мысль, что случилось нечто ужасное и необратимое, а последствия этого происходили, пока она лежала без чувств. Тогда она впервые задумалась о смерти. Скорее всего смерть именно такова — пустота, забвение. А мир будет продолжать жить, не заметив ее пропажи.
Это понимание бесповоротно изменило Нору, открывшееся ей знание было невыносимо. Да, придет день, и она исчезнет навеки. Нора обратилась к молитве с желанием убедить себя, что забвение — это лишь шаг на пути к благодати, последнее испытание, за которым придет воскресение. Но молитвы не помогали. Тоска и уныние затянулись на месяцы, если не на годы.
Сегодня все было иначе. Она поднялась с постели, чувствуя легкость в душе и теле. Казалось, что завершился шторм, оставив после себя мир и благополучие.
Эдриан знает все. Прошлое больше не будет мрачной тайной, которую она хранила от всех.
За окном расцветал новый день. Небо окрасилось золотыми и алыми бликами. Норе хотелось на волю, хотелось пройтись по саду, по пышным зеленым травам. Пусть туфельки и подол станут мокрыми от росы! Как сладко поют птицы! Как призывно манят наружу!
Запертая дверь так дразнила. Нора подошла к ней и приложила ухо, надеясь уловить приближающиеся шаги Гризель, но неожиданно услышала лишь тишину. Из-за двери не доносилось ни звука, даже негромкой беседы привычных стражников.
Нора сильнее прижала ухо к двери, и та вдруг подалась. Замерев, Нора ждала, что сейчас щелкнет замок и ее снова запрут. Но было по-прежнему тихо, а дверь оставалась открытой. Нора осторожно толкнула ее. В гостиной никого не было. Дальняя дверь — в холл — стояла распахнутой. Что это, ошибка?
Она не стала терять ни минуты. Свежая рубашка, корсет, нижние юбки, свободное платье, которое можно зашнуровать самой. И вот, второпях одевшись, она затаила дыхание и бросилась вниз по лестнице. Никто не пытался ее остановить. Нора чувствовала себя одновременно и вором, забравшимся в дом, и принцессой из легенды о короле Артуре, которая проснулась, проспав столетия.
Однако тишине доверять не следовало. Со всех сторон ее поджидали трудности, о которых надо помнить. Но радость не желает знать препон и ограничений. Нора улыбнулась, проходя сквозь вестибюль, и счастливо рассмеялась, когда шагнула в утреннюю прохладу. Поднявшееся над вершинами солнце приветствовало ее теплыми лучами.
Тишина в библиотеке без слов, но выразительно говорила о недоверии. Эдриан, прислонившись к тяжелому дубовому столу, позволил недоверию окрепнуть, разрастись до истинных размеров. Взгляд упал на телескоп. Медные детали ярко блестели в лучах восходящего солнца. Подумать только, ее мерзавец отец хранил телескоп как трофей!
Надо найти для работы другую комнату, какое-то место, не отравленное смрадом мужчин рода Колвиллов.
Первым заговорил лорд Джон:
— Вы шутите! — Он обернулся к Брэддоку: — Да он шутит!
То, что лорд Джон обратился за поддержкой к Брэддоку, уже говорило о том, как потрясен юнец. Непомерная гордыня отца привела к тому, что лорд Джон обычно вел себя так, словно полагал, будто нижестоящие слои существуют лишь для того, чтобы обслуживать таких, как он.
У Брэддока хватило ума промолчать в ответ. Его лицо явственно говорило о недовольстве, но по крайней мере он понимал цель этой встречи. Эдриан вызвал их не для объяснений, а чтобы отдать приказ.
— Я не шучу, — холодно отозвался Эдриан. — Ранней осенью всегда опасно употреблять в пишу молозиво. Это вам скажет любая разумная женщина.
Лорд Джон снова обернулся к Эдриану.
— Молозиво! — Он презрительно фыркнул. — Но это абсурд! Вы думаете, я не в состоянии определить пищевое отравление? В жизни не слышал, чтобы от свернувшегося молока человек лежал без сознания двенадцать часов. Я отлично могу понять, что меня отравили, сэр... — Брэддок положил руку ему на локоть, но лорд Джон раздраженно сбросил ее. — Не трогайте меня! Вы просто тупой мул, который стоит здесь и молча глотает эту ложь, как покорный осел.
Лицо Брэддока побагровело. Стиснув кулаки, он отступил на шаг, ибо не смел ответить на оскорбление при свете дня. Любой публичный скандал станет концом его службы и нанесет непоправимый вред командиру. Но вот случайная неприятность ночью... Эдриан пристально посмотрел на помощника. Это было не первое оскорбление со стороны лорда Джона. В любой момент дело может кончиться несчастным случаем, а это принесет Эдриану не меньше вреда.
