— Иногда она становится немного сверхревнивой.
— Разве это не больно?
Его щеки покраснели.
— Немного, полагаю. Если честно, я в тот момент даже не заметил.
— Вы двое…
— Это личное.
Когда Боаз закрылся от нее, чувство боли, которое она уже испытывала из-за Зейна, только углубилось. Но существовало еще кое-что, более скрытое чувство, с которым она не знала, что делать.
— Кажется, в последнее время у тебя появилось очень много личных дел, — пробормотала она. –
Надеюсь, ты не забыл, для чего мы здесь.
Она поняла, насколько это было лицемерно, и, когда он перед ней извинился, почувствовала вину.
Боаз сказал:
— Это просто… женщины никогда не смотрели на меня так, как смотрит она. Со всеми остальными я никому не нужен, но с ней…
— Боаз, ты же не серьезно, — сказала Джиннифер, качая головой. — А как же я? Ты и я, мы всегда были лучшими друзьями.
— Я знаю, что я твой лучший друг, — сказал он. — Но я еще и мужчина. И Тэллоу это видит.
Глава 11
— Ну так что, Индиго, покажешь нам, что ты делаешь?
Джиннифер попыталась заглянуть через ее плечо, но Индиго положила руку на лицо Джиннифер и оттолкнула ее назад.
— Перестань меня толкать, — сказала она, не отрывая глаз от своей работы.
Джиннифер смогла только увидеть, что она использовала пинцет и тонкий, удлиненной формы рашпиль, чтобы осторожно подтолкнуть провода на какой-то печатной плате.
— Не хочешь нам рассказать, что делаешь? — с надеждой спросил Боаз.
— Ты все равно не поймешь.
За последние четыре дня они уже в третий раз приходили в комнату Индиго, чтобы попытаться взять интервью. Но получить от нее хотя бы маленький кусочек информации было как рвать зубы. И както получалось, что она все время меняла тему. Джиннифер думала, что она тайно наслаждалась компанией. И получала почти такое же удовольствие от того, что раздражала их.
— О, я почти забыла. — Индиго положила рашпиль и потянулась к прикроватному столику. Она взяла сложенный тетрадный листок и передала его Джиннифер. — Я слышала, ты собираешься с Марл и.
Зо в Порт Трент. Захвати для меня эти вещи.
Джиннифер развернула бумагу и просмотрела список, который заполнил страницу двумя колонками и включал все — от шампуня до промышленных батарей.
— И где я смогу взять все эти вещи? — спросила она. — А самое главное, как я их смогу принести?
Индиго наклонилась, пошарила под кроватью и вытащила обувную коробку. Когда она ее открыла, то Боаз издал странный звук. В ней оказались пачки канадских денег, причем мелкого номинала не наблюдалось. Индиго схватила пачку полтинников и бросила их Джиннифер.
— Все это легко найти, поверь мне. И не забудь принести сдачу, — сказала она прежде, чем возобновить работу.
Джиннифер снова взглянула на список и вернула половину денег. А затем половину от той, что осталась.
— Думаю, что этого будет достаточно, — медленно сказала она. — Э-э, Индиго?
— Хм?
— Ты где взяла все эти деньги?
Индиго подняла голову с озадаченным выражением лица.
— Их оставила мне моя мама.
— Она была богатой? — спросил Боаз со своего насеста позади камеры.
— Она была грабительницей банков.
Джиннифер и Боаз так пристально на нее посмотрели, что Индиго рассмеялась, качая головой.
— Вы оба такие доверчивые. Если хотите узнать о моей маме, то лучше спросить кого-нибудь кроме меня. Она умерла, когда мне было семь, и я едва ее помню.
— Мой дед умер, когда мне было шесть, — сказала Джиннифер. — И я очень хорошо его помню.
— Рада за тебя, — пробормотала Индиго.
В комнате воцарилась неловкая тишина, раздавалось только царапанье металла по металлу, когда.
Индиго продолжила работу. Джиннифер разглядывала ее лицо, размышляя, какие черты ей достались от матери, потому что она очень сильно походила на Зейна. От губ бантиком до того, как ее темнокаштановые волосы все время хотели лечь на одну сторону. Единственное реальное различие, которое заметила Джиннифер, были ее веснушки, которые она обычно прятала под макияжем.
Когда она впервые встретила Индиго, Дженнифер понравилась ее дерзость и подростковая раздражительность. Но сейчас она начала понимать, что это был просто один из аспектов многогранной личности Индиго. И в этом отношении она была полной противоположностью своего брата, который, казалось, всегда тщательно подбирал слова.
За исключением того дня, подумала она. Хотя, если он хотел меня унизить, то в этом случае он попал в самую точку.
За последние несколько дней она не очень много думала о Зейне. Если не считать того момента, когда она увидела его в общей комнате во время приема пищи. Или ночью, когда закрывала глаза, и казалось, что он бы вытатуирован на обратной стороне ее век. А потом были сны, которые были настолько тяжелые, что Бриз приходилось ее будить, брызгая на голову холодную воду.
— Моя мама умерла от рака, — сказала Индиго, не отрывая взгляда от своей работы. — Врачи сказали, что ей осталось жить несколько месяцев. Пять или шесть, наверное. Но когда она встретила моего отца, она перестала думать о смерти и начала жить. Она влюбилась. И после этого прожила еще восемь лет. Но она всегда была больной. Вот такой я ее и помню — больной. Пахнущей смертью и разложением. А потом, когда она умерла, она забрала с собой моего отца. Он просто… ушел в отставку.
Словно для него не имело значения, что у него все еще была его стая или Зейн, или… кто-нибудь.
— И тебя вырастил Зейн? — голос Джиннифер был едва слышимым шепотом, словно она боялась, что напугает Индиго, и та снова замолчит.
— Он заботился обо всех нас, — сказала она. — В то время ему было столько же лет, как мне сейчас. Я до сих пор не знаю, как он это сделал, но он сумел. И сделал все намного лучше, чем отец.
Сердце Джиннифер колотилось в груди, когда она оглянулась, чтобы убедиться, что Боаз снимает.
Индиго не совсем обнажила свою душу, но сейчас она максимально им открылась.
— Это должно было быть…
Джиннифер прервал пронзительный крик из коридора.
— Ин-ди-го!
Индиго выпрямила спину и повернула голову в сторону двери.
— Даже не смей заходить в мою комнату!
Голос из коридора приблизился.
— Где мой пинцет?
Индиго спрятала пинцет под подушку, и в этот момент шкуру на двери отдернули. В комнату вошла молодая женщина со светлыми волосами, собранными на макушке в пучок. На ней было платье из мягкой кожи, а на плечи накинута большая белая шкура с золотистым отливом.
— Ты не можешь врываться сюда, когда захочешь, — вспыльчиво сказала Индиго.
