— Пожалуйста, прекратите, — глотая слёзы, пытаюсь перекричать дикий концерт из воинственных выдохов, глухого стука и стонов жертвы. — Вадим, не надо, только не из-за меня. Прошу тебя.
— С чего ты взяла, что это из-за тебя?! Я возвращаю должок, — хрипло дышит на ухо, распаляя во мне страх с новой силой. Теперь понятно зачем он здесь, да ещё и не один. — Думала, я спущу на тормозах тот случай.
— Вадим, хватит…Умоляю тебя!!! Хватит…хватит… — в слезах повторяю одно и тоже, прикусывая губы и начиная выть в голос, замечая как Андрей немного утихает. — Помогите…
Истошно ору, уворачиваясь от липкой ладони, которой Вадим жёстко норовит заткнуть мне рот. Сжимает в пропахших табаком пальцах щеки, растирая по лицу горечь слез отчаяния и боли за Андрея. Но тот с упорством отбивается, доказывая что побит, но ещё не побеждён. И ему удается подловить удачный момент, чтобы нанести в ответ точный, выверенный удар в колено, сбивая с ног одного из противников. Потасовка, приостановившись даёт возможность Андрею отползти в сторону, а остальным взять передышку для следующей атаки.
Изловчившись, прокусываю Вадиму кожу, сдерживая из последних сил волну панического страха и желание впиться зубами посильнее. Да так, чтобы тёплая кровь пролилась в знак возмездия. Вадим лишь рычит, не выпуская меня, а скорее брезгливо отталкивая.
Слышу мерзкий звук и только потом осознаю, что это треск джинсовой ткани, которую я разорвала прочесав коленями по асфальту. Но боли в ушибленных суставах не ощущается, в глазах раздраженных истерикой щиплет в сто крат сильней. Мне и слёзы то не приходится смаргивать, они сами обжигающими дорожками скатываются вниз, устремляясь к шее, чтобы там спрятаться в ложбинке острых ключиц.
Резво подбираюсь к Андрею, наклоняясь к нему и чувствуя как во мне зацветает злоба ко всем сотворившим всю эту публичную казнь. Невозможно скрыть то, что сквозь скрежет зубной просыпается лютой ненавистью, уродуя мягкие черты лица застывшей маской.
— Сейчас, сейчас, потерпи чуть-чуть.
Гулкий смех разрезает в миг наступившую тишину, леденящим ужасом сковывая душу. Если они решаться на второй раунд, то вполне возможно просто убьют Андрея. Проблематично остановить то, что в разы тебя сильнее, яростнее, безумнее. Тут либо прогнуться, либо рискнуть. Переступая через себя, вдавливаю хрипящую гордость поглубже в охрипшую от истерики глотку, проглатывая вместе с вязким отвращением.
— Вадим, оставь его в покое. Долг с процентами вернул и баста, — смело преграждаю путь к лавочке, на которую успела усадить Андрея. — Ты же не конченый урод, — скорее это констатация факта, но я произношу спокойным тоном с целью достучаться до Штриха, уговорить его откопать в себе толику человечности.
— А знаешь?! — выглядывает из-за моего плеча, насмешливо разглядывая Крутилина, который корчится от боли, держась обеими руками за лавочку, чтобы ненароком не свалиться на землю. — На первый раз Малышу хватит. Смотрю, ему совсем хреново. Помочь?
Вадим предпринимает попытку отодвинуть меня в сторону, чтобы ближе подойти к "малышу", чьим здоровьем так саркастически обеспокоен, но встретив отпор в моем лице, растягивает губы в тонкую линию. Хотя увидев его гневный взгляд, я на секундочку засомневалась в своих девичьих возможностях.
— Будь человеком, отпусти нас, — сама не верю своими словам, кого я прошу о человечности? — Ему в больницу надо.
— У тебя есть час. Не вернёшься домой, будешь его по кускам собирать. Клянусь, я порву его, — рычит прямо в лицо, притянув к себе за шиворот измазанной футболки, но делает это громко, дабы кинуть напоследок предупреждение.
Чувствую, как Андрей встаёт и вплотную прижимается к моей спине, одаривая мелкой дрожью, которая бьёт всё его тело, переползая отчётливой вибрацией ко мне. Для полного счастья не хватает героических и смертельно опасных поступков.
— Смелый ты, когда толпа за спиной. Один что-то разбираться не приехал. Решил, что не справишься с Малышом? — Крутилину явно тяжело говорить и совсем непонятно, зачем же он сейчас пытается включить режим бойца?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Успокойся, я не стану трогать убогого. Ты ведь после своего нижнего брейка, не то что драться, ты член то свой с трудом наверное удержишь, чтобы поссать. Для этого и есть наша Ксюша, она и нужду справить поможет и отсосёт если попросишь.
Ну тут меня накрывает. Аккумулировав скрытые резервы организма, легонько подталкиваю Андрея к лавочке, возвращая его пятую точку на прежнее место. Резким выпадом впечатываюсь Вадиму в лицо, слышится хруст то ли носа, то ли моих костяшек. Боевая конечность в невероятной прогрессии увеличивается в размере, приобретая неестественный багрово-красный оттенок.
Вадим инстинктивно прижимает ладонь к расквашенному носу, сдерживая хлынувшую кровь. Оскалившись в хищной ухмылке, он не предпринимает попытки наказать за дерзкое рукоприкладство, лишь сплевывает кровавый сгусток на мои босые ноги.
— Золушка, помни, чары развеются в полночь и я тогда раскрошу чью-то тыкву, — слизнув алую струйку, нагло целует, прикусывая губы как знак мести и личного тавро, поставленного на мне прилюдно.
Тошнит от беспомощности, от запаха, от мутного взгляда брошенного Вадимом напоследок через плечо.
— До машины сам дойти сможешь? — наклонившись к Андрею, изо всех сил давлю новое слезливое торнадо, нешуточной воронкой крутящейся внутри меня, засасывая боль вперемешку с беспокойством.
Он машет в знак отрицания. И этот жест больше походит на какое-то подёргивание, меня охватывает чувство вины. Какой надо быть дурой, чтобы так подставить Андрея, подтянуть в самый эпицентр и без того накалённой обстановки. Моя машина хоть и припаркована очень близко, я не представляю как к ней доставить Андрея, которого трясёт и колотит, подобно какому-то припадку.
Нет, конечно можно поднапрячься или на крайний случай потащить его волоком, вот только такой подход еще больше навредит истерзанному телу.
Поднырнув под его плечо, помогаю держаться строгого курса, изредка встряхивая тело, норовившее просесть под тяжестью мужских мышц. Ноша не из лёгких, но своих не бросают.
— Вот держи, — перехватив Андрея под руку, к нам присоединяется парень, тот который испробовал подсечку Крутилина, а теперь прихрамывая, помогает довести раненного до машины. — Это номер моей сеструхи. Алиса работает в больничке, поможет попасть без проблем к докам. Я ей уже позвонил, она вас ждёт.
— Спасибо, — захлопнув пассажирскую дверь, благодарю помощника.
— Попроси только дружка своего, чтобы он заяву не катал. Ок?!
Чувство благодарности покрывается мерзкой коркой, а та трещит в ушах, намекая что нет добродетели в людях. Они лишь о себе и для себя, в угоду собственных прихотей.
* * *
Хромой и правда не обманывает, машину беспрепятственно пропускают в больничный двор, а у входа в приёмное отделение нас ждёт рыжий стимулятор к быстрому выздоровлению, в основном мужского населения. Медсестра с аппетитными формами ловко подхватывает Крутилина, уводя в здание.
И теперь я битый час сижу в ожидании Андрея. Тело ломит от усталости и недосыпа, а голова кажется пустой и лёгкой, из которой разом высосали все мысли. Прикончив остатки кофе из второго, или уже третьего стаканчика, сладко зеваю, даже после такой дозы кофеина, мечтая поспать.
Устало опускаю голову на сложенные на руле руки, совершенно не реагируя на посторонние звуки, доносившиеся с улицы. Всё по той же причине, как усталость, не сразу замечаю, что Андрей садится в машину.
— Может всё-таки поедем?
— Ещё пару минуточек. Кофе будешь? Я взяла твой медовый раф, — бормочу, так и не поднимая головы.
— Спасибо!!! Кофе в больничных автоматах дрянь редкостная. А сигареткой угостите?
— В бардачке возьми, — щелчок замка возвращает меня в реальность. — Подожди, а тебе врач разрешил курить?
Передо мной застывает Андрей с немым вопрос, из полуоткрытого рта торчит сигарета фильтром наружу. Вид у него какой-то растерянный, но не лишённый шарма, ни взлохмаченными волосами, ни даже солнцезащитными очками, которые одеты как-то не в тему, ведь до восхода слепящего солнца как минимум часа четыре.
