— М-м-м? О. Да. Но, эм, да. Нет. Это, — я указываю на его член, — это не войдет в это. — Моя рука скользит вверх и вниз вдоль моего торса. Я бы дошла до самого горла, но здесь я придерживаюсь реальности. Ни один пенис не бывает таким длинным.
На его лице медленно расплывается улыбка.
— Это более лестно, чем «сэр».
Я приподнимаюсь на локтях.
— В самом деле? Думала, ты разозлишься.
— Потому что ты сказала, что у меня большой член? Детка… умоляю.
Он продолжает называть меня деткой, и я позволю ему засунуть эту штуку мне в задницу.
— Я чуть не кончил, просто услышав это.
— Тогда, хочешь, повторю это еще раз? Раз ты желаешь кончить таким способом? Потому что я говорила серьезно, когда сказала, что ничего не получится. — Я снова провожу рукой по торсу.
Его голова слегка наклоняется, и он изучает меня со смесью надежды и неверия.
— Ты девственница?
— Ты серьезно только что спросил меня об этом? — Качаю головой, глядя на него.
— Значит, нет?
— Нет, не «нет». Я недоверчиво покачала головой. Таким был мой ответ.
— Значит, да?
— Джейк, это очень личный вопрос.
— Мы пересекли границу личного, когда ты, прижавшись к окнам, выкрикивала мое имя, кончая мне на лицо. Полагаю, для меня безопасно спросить, девственница ли ты.
Справедливо.
— Я не девственница. У меня был секс. Немного, но достаточно, чтобы понять, что твой член слишком для меня велик. У меня узкий канал, Джейк.
Он стонет, будто от боли, и ласкает себя.
— Твой язык убивает меня, детка.
Ладно. Пусть делает, что хочет. А если разорвет меня пополам? Оно того стоило.
Шучу.
Он этого не сделает. Слова мужчины «Я погублю тебя для любого другого мужчины на планете» предполагают, что он великолепен в постели. В этом случае Джейк погубил бы меня по совершенно другой причине. Поговорим о сардельке в коридоре.
— Я боюсь.
Признание становится для меня шоком. Почему я так сказала? Почему прошептала это голосом, в котором слышался страх? Почему, глядя на его красивое лицо со смягчившимися чертами, чувствую, что сказала именно то, что нужно?
Джейк засовывает твердый член, на котором теперь презерватив, в боксеры и натягивает штаны на бедра, не потрудившись их застегнуть. Наверное, потому, что не может. Он встает и протягивает мне руку.
— Пойдем.
Я беру его за руку и позволяю поднять меня с дивана. Он хватает плед и укутывает им мои плечи, прежде чем отвести на кухню. Там он поднимает меня, усаживая на стойку, наливает нам по бокалу вина, протягивает один мне, чокается со мной и делает большой глоток.
Я выдуваю свой до капли.
Он наливает мне еще.
— Лучше?
Я киваю.
— Да. Спасибо.
— Не такой уж он большой, Пенелопа.
Закатываю глаза. Я думала, у нас приятный момент. А он просто хочет напоить меня и трахнуть.
— Ты проводил исследования на эту тему? Сколько пенисов ты видел, Джейк?
— Вероятно, больше тебя. И сотри это выражение со своего лица. Нет. Я не гей и никогда им не был. Но я мужчина. Который мочится в общественном туалете. И смотрит порно. И, возможно, мерился или не мерился членом со всеми парнями из университетского братства.
— И кто же победил?
Он делает глоток вина.
— Так я и думала.
То, как он смотрит на меня — с любопытством, будто я загадка, но в то же время очарованный тем, что уже разгадал, — заставляет меня снова испытать это чувство. То, как он облизывает уголок губ и опускает глаза на мои ноги, заставляет меня переосмыслить всю эту ситуацию с «он не вместится». И когда он заправляет мои волосы за ухо, смотрит мне прямо в глаза и шепчет: «Ты действительно само воплощение красоты, Пенелопа Харт», клянусь, я чувствую, как мое влагалище расширяется только для него.
Какого хрена я делаю?
Действительно ли он такой большой?
Я даже не выпиваю пол литровую банку кока-колы.
Не помню, когда в последний раз такую видела.
Но что я знаю?
И помимо того факта, что я сижу голая на кухонной стойке пентхауса, принадлежащего самому завидному холостяку Чикаго, который, так уж случилось, является самым горячим мужчиной на планете, у меня есть возможность получить реальный жизненный опыт с моим Тем Самым Парнем. Это исследование. Никто не попал в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» с книгой, для которой не было проведено исследования.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вздох….
Я делаю это, чтобы стать хорошим писателем.
Допиваю вино. Забираю у него бокал и допиваю его тоже. Сбрасываю плед с плеч. Обвиваю руками его шею. Притягиваю к себе. Обхватываю ногами его талию. И стискиваю его волосы в кулаке.
— Поцелуй меня, Джейк.
Через несколько мгновений мы снова на диване. Наши движения безумны. Мои, потому что он мне нужен. Его, потому что он, вероятно, боится, что я могу передумать. Но этому не бывать. Потому что он хватает меня за запястья. Фиксирует их у меня над головой. Смотрит на меня долгим, задумчивым взглядом, а затем спрашивает:
— Детка, ты уверена?
Детка.
Ах.
Если бы я не была уверена раньше. Теперь точно уверена.
— Пожалуйста.
Его рот на моем соске. Руки обхватывают мою задницу. Бедра прижимаются ко мне. Он опускается ниже. Ниже. Ниже. Его язык находит клитор и исполняет тот танец, в котором он так хорош. Он просовывает внутрь меня палец. Я немного смущена тем, как легко он проскальзывает внутрь. К первому пальцу добавляется второй, и им тоже нет особого сопротивления.
Мне не требуется много времени, чтобы достичь той точки, когда мне все равно, сможет ли туда въехать маленький внедорожник. Я кончаю так сильно, кричу так громко, взлетаю так высоко, чувствую себя так. Охрененно. Хорошо. Я боюсь, что могу потерять сознание.
Он спрашивает меня о чем-то, и я киваю. Понятия не имею, на что только что согласилась, но это не имеет значения. Если я умру, то уйду на тот свет, зная, что искры действительно сыпятся из глаз, когда испытываешь правильный оргазм.
Знаете, сейчас мне даже стыдно смотреть Джейку в глаза. Потому что его большой член-банка, который, как я клялась, не поместится во мне, скользит в меня без каких-либо усилий, кроме медленного, настойчивого толчка. Джейк произносит свою речь «Такая чертовски тугая» с жалобным вскриком, и я знаю, что это просто для того, чтобы мне стало лучше.
— Ты должна расслабиться, красавица. Поверь мне. Я не причиню тебе вреда.
Я смотрю на него. Серьезно, засранец? Тебе обязательно было говорить это вслух? Очевидно, что он не причинит мне вреда. Потому что также очевидно, что я не такая узкая, как мне казалось.
Чтобы ублажить его, я громко выдыхаю и расслабляю каждый мускул. Словно из меня выпустили весь воздух. Полностью сдуваюсь и погружаюсь примерно на три дюйма в диванные подушки. Я и не подозревала, насколько напряжена была на самом деле.
Как и не подозревала, что Джейк даже наполовину не вошел в меня.
Ничего не могу с этим поделать. Я улыбаюсь. Широкой, коварной ухмылкой. Ну, знаете… потому что узкий канал и все такое.
— Вижу, ты очень гордишься собой.
Он толкается глубже, и моя улыбка превращается в букву «О». Он отстраняется, толкается еще немного, и я стону. В следующий раз у меня перехватывает дыхание, и он делает паузу, чтобы бездумно зацеловать меня и напомнить мне дышать, прежде чем выйти и полностью погрузиться обратно.
Ох…
Ты ж…
Бл*ть.
Он большой. Очень-очень большой. Я слышала, что подобное ощущение описывается как чувство наполненности. Я уже наполнена до краев. У меня перегрузка членом. Я чувствую ублюдка позвоночником. Одно неверное движение — и паралич обеспечен. Эта хреновина неестественна.
— Пенелопа…
Я чертовски надеюсь, что этот сдавленный крик вызван тем, что он только что кончил, и все завершилось, и он может выйти из меня, пока я все еще чувствую свои ноги.
— Если не прекратишь сжимать мой член, ты его задушишь.
— Что?
Он усмехается. Что-то бормочет. Опускает рот к моему. И я таю. В тот момент я понимаю, о чем он говорит. Он не уменьшается в размерах. Мое влагалище тоже не становится больше. Но без мертвой хватки Кегеля ощущения меняются. Все еще более чем наполненные, но совсем не неприятные. Что хорошего в больших членах? Они могут достичь таких мест, вызывая ощущения, о существовании которых большинство женщин даже не подозревают.
