class="p1">— Мне позволено будет узнать, из-за чего сыр-бор? — спросил Виктор, взяв в руки один из снимков.
— Ложный сустав двухлетней давности надо брать завтра, — повернулся к нему Демьянов, — а все никак понять не могу, как лучше это сделать.
— Я ему костную пластику по Хахутову третий раз объясняю, как студенту, — возмущенно констатировал дед.
— Ну не попадалась она мне в жизни, — сокрушался Петр Васильевич. — Все, что угодно делал — а это нет. Все, я понял, давайте сам повторю.
Он вырезал из бумаги длинную полоску, имитирующую кость. Потом разрезал ее пополам примерно посредине.
— Это у нас типа щель ложного сустава, — объяснил он. — А теперь вырезаем из каждого конца по кусочку — из одного короткий, из другого длинный… И меняем их местами. В итоге длинный фрагмент ляжет через линию сустава, а короткий его подопрет. Но там все сложней, Владимир Николаевич, потому что сломаны обе кости. И они же обе вовлечены в этот ложный сустав.
— А никто не говорил, что травматология — это просто вкручивание винтов и накладывание гипса, — усмехнулся дед. — Это творчество. Вот завтра ты этого творчества и наешься на операции. Измерь здоровую руку. Абсолютную длину, относительную. Следи за этим на операции. Подгоняй. Ведь надо не только сустав убрать — там дефект будет не в миллиметрах исчисляться, — а еще и добиться того, чтобы укорочения не было. Возьми у внуков линейку металлическую — сейчас лето, им в школу не надо. Придешь на операцию, кинь ее в таз с первомуром.
Петр Васильевич молча кивал, соглашаясь с учителем. И Виктор понимал, что завтра у него все получится.
Тем временем дед сделал несколько глотков чая и спросил у внука:
— Как там дела у нашего пациента? Сегодня швы снимать должен был.
— Ты считал, что ли? — улыбнулся Виктор.
— Что за пациент? — спросил Демьянов, собирая снимки с подоконника в пакет.
— Да был тут один, с электротравмой. Виктор Сергеевич ему пластику итальянским способом выполняет, — похвастался дед. — В процессе еще, так сказать.
— И процесс этот вполне успешный, — добавил Виктор. — Швы снял, тренировку начал. Лоскут жизнеспособный.
— Откуда и куда? — уточнил Петр Васильевич.
— С живота на предплечье, — показал Платонов. Он никогда не поддавался суеверию «На себе не показывают» — нет ничего проще, чем объяснить что-то другому врачу, показав это на самом доступном тебе материале. Демьянов примерил свою руку в такое положение, хмыкнул.
— Интересно было бы посмотреть.
Виктор полез в карман за телефоном, чтобы продемонстрировать фотографии, но увидел, что тот полностью разрядился, а проводов у него с собой не было.
— Ну, значит, в следующий раз, — развел он руками. — Техника подвела.
Петр Васильевич раздосадованно махнул рукой.
— Слишком вы доверяете этой своей технике.
— И не говорите. Тут на днях испытали в полный рост, как оно бывает, когда связь нужна, а ее нет, — вспомнил Платонов их попытки связаться с командованием, когда они находились на полигоне около двух недель назад. — Беспомощным просто каким-то становишься. Пришлось по старинке — по рации.
Он не стал распространяться о том, что проблему со связью решил не он, а Елена.
В это время в дверь позвонили.
— Ждем кого-то? — поднял голову Петр Васильевич.
Дед пожал плечами и попросил внука открыть. На пороге обнаружился дневальный из приемного отделения.
— Капитан Платонов…
— Я, — кивнул Виктор. — А что случилось?
— Дежурный врач приказал вас доставить в госпиталь. Говорят, у вас телефон недоступен, а там что-то срочное.
— Что случилось?
— Не могу знать, товарищ капитан. Машина у подъезда. Мы и так много времени потеряли, пока сначала к вам домой съездили, а потом по этому адресу, нам его дали на всякий случай.
Он попытался отдать воинское приветствие, но вспомнил, что не по форме одет, удержался, развернулся и побежал вниз по лестнице. Платонов немного напрягся — он очень не любил такие сюрпризы, о чем и сказал, вернувшись в комнату.
— А кто ж их любит? — усмехнулся Петр Васильевич. — Вызвали, не сказали, зачем. А ты, пока едешь, о чем только не передумаешь…
— Вот именно, — задумчиво ответил Платонов. — Ладно, дед, я поеду. Удачной операции завтра, — он пожал руку Демьянову, потом Владимиру Николаевичу, и спустился следом за дневальным.
Водитель тоже был не в курсе того, что случилось, молча крутил баранку и курил в окно. Доехали они быстро, Платонов чуть ли не на ходу выпрыгнул из автомобиля и забежал в приемное отделение. Дежурный врач был на ужине, но медсестра оказалась в курсе. Она дала ему рапорт, доставленный из его отделения. Виктор прочитал его практически молниеносно. Потом выдохнул, успокоился, перечитал. Опустился на стул рядом с медсестрой, снял фуражку, прикоснулся затылком к кафельной стене, задумался.
Молчал он долго. Временами он приглаживал свои волосы, шевелил губами, постукивал пальцами по фуражке. Потом встал, подошел к окну, еще раз заглянул в рапорт.
— Сделай копию, — неожиданно попросил он у медсестры. Через минуту у него в руках было два рапорта. Копию он сложил в карман, оригинал отдал медсестре:
— Ну что ж, раз все так обернулось… Или пан, или пропал, — сказал он вслух. Надел фуражку, выровнял ее и отправился в отделение, не надеясь сегодня вернуться домой.
Его встретила дежурная медсестра Светлана. Девушка молодая, впечатлительная, исполнительная. Рапорт в ее изложении звучал, словно песня.
— Сделала все по приказу, — доложила она Платонову. — Начальник трубку не взял, тогда позвонила дежурному врачу и пригласила вас и дежурного хирурга.
— И что хирург? — Платонов вошел в ординаторскую, достал из шкафа костюм и собрался переодеваться. Светлана остановилась в дверях и немного добавила голоса, чтобы ее было слышно.
— А хирург сегодня — Макаров, — сказала она. — Надеюсь, вы поняли.
Платонов на секунду замер с ногой в штанине, потом продолжил одеваться. Макаров, начальник ЛОР-отделения, на дежурстве частенько напивался и уходил в зону недоступности, превращаясь в совершенно бесполезное создание. Примерно, как севший телефон Виктора — только от телефона не было запаха перегара. Видимо, сегодня был именно тот случай.
— Я сама справилась, как могла, — добавила Света, и это немного напрягло Платонова. Он не очень поощрял самодеятельность сестер в отношении своей работы.
Облачившись в хирургический костюм, Платонов подошел к медсестре и спросил:
— А свидетели есть?
— Уверена, что есть, — кивнула Света. — Они ж по одному никогда не ходят. Поспрашивать?
— Обязательно, — сказал Виктор. — Хотя я лучше пока сам. Он где, в палате?
— А где ж ему быть. За повязку только сильно не ругайте, я в перевязочной последний раз работала года два назад.
Платонов отмахнулся от нее рукой, отодвинул в сторону и решительно прошел в палату к Терентьеву по пустому коридору — сестра всех разогнала по кроватям, хотя до отбоя было еще два часа.
Решительно открыв дверь, он вошел. Михаил сидел на кровати у окна и смотрел куда-то в одну точку. Моргунов наводил на столе порядок, собирал тарелки и стаканы на поднос — недавно был ужин. Охранник лежал на своей кровати у двери, закинув ногу на ногу, и играл в телефоне. На вошедшего доктора он даже не прореагировал, продолжая нажимать кнопки.
Платонов на миг остолбенел от такого хамства, а потом крикнул:
— Встать!
Охранник едва не выронил телефон, вскочил с кровати и замер по стойке «смирно».
— Ты его охранять должен был! Охранять!
— Я…
— Рот закрой, — Виктор с трудом сдерживался, чтобы не врезать этому бездельнику. Он хорошо понимал, что это может усугубить ситуацию и развалить весь его план, поэтому старался контролировать себя. — Рапорт напишу твоему начальству. Отвечать будешь за случившееся.
— Но это же не я… — попытался вставить слово охранник, но Платонов его не слушал.
— Моргунов, я знаю, вы друзья, — обратился он к помощнику Терентьева. — Ты видел все?
— Да. Я рядом был. Просто все так быстро произошло. Я не успел помешать. И тем более, я не знал, кто это…
— Ну вот, — снова заговорил охранник. — Говорят же, все быстро…
— Заткнись, — не оборачиваясь, сказал Платонов. — Ты все сделал, что мог. Моргунов, твоя задача — написать объяснительную. Подробную. Может, детали разговора вспомнишь. Время, место, фамилии — чтобы все было. Понял?
Моргунов кивнул.
— Так. Теперь Терентьев.
Михаил услышал свое имя, повернулся. Виктор увидел в глазах у парня слезы.
— Вот только ныть не надо, —
