На следующий день Рене снова приняла приглашение прийти к нему в гости. Она сидела спиной к буфету и читала поэзию вслух, он зашел ей за спину, отдернул занавеску и вынул ружье. Затем он приставил его к ее шее и нажал на курок. По каким-то причинам произошла осечка. Рене продолжала чтение, даже не услышав щелчка.
Третья попытка имела место 11 июня 1981 года. Они сидели на подушках лицом друг к другу, она готовилась читать вслух поэму «Вечер» современного немецкого экспрессиониста Бехера, а Сагава встал, чтобы включить диктофон. Затем он тихо вынул карабин из буфета и приставил его к основанию ее шеи. Как только поэма кончилась, он нажал на курок.
Рене умерла мгновенно, а Сагава упал в обморок.
Когда он открыл глаза и увидел перед собой недвижимое тело, лежащее в луже крови, он почувствовал себя так, словно очнулся ото сна. За всю свою жизнь он никогда не видел трупа, и теперь, когда он сам стал виновником его появления, он пришел в ужас. Потрясенный содеянным, он заставил себя уйти в собственное воображение и воззвать — в тысячный раз — к своей главной фантазии.
Наконец, Сагава пришел в чувства настолько, чтобы прикоснуться к телу прекрасной белой женщины.
После преодоления этого барьера он начал разыгрывать сценарий, продуманный им до мельчайшей детали. Он раздел ее и положил на ковер лицом вниз. Затем он присел и вонзил зубы в ее правую ягодицу. Он заранее решил, что в левой ягодице будет больше крови, поскольку она ближе к сердцу. Он ненавидел вид крови.
Естественно, упругая плоть не поддалась зубам. Поэтому он взял кухонный нож и врезался им в правую ягодицу очаровательной Ре-не. Первым, что он увидел, оказался толстый слой жира, желтый, словно початок кукурузы. Под ним оказалось красное мясо, и начинающий каннибал отрезал кусочек, а затем положил себе в рот.
Плоть девушки оказалась мягкой, словно сырой тунец.
Тогда, находясь в состоянии экстатического возбуждения от полной реализации своей мечты, он перевернул ее и врезался в ее бедро. И снова он съел мясо сырым. Затем он надругался над ее телом. Но это, как объяснял Сагава, было почти запоздалой мыслью, значительно менее важной, чем удовольствие от поедание ее плоти.
Тем временем кровь угрожала испортить ковер, и Сагаве пришлось взяться за дело. Он оттащил труп в ванную и занялся его расчленением. Каннибалистская фантазия была окончена; все остальное довело его до болезненного состояния. Он никогда не мог есть потроха животных и почувствовал тошноту от зрелища отрезанных грудей. Они оказались ничем иным, как «отвратительными кусками жира».
Но ему нужно было избавиться от тела: его необходимо было разрезать на достаточно маленькие куски для того, чтобы их можно было либо съесть, либо вынести. Поэтому он нарезал стейки из бедер и ягодиц, завернул их в пластиковые мешки и положил в холодильник.
Портрет Рене работы Сагавы
Следующие два дня — пятницу и субботу — Сагава провел, готовя и поедая куски тела. В течение этого времени он выходил из квартиры, чтобы повидаться с парой друзей и сходить в кино. Он также сделал необходимые покупки, включавшие два картонных чемодана. Прогуливаясь по Елисейским полям, он выкидывал одежду Рене в мусорные корзины — он сохранил лишь ее трусики.
Каждый раз, возвращаясь домой, он готовил себе очередную порцию из холодильника. Плоть показалась ему безвкусной — слегка похожей на телятину — и довольно жесткой, так что для улучшения вкуса ему пришлось приправлять ее солью, перцем и горчицей. Но ее поедание все еще порождало то самое фетишистское возбуждение.
Субботним вечером он вызвал такси и отвез зловещие чемоданы в Булонский лес.
Изуродованное тело произвело сенсацию, и, когда два дня спустя Сагаву арестовали, практически каждая газета во Франции вышла под сенсационным заголовком о японском каннибале. Лицо, глядящее с таблоидов, казалось лицом монстра-садиста. Бесстрастное восточное лицо, темные глаза, смотрящие прямо в камеру, ясно говорили страдающим ксенофобией французам о хладнокровном убийце-психопате.
В большинстве рассказов об этом преступлении Рене Хартвельт фигурирует как «подружка» Иссеи Сагавы. Было попросту легче относиться к ней именно так.
Рене Хартвельт
Телевидение освещало события чуть более сдержанно, чем желтая пресса. При наличии чемоданов и прочих мерзких улик телевидение могло себе это позволить. Но едва ли в телевизионных репортажах было меньше отвращения, изумления и непонимания.
«Это не для чувствительных зрителей, — предупреждал диктор. — Бернар Марчетти поведает вам об ужасной истории кровавого чемодана, найденного в Булонском лесу». Далее репортер описывал то, как остатки молоденькой студентки были обнаружены «при пугающих обстоятельствах». И снова на зрителя глядело бесстрастное восточное лицо.
«Этот человек— каннибал. Его зовут Иссеи Сагава, и он родился в Кобе 32 года тому назад. В прошлый четверг он выстрелил молодой голландской студентке в голову, разделал ее труп и хранил останки в своей квартире до субботы. За это время он съел несколько кусков ее тела. Когда его арестовала полиция, части ее тела были обнаружены в его холодильнике…».
До этого момента история основывалась на фактах. Затем шли домыслы. В конце концов, зачем кому-то убивать и съедать девушку, если не из-за несчастной любви?
«Он любил ее. Она его — нет. Во вторник, когда она снова отвергла его, он ее убил». Такой точки зрения — основанной исключительно на догадках — придерживалось большинство газет; одна из газет писала, что Сагава писал ей любовные письма, но она сказала ему с симпатией, что они могут лишь остаться друзьями. В других сообщалось, что друзья Сагавы заявляли, что Рене только из жалости согласилась прийти к нему на квартиру.
В это неверное толкование истории был посвящен и судья Жан-Луи Брюгье, которого назначили для изучения и рассмотрения дела, когда он впервые встретился с Сагавой на следующий день после его ареста. «Судья, ведущий допрос» (juge d’instruction) — уникальная для Франции должность, которую можно описать, как сочетание следователя, прокурора и судьи, обладающего властью выписывать ордеры на арест и обыск, а также вести расследование по всему миру. Брюгье был одним из самых выдающихся судей Франции; его жизни угрожали так часто, что его кабинет во Дворце Правосудия сделали пуленепробиваемым.
Когда Иссеи Сагаву привели в этот кабинет, он обнаружил, что перед ним импозантный крепкий мужчина, за грубым и надменным поведением которого скрывается острый ум и сочувственное желание понять.
Судье же сразу стало очевидно, что робкий, учтивый молодой человек вовсе не был монстром-садистом, к встрече с которым его подготовили таблоиды. Как и полиция, Брюгье был поражен кристальной честностью Сагавы и его умом. Но что он действительно хотел знать, так это то, как кто-то мог захотеть съесть привлекательную девушку, вместо того, чтобы заняться с ней любовью, как любой нормальный француз. Ответ Сагавы оказался ошеломляющим и почти непостижимым. Он объяснил, что был одержим каннибализмом еще с тех пор, как был маленьким ребенком, задолго до своего сексуального пробуждения. Со временем эта одержимость приняла форму желания попробовать женскую плоть.
Все началось, когда Сагаве было года три. Каждый год на новогодней вечеринке он и его младший брат играли в одну и ту же игру. Их дядя Мицуо — популярный рок-певец — изображал чудовищного великана-людоеда, собирающегося проглотить двух ребятишек. Их отец играл отважного рыцаря и защищал их. Но великан всегда побеждал; сперва он ослеплял и убивал рыцаря, затем хватал двух хихикающих детей и бросал их в огромный котел. И все это записывалось на камеру.
Оба ребенка любили эту игру — в конце концов, дети любят притворяться испуганными, когда знают, что бояться нечего. Но Иссеи, который всегда был маленьким и тощим, обнаружил, что это пробуждало в нем что-то нездоровое и мазохистское. Он находил сказочные истории о чудовищах, поедавших человеческую плоть, и чувствовал, что они вызывают в нем дрожь, пугающую и, в то же время, странно возбуждающую.
И когда в отрочестве началось сексуальное пробуждение, его фантазии были не о сексе, но о поедании мягкой женской плоти.
По мере взросления фетишем Иссеи становились именно красивые западные женщины вроде Грейс Келли, чьи соблазнительные белые плечи вызывали в нем желание съесть их. Белые плечи всегда были важной частью его фантазий.
Они стали так беспокоить его, что когда ему было 15, он позвонил психиатру, чтобы спросить совета. Психиатр отказался давать советы по телефону, и Иссеи повесил трубку. Он пытался рассказать обо всем своему брату, но тот посмеялся над этим, как над шуткой. И тогда он решил больше никогда и никому об этом не говорить.
