Затем последовала роль со словами в драме под названием «Алфавит 2/3» о женщине, которая пытается найти убийцу своей сестры. Сагава играл основателя религиозного культа и был обрадован, узнав, что, согласно роли, он становится наставником двум прекрасным евразийским близняшкам. В ответ на обвинение в том, что для Сагавы была выбрана роль исключительно из-за его печальной известности, режиссер Цуёси Такисиро заявил: «Господин Сагава — благородный человек, гений». Затем добавил: «У Сагавы есть темная сторона и светлая сторона, а это и является темой фильма».
Во время съемок фильма Сагава и остальные актеры ходили на «Молчание ягнят». Сагаву фильм разочаровал. Он согласился с мнением, высказанным британским серийным убийцей, Деннисом Нильсеном, о том, что каннибал Ганнибал — персонаж совершенно нереалистичный. Нильсен говорил, что Ганнибал Лектер изображен внушительным и интеллектуально утонченным, в то время как правда о большинстве серийных убийц заключается в том, что они страдают от недостатка самоуважения. Мнение же Сагавы было обосновано скорее кулинарно, нежели психологически. «Он изображен монстром, который ест всё. Обычно же каннибал изыскан и тщательно подходит к выбору жертвы».
Актеры, похоже, находили печальную известность Сагавы довольно забавной и начали звать его Ганнибалом; если актриса отсутствовала дольше, чем ожидалось, шутили, что она, вероятно, нашла свой конец в холодильнике Ганнибала. Представительница кинокомпании выразила, скорее всего, общие чувства, когда заявила: «Все мы считаем, что господин Сагава должен вернуться в общество, а потому мы не хотим, чтобы непосвященные зацикливались на былом скандале».
В 1992 году гамбургская телекомпания Premiere Medien пригласила Сагаву принять участие во интервью в рамках передачи «0137». В своем время, после высылки Сагавы из Франции власти отказали ему в иностранном паспорте. Теперь же ему пришлось указать властям на то, что, поскольку он был оправдан, юридически он невиновен, а потому нет никаких законных оснований для того, чтобы отказывать ему в паспорте.
Власти уступили, и Сагаве была дана возможность лететь в Германию. В ходе телевизионного интервью, которое вел Роджер Вил-лемсен, Сагава долго говорил о своей жизни и об убийстве. Он признал, что до смерти Рене Хартвельт жил в мире грез, и что считает убийство и его последствия жестоким пробуждением, навсегда излечившим его от тяги к насилию.
Он должен был вернуться в Японию сразу же после интервью, но принимающая сторона убедила его остаться чуть подольше; две журналистки показали ему достопримечательности Гамбурга, кроме того, он побывал в Берлине и Гейдельберге. Но как только он вернулся в Токио, его паспорт снова конфисковали.
А цирк, между тем, продолжался. Сагава согласился дать интервью французскому журналу VSD, а также позировать для фотографа, рисуя портрет привлекательной обнаженной модели. Когда журнал, наконец, вышел, он обнаружил, что кто-то добавил к нижней части портрета нож и вилку.
В 1993 году Сагава был представлен британской общественности в часовом документальном фильме, спродюсированном Найд-желом Эвансом, в котором я выступил в роли рассказчика. Я повстречался с Сагавой в ходе моей поездки в Токио двумя годами ранее, где он был первым в очереди людей, ожидающих автографа на моей книге. Я был знаком с его делом и рад возможности встретиться со знаменитым каннибалом.
Мне сразу же стало ясно, что этот робкий и очевидно умный человек не тот монстр, о котором я читал, и когда я спросил его о слухе, что он собирается открыть ресторан, он заверил меня, что это просто очередная абсурдная выдумка. А в ходе последующей переписки стало очевидно, что он был честен, когда говорил, что убийство и его последствия были подобны ночному кошмару, от которого он очнулся.
Даже в Англии была предпринята попытка задавить этот телефильм, негодующие газеты набросились на «каннибала-убийцу, которому позволяют с телеэкранов хвастаться тем, как он убил и съел свою голландскую подружку». К счастью, Channel 4 не поддался давлению, и программа вышла в эфир 21 ноября 1993 года, как и было запланировано. Название этого фильма «Простите за то, что живу» стало названием очередной книги Сагавы, которая получилась из диалога и нескольких эссе.
За ней последовал «Мираж», полная и доработанная версия «В тумане». В том же году вышел сборник рассказов под названием «Фантазии каннибала», в котором тема каннибализма развивается в духе черного юмора. Но шестая книга Сагавы «Я хочу быть съеденным», которая состояла из рассказов, эссе и поэм, оказалась значительно более серьезной; ее название содержит в себе признание Сагавы в том, что нездоровый интерес к каннибализму, берущий свои истоки в детских играх с дядей Мицуо, стал основой мазохистского желания быть съеденным.
В определенном смысле, Сагава был съеден. Средства массовой информации стали чем-то вроде великана-людоеда, сжирающего людей и изрыгающего их наружу в виде грубых и упрощенных образов. Сагаву, поданного японской общественности, разрезали, жарили и перчили до тех пор, пока он почти не перестал иметь какое-либо сходство с личностью, носящей это имя.
По иронии судьбы человек, проведший свое детство, поглощая книги, теперь страдает от проблем со зрением, которые вызваны диабетом, и которые вынуждают его ограничиваться в чтении до минимума. Но самая главная ирония заключается в том, что в результате этих проблем его врач запретил ему есть мясо.
Новость о том, что книга Сагавы стала в Японии бестселлером, разнеслась по всему миру и вызвала протесты сторонников идеи о том, что преступнику нельзя позволять наживаться на собственном преступлении. Когда три года спустя Сагава стал кинозвездой и частым гостем телеэкранов, негативная реакция оказалась еще сильнее. Это, несомненно, является одной из причин того, что до сих пор книги Сагавы не переводились на другие языки: похоже, что сама идея описания убийства Рене Хартвельт вызывает гнев моралистов.
Тут общественность демонстрирует любопытный двойной стандарт. В Англии XVI века преступников публично вешали, а затем продавали спешно сочиненные памфлеты об их жизни и преступлениях. В более поздние времена в огромных количествах продавались книги вроде «Жизнеописания знаменитых разбойников». Сегодня во всех странах мира гигантскими тиражами расходятся журналы True Detective и книги, в которых описываются реальные преступления. И нет никаких сомнений в том, что книга о Сагаве на каждом углу читалась бы теми, кто осуждает идею книги, им написанной.
Так в чем же разница? По словам критиков Сагавы, разница заключается в том, что преступнику нельзя позволять «похваляться» своим преступлением или зарабатывать этим деньги. И тут они ошибаются. «В тумане» Сагава писал в тюрьме, пытаясь примириться со своим преступлением в уединении собственного разума. Книга была передана издательству без его ведома и опубликована без его разрешения — как и письма, цитируемые в бестселлере Юро Кара. Вполне очевидно, что это обнажение души не было ни «виной» Сагавы, ни его намерением.
Тогда чья же это вина? Некоторые моралисты винят японскую общественность за желание читать подобную отвратительную книгу. Но поскольку сенсационные убийства являются базовой диетой читателей газет во всем мире, эту точку зрения нельзя рассматривать всерьез.
Более справедливым может являться протест против того, что Сагава стал знаменитостью благодаря своему преступлению. Каждый — даже самый скромный из нас — жаждет быть «знаменитым», и большинство считает нечестным, что человек достиг известности, совершив ужасающее преступление, — и, что еще хуже, «оно сошло ему с рук».
Это, конечно, и есть истинная причина протеста. Но истинно ли в действительности то, что Иссеи Сагаве «сошло с рук» его преступление? Его книги говорят о нем, как о подлинно талантливом писателе, обладающем проницательностью настоящего психолога. Если бы не ужасная детская одержимость, которая довела его до убийства, он стал бы известным писателем. В то время, когда он совершил убийство, его диссертация готовилась к изданию, иона, вероятно, стала бы первым шагом на его пути к определенной славе.
Но все сложилось иначе, Сагава приобрел широкую известность — но какой ценой. Независимо от того, что он напишет, он всегда будет известен как «японский каннибал». Он все еще одинокий человек, которому приходится тяжко трудиться, чтобы зарабатывать себе на жизнь журналистикой. Его отец потратил большую часть своей пенсии на судебные издержки, а потому не имеет возможности поддержать его. Сагава надеется, что его преступление будет забыто, и он сможет вернуться к «нормальной жизни».
Но Сагава почти наверняка недооценивает нездоровый интерес, сделавший его историю бестселлером. Идея убийства — особенно убийства с последующим расчленением — всегда будет вызывать мурашки по коже.
