— Ну, логика… Я ж говорил!.. — Вукс едва сдержался. — Найти этого квартиранта можно?
— Наверное… — Лидия пожала плечами. — Он целыми днями во дворе возится или деревья подрезает…
— В каком еще дворе? — Вукс подошел к окну. — Отсюда видно?
— Да… — Лидия поднялась с кресла и тоже подошла к окну. — Вон их дом. А забор у Стефы с нашим садом общий…
— Идеальная точка… — пробормотал Вукс.
Из комнаты Лидии, со второго этажа, был хорошо виден двор тетки Стефы, а через голые ветки сада просматривалась и дальняя ограда с идущей вдоль забора накатанной колеей.
— Скажите, там, на дороге… — Вукс повернулся к Лидии. — Никакой машины не было?
— Не знаю… — Лидия начала присматриваться. — Вроде нет.
— А та, что фарами осветила, не их?
— Нет, та сразу мимо проехала… Мотор хорошо слышно было.
— Так… А кони, подвода?
— Подвода?..
Лидия, уже начиная догадываться, к чему клонит Вукс, еще раз посмотрела в окно и вдруг громко сказала:
— Да вот же он едет!
— Кто? — не понял Вукс.
— Да квартирант этот Стефкин…
Упряжка, рысившая по колее, приостановилась и начала круто заворачивать в соседский двор. На минуту стало хорошо видимым обличье здорового, мордатого мужика, взгромоздившегося на сиденье, и Вукс, глядя на Лидию, отрывисто спросил:
— Тот самый? Точно?
— Он… — едва слышно выдохнула Лидия и вновь без сил опустилась в кресло…
* * *
Фрамуга большого полукруглого окна казалась красной и явно качалась из стороны в сторону. Пан Казимир чувствовал, что если сейчас не откроет это окно, его захлестнет подступающая откуда-то вода, но в то же время майор понимал, все это ему только снится и, пытаясь избавиться от мучившего его кошмара, ворочался изо всех сил. Однако тело, налитое свинцовой тяжестью, не повиновалось, ватные руки бессильно упирались в преграду, а сознание не возвращалось, душный кошмар продолжался, красное стекло куда-то плыло, и с ним плыл пан Казимир, преследуемый плеском близкой воды…
Майор с трудом приходил в себя. Сначала появилось ощущение присутствия в реальном мире, потом сознание заработало яснее, и пан Казимир понял, что он все-таки очнулся.
Кругом было тихо и, хотя воздух отдавал запахом сырой плесени, плеск близкой воды исчез. Еще не открывая глаз, майор осторожно пошевелил головой. Затылок ныл, но вполне терпимо, и пан Казимир медленно приподнял веки.
Перед глазами висел непроницаемо-плотный мрак. Мозг пронизала мысль, что он слеп и охваченный животным ужасом майор забился на своем твердом ложе. Со страху он даже не мог кричать, а только беспомощно тыкался из стороны в сторону, попадая руками на влажные кирпичи.
Наконец пан Казимир догадался, что скорее всего находится в каком-то погребе, и эта мысль вернула ему способность соображать. Он начал методически ощупывать стены, а когда посмотрел вверх, то с трудом заметил едва различимые световые полоски, очерчивавшие потолочный люк.
Облегченно вздохнув, пан Казимир лег и снова куда-то как провалился. Зато через какое-то время он уже точно проснулся и, чувствуя себя немного лучше, сел на своем топчане и первым делом посмотрел вверх. Люк был очеречен гораздо четче, и сверху явственно доносилась приглушенная возня.
Неожиданно люк с треском распахнулся, оттуда хлынул поток света, и пан Казимир зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел покачивающийся конец неуклюже сколоченной лестницы. Вскоре он уперся в земляной пол, и на верхней перекладине показались подошвы сапог.
Одетый в «серяк» мужик спустился в подвал, поставил на стол дохнувшую керосином «летучую мышь» и молча отступил в сторону, в угол. Лестница сразу же снова вздрогнула, и по ней спустился второй «посетитель», в котором майор без труда узнал все того же инженера. Понимая, что именно сейчас и начнется главное, пан Казимир подобрался, а между тем инженер, спустившись вниз, весьма дружелюбно поинтересовался:
— Ну?.. Как себя чувствуете, пан майор?
— Вашими молитвами… — заставил себя усмехнуться пан Казимир.
— Уже неплохо…
Длугий улыбнулся, развернул принесенный с собой сверток, выложил на доске, приткнутой к стене наподобие стола, какую-то снедь и радушно пригласил:
— Вы, наверное, проголодались, кушайте…
— Еще успею, — пан Казимир уловил запах свежевыпеченного хлеба и против воли сглотнул слюну. — Вы, надо полагать, по делу?
— Да дело-то у меня одно… Хочу найти Брониславского.
— А самолет? Не нашли?
— Это успеется! А вот Брониславский…
— Ничем не могу помочь. Слово чести, с той ночи я его не видел.
— Верю… Тогда сумели скрыться шестеро жолнежей, инженер Брониславский и вы, пан майор.
— Вот видите…
Чувство голода пересилило, и пан Казимир, плюнув в душе на все, схватил с импровизированного стола сначала хлеб, а потом, счистив наскоро шелуху, разгрыз луковицу, держа ее за сухой шелестящий хвостик.
— Пан майор, давайте поговорим откровенно… — Длугий подсел на топчан. — После бегства от НКВД вам деваться некуда, а я, как вы понимаете, могу помочь весьма существенно.
— За какие коврижки? — пан Казимир с наслаждением хрумкал луковицей.
— Ну, пан майор, в вашем положении говорить о каких-то «коврижках» несерьезно… Но я готов вести деловой разговор. У вас есть интересующая меня информация.
Похоже, Длугий действительно заговорил серьезно, но майор тут же перебил его:
— Откуда? Это же полный разгром… Полный! — в голосе пана Казимира послышался искренний надрыв.
— Понимаю… Но эта неразбериха кончится, и тогда…
Пан Казимир поднял голову и посмотрел на Длугого.
— Вопрос можно?
— Ради бога!
— Почему застрелили Гжельского?
— Узнал много.
— Про Кацияна?
— А может, и больше… — Длугий посмотрел вверх. — Варшава.
— Ого! — Пан Казимир искренне удивился. — Значит, потому и письма в обход, а Заяц-почтарь у вас под контролем, так?
— Именно! — Длугий рассмеялся. — Очень уж «бимбер» любил, сердешный…
— Так… — Пан Казимир помолчал. — Время подумать у меня есть?
— Разумеется! Но немного, дня три, не больше…
Длугий поднялся, жестом приказал молчаливому мужику в «серяке» следовать за ним и, оставив фонарь на столе, полез по лестнице наверх, к люку…
* * *
Мартовский лес был еще по-зимнему гол, но между деревьев уже виднелись проталины, а на открытых полянах, особенно там, куда днем доставали солнечные лучи, земля начинала понемногу парить, наполняя воздух пронзительной весенней свежестью.
Но лесная дорога еще не поплыла грязью, и поэтому Стус, торопившийся за широко шагавшим впереди Вуксом, то и дело подскальзывался на чуть подтаявшей, но пока что заледеневшей колее. На плече Стуса болталась длинная веревка, а у Вукса за пояс был заткнут топор, так что их вполне можно было принять за мужиков, вышедших в лес за хворостом.
— Он точно, здесь поедет? — внезапно спросил спутника Вукс.
— Точно! — уверенно отозвался Стус. — Я проверил.
Некоторое время они шли молча, потом Вукс спросил уже совсем о другом:
— А скажи, почему ты идешь со мной?
— Ну и вопросы у вас… — Стус хитро прищурился. — А пан поручик, я перепрошую, почему идет?
— Хитер! — рассмеялся Вукс и тут же насторожился: — О, кажется, едет…
Позади них действительно стал слышен стук колес, и через некоторое время показалась парная упряжка. Заметив «лесорубов», мужик, правивший бестаркой, зычно остерег путников:
— По-о-бережись!
Вукс с готовностью сошел с колеи, а Стус, сделав вид, что оскользнулся, задержался и, когда лошади оказались рядом, ухватился за недоуздок.
— Эй вы там!.. — заорал возница. — Геть з дороги!
Ловко очутившись у передка, Вукс неожиданно вежливо попросил:
— Прошу… Пидвезить нас, пане…
— А на кой це мени? Не по дорози! — рассердился мужик и гаркнул на лошадей: — Вье-о!..
Но тут Вукс, неожиданно прыгнув на него, свалил на солому и придавил, а Стус вскочил на сиденье и перехватил вожжи.
Пока Вукс несколькими рассчитанными ударами «успокаивал» вздумавшего было брыкаться возницу, Стус завернул упряжку, и, подпрыгивая на корнях, бестарка прямиком покатилась в лес. На ближайшей поляне Вукс приказал Стусу:
— Стой, а то очухается…
Упряжка остановилась. Вукс вместе со Стусом выволокли начавшего приходить в себя мужика из бестарки, связали ему ноги, а потом и руки, предварительно завернув их назад. Затем Стус размотал остаток веревки, перекинул ее через сук и, завязав один конец на руках пленника, потянул на себя. Вукс помог ему, и вскоре едва пришедший в себя мужик стоял в нелепой позе, едва доставая ногами до земли.
— Ви що робите, сволото? — яростно захрипел пленник. — Видпустить!
