— Гмммммм, — пробормотала Гейл. А потом ей вспомнились некоторые разрозненные крупицы информации, собираемые пчелами журналистского бизнеса: — А как насчет того, будто горы на Луне образовались из-за падения астероидов?
Сомс кивнул и бросил на нее взгляд исподлобья. Она удивляла его. Не каждая привлекательная девушка знает о лунных горах, кратерах, кольцевых горах. Это вмятины, оставленные исполинскими ракетами, примчавшимися из космоса, дабы изуродовать лицо младшей подруги Земли.
Некоторые из кратеров возникли под воздействием исключительно гигантских метеоритов, но в Лунных Альпах есть долина длиной семьдесят пять и шириной пять миль. Она буквально выдолблена в лунном рельефе. Похоже, что ее проделало нечто, гораздо большее, чем астероид, беспорядочно кружащийся в пустоте и оставляющий на поверхности Луны едва заметный след перед тем, как сгинуть неизвестно куда. А еще есть моря — так называемые, — которые на самом деле не что иное, как равнины лавы, сформировавшиеся, когда небесные тела огромной массы пропахали планету вглубь и позволили пламени из недр планеты разлиться по ее поверхности…
— По меньшей мере, вероятно, что Луна была повреждена фрагментами Пятой Планеты, — согласился Сомс. — Действительно, это объяснение звучит более или менее приемлемо.
Она посмотрела на него выжидающе. Межбазовое радио глухо бормотало. На базе датчан кто-то читал лекцию о космических частицах. Странно, что такая интересная тема не вызвала энтузиазма на других базах.
— Моя цель — позаботиться о читателях, — настаивала Гейл. — То, что вы говорите, — достаточно любопытно, но как же преподнести все, чтобы никого не оставить равнодушным? Например, задать вопрос: если Луна пострадала от бомбардировок падающими астероидами, почему этого не случилось с Землей?
— Предполагается, что Земля тоже пострадала, — сказал Сомс. Так странно было говорить с Гейл об абстрактных вещах, которые никогда ничего для нее не значили, о безличных материях, в то время как сам он чувствовал к ней далеко не абстрактный интерес, да и манера разговора была глубоко личной.
Сомс глубоко вдохнул и продолжил рассказ о явлениях, которые, казалось, никого больше не должны были интересовать:
— Но на Земле существует смена погодных условий, и это начало происходить долгие, долгие тысячелетия назад, возможно, еще во времена трехпалых лошадей и ганоидных рыб [6]. Несомненно, был период, когда Земля подвергалась такому же разорению, как и Луна. Но наши кольцевые горы были в конце концов стерты с поверхности планеты дождями и снегами. Возникли новые горные цепи. Континенты изменили облик. Сейчас нет возможности обнаружить даже следы катастрофы столь отдаленного прошлого. Но на Луне не существует погоды. Там никогда ничего не меняется. Раны ее так и остались незалеченными.
Гейл сосредоточенно нахмурилась.
— Наверное, ужасно тяжело перенести подобную бомбардировку, — промолвила она печально. — В сравнении с нею атомная война — просто детская игра. Но если это случилось миллионы и миллионы лет назад… Нам, женщинам, гораздо важнее знать о вещах, которые происходят ныне!
Сомс открыл рот, пытаясь что-то произнести. Но не успел издать ни звука.
Мерцающая серебристая волноводная трубка радара внезапно перестала вращаться. Она прекратила бесконечную охоту за маленькими объектами, летящими к Земле из космоса. Замерла как вкопанная. Остановилась в одной точке, слегка вздрагивая, как будто от страстного напряжения. Указывая направление восточнее самой южной точки звездного неба и выше линии горизонта.
— Там метеор. Он сейчас падает, — сказал Сомс.
Затем взглянул снова. Сдвоенный экран радара должен был показать два пятнышка света: один — регистрирующий высоту обнаруженного объекта, а другой — угол падения и дистанцию. Но они не показывали вообще ничего. Ничего не было в том месте, где радар остановился и куда был нацелен. Вместо этого оба экрана тускло светились. Самописцы оставляли на ленте полностью бессмысленные записи. Радар, и, конкретно, специальный радар для наблюдения за метеорами, есть инструмент высокой точности. Он либо обнаруживает объект и отмечает его место с точностью до миллиметра, либо не делает этого, так как объект может не отражать импульсы.
Сейчас радар передавал просто немыслимую информацию. Это выглядело так, будто он не получал полного отражения посланных импульсов, а получал лишь частичное. Будто то, что он обнаружил, существовало, пульсируя — иначе говоря, частично существовало, частично — нет. Радар словно столкнулся с чем-то, что находилось за гранью реальности, и не смог этого распознать.
— Что за…
Межбазовое радио возопило. Иначе и не скажешь. Оно испустило невероятно жуткий звук. Оглушающий. В тот же момент сдвоенные экраны радара ярко вспыхнули. Два острия самописцев начертали на бумаге безумные линии. Шум сделался просто адским. И его нельзя было назвать монотонным. Такого дикого разъяренного рычания еще никогда, со времен изобретения радио, не раздавалось ни из одного радиоприемника в мире. То был звук мучительного, слепого, агонизирующего протеста.
Но что самое удивительное — в данный момент все радиоприемники и телевизоры мира издавали такой звук. Сомс не мог знать этого факта, но подобный же шум — отвратительный неопознанный сигнал — вывел из строя электроприборы далеко на севере, в районе Лабрадора, прекратил деятельность компьютеров, устройств импульсной радионавигационной связи, электронных микроскопов и добавил лишний сигнал во все электронные часы, безнадежно сбив их работу.
Шум прекратился. На каждом из сдвоенных экранов радара теперь горело яркое пятно. Экран, регистрирующий высоту, показал, что источник света находится на высоте четырех миль. Второй указал угол склонения в 167 градусов и удаленность на восемьдесят миль. Радар, которому пришлось побороться за получение этих результатов, как за нечто, не совсем существующее, но пытающееся пробиться в нашу реальность, рапортовал об успехе.
Некий объект вошел в бытие ниоткуда. Он определенно ниоткуда не прибыл. Он начал быть. На высоте двадцать тысяч футов, на расстоянии восьмидесяти миль от базы и под углом склонения в 167 градусов, и появление его ознаменовалось таким взрывом помех по радио, какой не производила ни одна буря, ни один атомный взрыв.
И предмет, пришедший ниоткуда и, следовательно, абсолютно невероятный, сейчас двигался на восток со скоростью, приблизительно втрое превышающей скорость звука.
Внезапно радио разразилось голосами. Французы, датчане и англичане спрашивали друг друга, слышали ли они адский грохот и что это может быть? Русский голос неприятно намекал на то, что, дескать, нужно спросить американцев, не приложили ли они к этому руку.
А волноводный радар просто сопровождал по ходу движения крупный объект, появившийся не как метеор из космоса и не прилетевший из-за горизонта, как самолет или управляемая ракета, но, говоря театральным языком, возникший из ниоткуда.
И это было не еще не самое странное. Двигаясь на восток, объект, казалось, сбавлял скорость. Согласно показаниям радара, сейчас она составляла около тридцати девяти миль в минуту.
Затем скорость резко упала. Предмет полностью остановился. И вдруг резво двинулся назад. Потом запрыгал, выполняя безумные четырехмильные сальто над землей. И рухнул вниз. Завис неподвижно в воздухе на целую секунду и неожиданно быстро начал подниматься жутким штопором… И вот наконец все закончилось. Космическое тело ринулось к земле.
Падало, будто камень. Словно не выделывало только что невероятные кульбиты. И все это заняло долгие, долгие секунды.
Один раз объект сделал попытку развернуться, как бы в последнем усилии продолжить воздушное безумство. Но вновь устремился вниз. Достиг горизонта. И упал за его чертой.
Секунду спустя земля чуть заметно вздрогнула. Сомс потерял равновесие и рукой случайно подтолкнул корпус графического прибора. Острия самописцев подпрыгнули. Получилось что-то вроде записи сейсмического скачка.
Прибор немедленно принялся высчитывать интервал между началом жутких радиопомех и этим последним толчком. Сейсмические волны движутся со скоростью четыре мили в секунду. Радар сообщил, что предмет, появившийся в воздухе, возник на расстоянии восьмидесяти миль. Грохочущий звук возник мгновенно. Между помехами и прибытием волн, сотрясающих землю, прошло двадцать секунд. Помехи и появление объекта ниоткуда, а также точка зарождения сейсмических волн совпадали. Все они относились к одному явлению. И отсчет времени начался с взрыва помех по радио, а не с удара, произведенного падающим объектом, который случился минутой позже.
Сомс силился представить, что это могло быть за явление. Межбазовое радио все бормотало. Кто-то обнаружил, что помехи охватили весь диапазон волн одновременно. Они были ненормально мощными. Ни один взрыв не мог бы заполнить все полосы частот помехами такой громкости и продолжительности. Потребовалось бы много сотен, а то и тысяч киловатт, чтобы захватить все радиочастоты Антарктики. Голоса спорили об этом.
