— Прими, боярин, в честь дня своего… шубу с княжеского плеча… — Иван Кошкин, принесший подарки государя, широким движением накинул шубу на Зверева. — Дай тафью на тебя надену из княжеских рук… — Боярин двумя руками взял коричневую тюбетейку с двумя бархатными клиньями, двумя рубинами и тонкой опушкой, надел Андрею на новенькую лысину. — Прими клинок острый из рук княжеских для дел своих ратных… — Кошкин вручил Звереву кинжал в ножнах красного дерева с золотыми накладками и деревянной же рукоятью, отступил: — Слава боярину Лисьину!
— Слава новому боярину, слава!! — поддержали гости.
Андрей ощутил, как у него загорелись щеки. Наверное, нужно было сказать что-то а ответ, но он не успел: великий князь поднялся с трона:
— Служи честно, боярин Андрей Лисьин. Служи, и для тебя всегда достанет моих милостей и внимания.
Все склонили головы, наступила тишина. Юный Иван Грозный вместе с думскими боярами, архиереем и охраной покинули залу. Грохнули двери, распрямились мужчины, снова загудели разговоры. Прием был окончен.
— Ну что, боярин Алексей? — Князь Михайло Воротынский вытянул руку и тяжело опустил ее Звереву на плечо. — Получается, крестником я твоим стал во вступлении во звание боярское… Пойдем, ради такого праздника отобедать тебя приглашаю.
— А отец?
— Отец твой, боярин, вон, уже с князем Ромодановским разговоры какие-то вежливые ведет. Видать, тяжба у него какая-то важная имеется. Уговорит ли? Идем, им и вовсе лишние собеседники ни к чему.
Князь Михайло Иванович Воротынский приехал ко дворцу в карете. Его знатность, видимо, позволяла перемещаться по Кремлю не пешком, как «простые» думские бояре, а в экипаже. Стоящего у коновязи скакуна Андрея забрал княжеский холоп, сам Зверев забрался внутрь щедро обитого бархатом салона. Карета тронулась… И Андрей понял, что рессоры в этом мире еще не изобрели. Обитые железными ободьями колеса катились по дубовой мостовой, подпрыгивая на каждой бляшке, постукивая и погрохатывая. Внутри столь почетного транспортного средства стоял изрядный гул, набитые травой сиденья никак не гасили постоянные тычки снизу. В общем, если бы коня не увели — молодой боярин предпочел бы подняться в седло.
К счастью, княжеский дом находился совсем рядом с Кремлем — минут десять медленной езды в запряженной цугом повозке по тесным улицам, загроможденным возками, бочками, корзинами и коробами. Очень скоро карета съехала с мостовой на землю, выстеленную соломой. Внутри экипажа сразу стало тихо и мягко, никакой тряски — но холопы уже отворили дверцу и развернули до земли складную лесенку.
Двор Воротынских мало чем отличался от прочих городских дворов: тут был и хлев, и конюшня, и высокий стог сена, и свой колодец. А вот дом… Дом представлял собой семиярусное сооружение, сплошь украшенное резьбой, с наборными слюдяными окошками и хитрыми стоками для воды с трубами в виде тигров и львов, пасти которых в дождь должны извергать воду. Словно сказочные теремки, ярусы стояли один на другом, уменьшаясь в размерах. Самый верхний был размером со скворечник, шестой ярус с голубятню, но все прочие казались вполне просторными домами, а первый этаж скорее дворцом. Дом разделял двор на две части, и слева за крышей выглядывала зеленая крона дерева. Похоже там, дальше, находился сад.
Тяжело опираясь на посох, князь взошел на крыльцо, ступил в дом, поднялся на второй этаж, миновал коридор и свернул в просторную светелку. Там стояло большущее кресло, обитое цветастым шелком, накрытая персидским ковром софа у стены, придвинутый плотно к стене стол, полдюжины стульев с высокими спинками, шкаф, пюпитр и несколько сундуков, тоже завешенных коврами. Хозяин сбросил шубу на один из сундуков, оставшись в дорогой ферязи, желтых атласных шароварах и красных сафьяновых сапогах с задранными носками, развел руки. Несколько раз глубоко, с явным облегчением, вздохнув, он прислонил посох к стене, скинул бобровую шапку, оставшись в одной тафье из тонкого войлока, пригладил черную бороду.
— Чего желаете, Михаил Иванович? — заскочил в приоткрытую дверь холоп.
— Яблок принеси, вишню, слив, груш… Сласти прихвати.
Князь извлек из шкафа медный кувшин с длинным тонким горлышком, которое мастерская чеканка превратила в тело змеи, выудил пару серебряных кубков, подсел к столу, наполнил.
— Ну, боярин Андрей, давай выпьем за твое звание новое. Чтобы пришла к тебе, боярин, новая слава ратная, чтобы не было тебе на поле бранном боли и горести…
Воротынский перекрестился, выпил. Зверев последовал его примеру. Хозяин тут же наполнил кубки снова, взял свой в руку, откинулся на спинку стула:
— А скажи мне, боярин, откуда к тебе хитрость такая пришла: гуляй-город во время сечи поставить?
— Если честно, княже, о гуляй-городе я не думал, — признался Зверев. — Я хотел сделать такую… избу на колесах. Чтобы в ней по полю боя ездить и из пищалей всех врагов расстреливать. А они чтобы никого внутри достать не могли.
— Навроде осадной башни?
— Да, — кивнул Андрей. — Но она оказалась очень неуклюжа, тяжела. Посему я на это дело рукой махнул. А щиты остались. Они сами по себе намного легче, их пара человек переместить или поднять сумеют. За ними от стрел можно прятаться, от врага всякого, и их тоже на колеса можно поставить. Вот и опробовал. И, как мне кажется, получилось неплохо…
Отворилась дверь, три румяные девки в сарафанах с синей клетчатой грудью и в синих платках принесли блюда с пряженцами, с фруктами, с пастилой, халвой, курагой и изюмом.
— Пироги откуда? — придирчиво поинтересовался Воротынский.
— Хозяюшка велела принесть, — поклонилась одна из девок. — Сказывала, не кушали давно, а мальвазию наверняка пьете.
— Ишь, следит, — хмыкнул Михайло Иванович. — Передай, гость у меня. Молодой боярин Лисьин, о котором я сказывал.
Андрей же прислушался к странному шуму. Будто смеется кто-то недалеко. Прямо за окном. Голос женский, не детский.
— А я вот поразмыслил на досуге, как удобно бы твой гуляй-город разгромить при нужде. Вроде и стены низкие, и бьют пищали недалеко, и заряжаются долго. Простой лестницей одолеть можно. Кинуть на щиты да поверху перебежать. И лезть не надо. С ляхами да свенами воевать легко, всегда стрелами отогнать можно. А у татар да османов луки не хуже наших. В перестрелке увязнешь, столько же, сколь и они, людей потеряешь.
— На поле боя с лестницей в руках? — прихватил горсть изюма Зверев. — Такого неуклюжего, с занятыми руками ратника враз зарубят. Не дойдет. Конница встретит и порубит.
— Лестницы можно в середину правильного строя спрятать. Плотный строй не каждая конница одолеет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
