— Все-таки он решил следовать древним традициям драконов, — с интересом разглядывая расплывающееся по белой ткани пятно крови, произнес маг: — Золото подарил, тем самым заявив о том, что его избранница будет купаться в роскоши. Голову убитого собственной рукой зверя тоже прислал. Хм… значит, и накормить, и защитить он тебя сможет. Вникаешь, айка-зайка, чем пахнет? — мужчина насмешливо хмыкнул, даже не взглянув на меня. — Видать, крупнее слона никого не нашел. Хорошо хоть до кита не добрался, жениш-ш-шок, — прошипел Сэн, а меня замутило. И беременность к этой тошноте не имела никакого отношения. — Кажется, дальше по правилам следует ритуальный поединок с представителем рода избранной, похищение ее из-под родительского крыла и выжигание территории для устройства гнезда.
— К-какой территории? — привалившись к приятно-холодной стене, пробормотала я.
— Ну, в ваших единицах гектар пятнадцать, — толкнув ногой безжизненно валявшийся хобот, сказал сильнейший. Он еще что-то говорил, но я не особо слушала. Глаза заволокла странная пелена, и очень захотелось пить, но отступить хоть на шаг от спасительной опоры, было страшно. — Зоя?!
Громкий окрик вывел из странного состояния, я вскинула голову и попыталась сфокусироваться на Сэн, однако вместо мужчины увидела светящийся силуэт, к которому тянула свои загребущие щупальца тьма… моя тьма! Ой, мамочки, она ж несколько дней не «ела». Маг поспешно возводил щит, а голодная сущность так же поспешно его ломала, я же продолжала стоять у стены, словно приклеенная, и смотреть на этот кошмар. Как-то очень уж быстро моя темная сторона набирала силу, и чем самостоятельней становилась она, тем меньше я ощущала наше родство. И сны про дегустацию света прекратились… совсем.
— Отзови ее! — крикнул гай, явно проигрывающий в поединке с тьмой.
— Не могу, — едва шевеля губами, прошептала я. — Она не собака, не отзывается, — добавила громче и, зажмурившись, прижала к груди руки. Ведь если не видеть этот кошмар, если сосредоточиться, почувствовать, дозваться… — Пр-р-рочь пошла! — зарычал мужчина, и, вздрогнув, я открыла глаза. — Прочь, сказал! — но тьма не подчинялась.
Сэн падал. Тонул в черном прожорливом облаке, с которым меня связывали растянувшиеся на полкомнаты тентакли. Его глаза закатились, лицо исказилось от гримасы боли, губы побелели, а у меня, наоборот, прояснилось зрение, появилась бодрость, а, главное — отступила жажда. Тьма насыщалась, даря мне силы, отнятые у Светлоликого. А он… умирал. И я ничего не могла с этим поделать, кроме…
Мой испуганно мечущийся взгляд упал на дверь, так и не закрытую гостем. Решив, что единственный способ спасти мага — это сбежать и утянуть за собой его черную смерть, я начала по стеночке продвигаться к выходу. По пути сгребла со стола сумку с телефоном, и, оказавшись в коридоре, рванула по лестнице наверх. А за мной, словно демонические крылья, летела, недовольно клубясь, моя собственная тьма.
Шарту не закрыл перед моим носом дверь цветочного павильона. И спустя пару минут свежий ветер ударил мне в лицо вместе с запахом летнего вечера, зелени и цветов. Пронизанный световыми контурами парк в столь позднее время суток не был полон людей, и все же одинокие прохожие, парочки на скамейках, группы молодежи, собачники со своими псами и прочие аппетитные силуэты здесь присутствовали. На них то и сделала стойку моя по-прежнему голодная сущность.
Быстро оглядевшись по сторонам, я, вопреки ее желаниям, бросилась в темную часть парка. Туда, где было много деревьев, но мало людей.
Через пять минут в парке…
Тоненькая, хрупкая девичья фигурка неслась через кусты, не разбирая дороги. По бледному лицу катились слезы, мокрые глаза светились серебром, а на верхней части груди, в вырезе серой майки, горел ярко-голубой символ. Время от времени, девчонка прикасалась к нему, то ли в порыве прикрыть это аше-аровское клеймо, то ли стереть.
Девушка что-то кричала, прижимая к уху небольшой прямоугольный предмет. Потом стучала по нему пальцами, снова подносила к уху, и бежала, бежала, бежала… А по пятам за ней, то опадая шлейфом, то взмывая вверх павлиньим хвостом, то расползаясь осьминожьими щупальцами, следовала тьма. Эта вязкая чернота, похожая на густой кисель, принимала в свои жадные объятия кусты и деревья, слизывала траву и цветы с неухоженных клумб и устремлялась дальше, оставляя за собой мертвую, будто выжженную землю.
А на безопасном расстоянии за девочкой с «крыльями» тьмой почетным эскортом двигался еще один темный силуэт. Ловкий, бесшумный… Внимательный взгляд отмечал все до мельчайших деталей, а обостренный слух улавливал нюансы интонаций в срывающемся голосе. Сейлин была прекрасна и ужасающа, беззащитна и смертоносна, а еще… очень несчастна. Она боялась превратиться в чудовище, не желала сдаваться стелющейся плащом прожорливой тьме, не хотела сливаться с ней, быть ею. Девушке нужна была помощь…
Эван зло скрипнул зубами, глядя, во что превратил Зою его отец. Парень с трудом узнавал в темном существе, сеющем смерть, ту малышку, что встретил на «Кладбище невест». Это по-прежнему было ее тело, ее глаза… впрочем, нет, серебряные диски, казавшиеся с большого расстояния лишенными зрачков, мало походили на живые и серые глаза иномирянки. И все-таки это была она. Принц нашел ту, ради кого прибыл в этот мир, и… на этот раз он никому не позволит помешать ее спасти.
* * *
Я, размазывая по лицу слезы, петляла между деревьями, пронизанными тонкими светящимися нитями. Такое световое шоу выглядело бы красиво, если б не осознание, что всю эту красоту уничтожает моя изголодавшаяся тьма. Созерцание того, как из лучиков-травинок черная дрянь высасывает жизнь, оставляя вместо них мертвую землю с ошметками иссушенной растительности, пугало. Слабую надежду дарило лишь то, что гибель всего живого от вампиризма сейлин по идее должна была для этого самого живого быть… приятной.
Завидев вдали чей-нибудь силуэт, я резко меняла направление, изо всех сил стараясь не зацепить своим смертоносным аппетитом людей. Бежала туда, где было меньше алей и тропинок, но больше темного и мрачного леса. Забавно: в былые временя такое место для ночных прогулок вызывало бы во мне ужас, сейчас же я панически боялась светлых уголков парка. Что ж… темному существу — тьма во всем.
Я раз за разом жала на кнопку телефона, повторяя вызов. «Абонент недоступен», — вещал механический голос, от которого хотелось раздолбать проклятую трубку об ближайший ствол. Но что делать потом? Назад дороги нет, вперед… разве что в реку с головой. А умирать ой как не хотелось. И я бежала дальше, продолжая звонить и рефлекторно касаться метки на коже, которая, как мне казалось, начала жечь. Значит, он знает, что случилось и ищет меня? Или все это просто обман воображения?
Домашние шлепки больно били по пяткам, трикотажный топ лип к мокрой от пота спине, сердце стучало, как молот, в висках пульсировали вены, дыхание срывалось, а я все неслась куда-то… Прочь от шарту, прочь от любителей поздних прогулок. В глубину неухоженного парка, туда, где не прохаживались сплетенные из светящихся жил силуэты, отдаленно похожие на картинку из учебника анатомии. Здесь только «скелеты» деревьев могли стать жертвами тьмы, не очень-то довольной вынужденным вегетарианством. Я старалась не думать о мелкой живности, гибнущей за компанию с кленами и дубами, о мумифицированном трупе чьей-то собаки, оставленном позади. Я просто звонила, звонила, звонила… и мне, наконец, ответили!
— Где ты? — спросил Кир-Кули. Знает, что не в шарту? Отлично!
— Тьма опять проснулась и чуть не убила Сэн, — пожаловалась я в трубку, но на том конце связи не прониклась сочувствием. Вместо этого страж повторил вопрос:
— Ты где, айка?
— В парке… — ответила, растерянно оглядываясь. — Не знаю, где! В самой мрачной его части. И безлюдной. И… да это «пепелище» сложно не заметить, Кир, — хотелось пошутить, но вышло как-то жалко и с непроизвольным всхлипом вместо запланированного смешка. — Эта тварь никак не нажрется. Может…
— Я уже подъезжаю. Стой на месте и жди меня! — аше-ар отключился, а я, слушая гудки, тихо прошептала, заканчивая оборванную фразу:
— Может, тебе пока не стоит… приезжать.
Пробежав по инерции еще метров десять, замерла. Тьма остановилась вместе со мной и полупрозрачным шатром накрыла пространство шагов на тридцать в диаметре. Отростки-щупальца, то удлиняясь, то почти исчезая, дегустировали все, до чего могли дотянуться. Я вдруг представила, как выгляжу со стороны, стоя «в желудке» у этого призрачного осьминога, и зашлась в приступе истерического хохота.
Выбившиеся из косы пряди противно липли к шее и лицу, но, как только я подняла руку, чтобы убрать со лба их спутанную завесу, плечо пронзило болью. Удивленно посмотрела на инородное тело, напоминающее крошечный наконечник стрелы, глубоко вошедший под кожу. Попробовала даже подцепить его дрожащими пальцами, но эта металлическая «заноза» не желала поддаваться. А где-то через минуту мне стало плохо.
