Тошнотворное, признаться, зрелище.
Еще сложнее сказать, кто ужасал ее больше: эринии, что жаждали разорвать ее на части или жуткий уродливый гигант, который был на ее стороне.
И все же, когда гекатонхейр, наклонившись, поднял в воздух накинувшуюся на Деми эринию и отбросил в сторону, как надоевшую куклу, из груди вырвался облегченный вздох. Харон не бросал их. Он вернулся с подмогой. Да еще какой!
Его выбор был безупречен: даже десятки эриний неспособны охватить и сковать тень гекатонхейра, накрывшую землю гигантским черным пологом. Сам же великан с легкостью отрывал демонических духов мести, присосавшихся к тени Кассандры как пиявки. Мелькали в воздухе его огромные руки. Головы угрожающе ревели сонмом голосов.
В миг, когда стараниями гекантохейра Деми и Кассандра освободились от эриний, настала очередь главной из них.
Аллекто хлестнула плетью, но обездвижить смогла лишь одну из рук гекантохейра. А их у него оставалось еще девяносто девять. Взвизгнув от отвращения, когда вся эта гроздь из могучих конечностей потянулась к ней, Аллекто бросила, глядя на Деми:
— Если не я, так Немезида, крылатая жрица возмездия, все равно тебя настигнет. От себя самой тебе не убежать.
Богиня мщения распалась в воздухе на дымчатые хлопья. Эринии растворились в пустоте вместе с ней.
Гекантохейр стоял, широко расставив ноги, и молча смотрел на Деми. Ей от этого взгляда хотелось исчезнуть вместе с духами мести.
— Я верну его охранять Тартар, — бросил Харон.
— Будь так добр, — выдавила Деми.
Полуживая от пережитого ужаса, она медленно поднялась с земли. В голове до сих пор звучали слова Аллекто. Даже хорошо, что она забудет их с первым же рассветом.
Вернувшись, Харон перенес их в пайдейю. В уже хорошо знакомой Деми комнате находились и Никиас, и Адриана.
— На нас напали, — сухо сообщила Кассандра. — Боюсь, Аллекто теперь охотится за Пандорой. Нам нужно быть начеку.
— Замечательно, — процедил Никиас, облокотившись о стену и сложив руки на груди. — Теперь нам всем придется быть ее няньками.
— Я хочу этого не больше тебя, — выпалила Деми. Вздохнула. — Выходит, эринии — что-то вроде местных наемных убийц? Получают заказ от людей и исполняют его?
Ариадна задумалась на мгновение.
— Не совсем. Они не только убийцы, но и судьи. Скорей, я бы назвала эриний палачами. Чтобы там ни говорили, невиновных они не трогают. — Она тут же осеклась. — Ох, прости. Я не хотела сказать, что ты виновна…
— Абсолютно виновна, по мнению этих людей, — тихо ответила Деми.
— Разве только их? — ледяным тоном осведомился Никиас.
Пропустить его слова мимо ушей, не допустив их к уму и сердцу, было нелегко… но необходимо. Достаточно чувства вины, что терзало всякий раз, стоило только ей вспомнить свое истинное имя. Имя ее души.
Деми еще только предстояло научиться жить с осознанием, что ее ненавидит весь мир.
[1] Эринии — богини мести, рожденные Геей, впитавшей кровь оскопленного Урана. Преследуют преступника, насылая на него безумие.
Глава тринадцатая. Царство Аида
— Объясните еще раз, зачем спускаемся в царство Аида? — ежась, спросила Деми.
Замерев посреди Акрополя, они ждали Харона, который вместе с Кассандрой отлучился по какому-то срочному делу. Ариадна с улыбкой приветствовала знакомых Искр, Никиас по обыкновению был безучастен, а Деми уговаривала себя не поддаваться охватывающей ее нервозности.
Неотвратимо наступал вечер. Время забывать.
Из брошенных ей Кассандрой слов она поняла лишь одно: некая колдунья по просьбе пророчицы готовила сложный ритуал, и в царство мертвых они пришли за одним из его составляющих.
— Нам нужна река памяти, Мнемозина, и ее дух, который может открыть нам тайны твоей памяти.
— Мнемозина — это живое существо? — изумленно спросила Деми.
— Существо — хорошее слово, — рассмеялась Ариадна. — И все же она нечто большее. Если быть точнее, богиня, обладающая так называемой «памятью воды». В мире мертвых течет и другая река, река Лета. Все отправленные в царство Аида, чью нить своими ножницами перерезали мойры…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Умершие, проще говоря. — Деми ценила тактичность Ариадны, но иногда для нее было неподходящее время.
Та улыбнулась своей мягкой улыбкой.
— Умершие, да. Едва оказавшись в царстве Аида, они должны выпить воды из реки Леты, чтобы навеки оставить прошлое позади. Когда их душа будет готова переродиться, они пьют из Леты снова — на этот раз, чтобы вернуться в мир живых, не храня память о пережитом… и увиденном в мире мертвых. Без Забвения — второго имени Леты — новой жизни для душ не было ни в одном из миров.
— Но ты ведь помнишь о своем родстве с Фоантом…
— Я говорила об обычных смертных, — замявшись, сказала Ариадна. Несмотря на всю ее колдовскую силу, на опыт и мудрость, что она накапливала не годами, не десятилетиями — веками, ей, казалось, неловко подчеркивать собственную исключительность, свое отличие от других. — Есть инкарнаты, отмеченные божественным прикосновением, чьи души проносят в себе дары в следующие жизни. Другое благословение богов — пронести сквозь века опыт, знания и память. После того, как был открыт пифос, а ты… Пандора исчезла, мой дар оказался слишком важен для богов. Тогда сам Зевс благословил меня, словно впечатал искры магии в мою душу. Дионис же наградил меня способностью хранить воспоминания о прошлых жизнях.
Деми задохнулась от мысли, что находилась рядом с девушкой, дважды благословленной богами. Девушкой, которую любил бог. Наверняка их чувства остались в далеком, далеком прошлом, да и представить Диониса однолюбом сложно, скорее — ветреным и смешливым, каким в ее сознании сохранился их общий сын Фоант.
Обиду на бога в Ариадне Деми, впрочем, тоже не чувствовала — об обратном говорила и блуждающая теплая улыбка на ее губах. Умела ли Ариадна вообще таить на кого-то обиду?
А ведь и у Пандоры было свое, особенное прошлое. Если мифы не врали, она была возлюбленной самого титана. Как же его звали?
— А что с моей семьей? — волнуясь, спросила она.
Странной казалась сама мысль о том, что в Древней Греции, которую тогда еще не успели окрестить Алой Элладой, у нее была семья.
— Забудь ее. Они о тебе забыли.
Голос Никиаса распорол пространство, словно острое стальное лезвие. Деми вздрогнула, только сейчас вспомнив, что все это время он стоял позади. Наверное, в каком-то смысле ее память оберегала свою хозяйку — она чувствовала кожей нежелание Никиаса находиться здесь.
Рядом с ней.
— Не слушай его. — Ариадна бросила на Никиаса взгляд, полный упрека. — Не знаю, что стало с Эпиметеем, и сохранил ли он память о прошлом… И мне жаль, что современные греки едва ли помнят о вашей дочери Пирре. А ведь именно она вместе со своим мужем Девкалионом стояла у истоков появления нового человечества.
В висках Деми запульсировала кровь. Ее дочь…
— Пирра и Девкалион оказались единственными, кто выжил после Великого потопа, — продолжала Ариадна. — Легенды говорят, что сам Зевс хотел таким образом погубить людской род. Выбирая тех, кто все же достоин спастись, он выбрал именно Девкалиона, сына титана Прометея и океаниды Климены. Зевс велел ему построить ковчег и приготовиться к долгому плаванию. Но знаешь… Я думаю, причина того, что вину за Всемирный потоп греки возлагают на Зевса — суеверный страх людей перед богами, страх получить наказание от них за свои грехи. Ведь каждый человек в глубине души понимает, что, так или иначе, грешен.
— Не замечал за тобой склонности к философствованиям, — обронил Никиас.
— Как бы то ни было, твоя дочь и Девкалион, за чистоту своих душ получив благословение Зевса, спаслись от Всемирного потока, который так и назвали Девкалионовым. И именно на их плечи легла священная миссия возродить человеческий род.
Деми покусала губы, охваченная странными эмоциями.
— Не бог весть как они справились, а? — хохотнул Никиас, однако в его голосе не было смеха — только яд.
