По дороге перекуров мы не делали в прямом смысле, ибо несли бутылки с горючей смесью. Потому мы просто отдыхали. Пока гранаты получали, Пашу Черного опять посылали коменданта сопровождать к ротному. И он увидел интересное – оказывается, у нас в батальоне есть девушки. Точнее, одна, и она постарше нас, лет так под тридцать. Она зубной врач и выдергивала зуб повозочному из нашей роты. Мы за перекуром поговорили на эту тему, но так, чтоб только лясы поточить. Нам, естественно, ничего не светило, ибо у нее знаки различия, как у лейтенанта. Спросили Пашу, что он там интересного услышал, но он ничего сказать не мог, ибо все внимание сосредоточил понятно на ком. Он вообще зубодерного оборудования боится, но тут преодолел себя.
Я его понимаю – сам к стоматологу лишний раз не ходил, хотя и слышал, что сейчас зубы лечат менее болезненно, чем раньше.
Следующий день был днем падения Нарвы.
Мы об этом догадались не сразу, но потом это стало совершенно ясно. Ибо отступающие совершенно прекратили двигаться по шоссе. Было даже несколько групп, которые отходили не по шоссе, а полем. Они ушли подальше от дороги и бомбившейся Дубровки, но там наткнулись на проволочные заграждения. Пришлось посылать к ним проводника – показывать проходы.
Ходивший туда Моня говорил, что там были в основном пехотинцы, но, кроме них, еще и несколько вооруженных штатских. Наверное, это были какие-то нарвские ополченцы. Или, может, из какого-то другого эстонского города.
Моня спросил, как им пришлось воевать, ему односложно ответили, что тяжело. Потом добавили, что очень сильный у немцев огонь артиллерии и пулеметов. Про танки они ничего не сказали.
А потом наши подозрения насчет Нарвы укрепились. С той стороны уже начался огонь. Периодически – короткие налеты артиллерии, снарядов десять – двадцать на слух. То по одному нашему флангу, то по другому, то здесь, то там. Волох нам рассказал, что огонь такой называется беспокоящим. Его артиллерия ведет наряду с прицельным огнем по точно известным целям. А вот такой беспокоящий – для наведения паники и нарушения нашего маневра. Бояться его особо нечего, если в тот момент под него не попадешь. Наш дот рассчитан на противостояние 152-мм снарядам, так что надо еще поискать такую систему, что пробьет его. Они-то вообще существуют, но не на каждом шагу, а обычно бросаются на самые важные участки.
Канонада со стороны Кингисеппа притихла, но совсем не пропала. Это вселяло дополнительное беспокойство. Вообще беспокоиться было о чем, но мне отчего-то хотелось сладкого. Конфету, булочку, шоколадку. Вот странное ощущение: вроде бы как я к сладкому особого влечения не имел, разве что к мороженому. А вот поди ж ты: перед боем хочется – и все. Я понимаю, если б мне хотелось удрать побыстрее или там на мочу исходил…
Но хотелось сладкого.
Хотя если совсем честно, то уйти хотелось. И мочи́ тоже хватало. Но не до такого уровня, чтоб не выдержать и смыться побыстрее. Особенно когда отвлечешься на всякие мелочи вроде устранения задержек пулемета.
Вообще я по устранению задержек и наводке пулемета малость поднатаскался и некоторую уверенность в себе обрел, но вот стрельба… Из винтовки я стрелял только раз, и все три пули «пошли за молоком». А вот из пулемета – ни разу. Егор меня подбодрял, говоря, что «максим» очень точно стреляет, особенно с казематного станка, даже лучше, чем со станка Соколова. Так что если правильно навести, то пулемет сам все сделает. Даже «дегтярев» менее точно стреляет, и у него отдача резче чувствуется. Егор добавил, что при стрельбах из ДП оценки у него и его товарищей были ниже, чем при стрельбе из «максима». Я спросил, отчего так. Егор ответил, что, наверное, дело в весе. Тяжелый станкач устойчивее при стрельбе, чем легкий ручной.
Ожидание давило на нервы, и хотелось, чтобы что-нибудь произошло. Не важно что – приехала кухня, наступила ночь, начался обстрел… Лишь бы закончилось это давящее ожидание, которое с каждой минутой все труднее и труднее было терпеть. Я с разрешения Егора взял из коробки набитую ленту и стал «проверять» ее. Выдвину патрон, «протру» его, подровняю…
Ненадолго, но это помогало. А потом меня пронзила мысль, что это я не в компьютерной игре. Вокруг меня – не Deep Spaсe, не «Вольфенштайн», не «Сталкер». Что если меня убьют, то это – все, и без шанса на пересохранение. И заново я этот левел не пройду! И рана – это будет больно, а не внизу экрана будет снижаться уровень здоровья! Пронзило – это не просто так сказано, а реально такое ощущение в груди прошло! Бли-и-ин, меня аж заколотило, не хуже, чем тогда, на озере, когда я понял, что оказался не у того озера, возле которого ел-пил вчера! Я аж чуть не свалился со своего стульчика. Лента упала на пол, так что пришлось ее уже не для вида, а реально оттирать. Егор удивленно поглядел на меня, но ничего не сказал. А вообще он тоже бледный. Ну, насколько при нашем освещении это видно. Так меня плющило и колбасило, наверное, с полчаса. Потом постепенно отпустило. Но наводнение в отхожем ровике я устроил. Еще б чуть-чуть – и поплыла бы стенка. А может, и дот бы подмыло, будь он поближе.
Ближе к вечеру у меня была еще одна такая же «паническая атака». Такое название я видел в Катькином журнале, где психологи пишут про женскую психику. Я, правда, особо не вдавался, а просто так листал, но название запомнил. Наверное, у меня она и была. Прервалась «атака» по технической причине: начался артиллерийский обстрел. Снаряды ложились неподалеку перед амбразурами, потому комендант и скомандовал, чтоб закрыли заслонки амбразур. Сразу стало темнее. Обстрел быстро кончился, но один осколок звонко щелкнул по нашей заслонке. Она, конечно, выдержала. Комендант говорил, что заслонка рассчитана на 45-мм бронебойный снаряд, так что осколком ее не возьмешь. А вот что странно: я от этого попадания осколка не представил себя побитым этим осколком и не задергался еще больше; скорее – успокоился. А до этого я дергался без всяких поводов к этому.
Наверное, это оттого, что ощутил себя под надежной защитой. Раз вокруг меня бетон и броня, которые можно пробить только оружием определенной мощи, то, пока его тут не будет, другое оружие, что здесь есть, его не возьмет. Мысль вышла какая-то сумбурная, но смысл такой, что, пока немцы не найдут что-то сильнее, чем 152-мм калибр, бояться нечего. А если кое-что вспомнить, то даже после того, как немцы притащат тяжелые орудия, еще будет время повоевать. В «Военно-инженерном журнале», который я упер из комендатуры, говорилось, что при осаде Порт-Артура в 1904 году японцы использовали одиннадцатидюймовые орудия, попадания снарядов которых укрепления не выдерживали. Тем не менее крепость держалась еще месяца два. И, что самое интересное, я даже знаю человека, который туристом побывал в Китае и видел эту крепость через сто лет, то есть в наши дни!
Это отец Светки Феоктистовой, той девчонки, которая медитировать пыталась, но у нее не вышло. Она мне фотки показывала, что отец там делал. Я думал, что увижу груду обломков бетона, как на месте многих дотов на линии Маннергейма, а оказалось, что все выглядит далеко не до основания разрушенным. Правда, я не очень понимаю, что такое одиннадцатидюймовый снаряд, но догадываюсь, что это нечто особо убойное.
Так что я немного успокоился и продолжил выполнять то, что от меня требовалось. Но тревога не ушла совсем, она осталась где-то близко, готовая в любой момент прорваться наружу. Наверное, из-за нее я практически не помнил, чем нас в этот день кормили. Так вроде сытый. Вроде помню, что до обеда делал одно, а после другое. Но что я ел? Кто бы это подсказал…
И еще – за день я раза три вспомнил бабушку и то, что она мне говорила насчет того, чтоб Бога не забывал. Я б сейчас сходил и свечку поставил, только я не знаю, какой святой отвечает за выживание на поле брани. Но я думаю, что мне б в церкви сказали про это.
Только ближайшая церковь осталась в Кингисеппе. Может, в какой-то деревне она тоже была, но я не знал точно. Попробовал вспомнить «Отче наш», но дальше «хлеб насущный даждь нам днесь» не вспомнил.
Вечером этого дня в дот доставили важный груз – два ящика весом килограмм по двадцать пять. Мы по приказанию Волоха разгребли наши патронные запасы, поставили привезенные ящики поглубже и заставили их ящиками с патронами. Это были ящики с толом. Передали также детонаторы и бикфордов шнур. Взрывчатка нам была дана на случай необходимости подорвать дот. Когда наступит эта необходимость, то приказ нам передадут. Тогда в верхней крышке ящика надо удалить дощечку, и под ней откроется гнездо под взрыватель.
Авторский комментарий
К этому моменту Кингисеппский УР выполнил задачу по удержанию своих позиций до отхода нарвской группировки 8-й армии из Эстонии. Ее таллинская группировка продолжала оборонять столицу Эстонской ССР до конца месяца. А соединения армии, сражавшиеся у Нарвы, избежали окружения между Нарвой и Кингисеппом и смогли отойти на восточный берег реки Луги. Погибшие бойцы и командиры 3-й и 4-й рот 263-го ОПАБ, 266-го ОПАБ, части 191-й сд и Нарвского рабочего полка пали не зря. Они не дали немецкой пехоте отрезать нарвскую группу от переправ через Лугу.
