— Об этом позабочусь я, — подхватил граф. Он засеменил к двери и вскоре вернулся, сообщив, что за музыкантами послано и они тотчас предстанут пред императорскими очами.
Моцарт был непременным участником академий, большей частью платных: это был один из хилых ручейков, который вместе с уроками питал семейный бюджет: денег вечно не хватало. Он был доволен, что смог откровенно поведать императору о своей нужде. Может, его величество и в самом деле раскошелится. Звание придворного музыканта должно обязывать обе стороны. Год этот выдался особенно трудным: умер отец, и он не смог отправиться в Зальцбург для того, чтобы отдать ему последний долг — не было денег. Не было денег, не было денег, не было денег — постоянный припев, нечто вроде речитатива, который сопровождал его всю жизнь.
Он весь состоял из музыки. Она переполняла его мозг, теснила его грудь, все сны его были в мелодиях, которые поутру выливались на нотную бумагу. Ничто другое не занимало его и не отвлекало, даже возлюбленная Констанция, мать его детей. Шагая по улице, он мысленно проигрывал какой-нибудь озаривший его сонатный мотив либо ведущую мелодию фортепьянного концерта, слыша оркестр, сопровождавший ее…
Трио ре минор… Оно нравилось многим меломанам, даже такому брюзге, как граф Карл Цинцендорф, слывшему законодателем в высшем свете. Стало быть, оно нравится и императору. Что ж, он постарается, чтобы оно прозвучало как можно лучше…
Его размышления прервало появление скрипача и виолончелиста. Не из лучших, но, надо полагать, оказавшихся под рукою. Послали за нотами. Император терпеливо ждал.
Наконец все было на месте, и Моцарт сел за клавесин. Он кивнул в знак того, что начинает. И ударил по клавишам.
Память его была совершенна. Все, что было когда-то написано, теснилось в его голове, готовое по первому зову тотчас излиться наружу, в звуках. Он не глядел в ноты. Он помнил свою партию и вел ее с божественной легкостью.
Нежная мелодия скрипки переплеталась с виолончельной. Они шли за клавесином, словно бы дети за матерью, они были послушны и вместе с тем в них чувствовалась некая самостоятельность. Но и зависимость была несомненной… Мелодия то вздымала ввысь, то опадала. В ней было все: грусть и тоска по чему-то неизбывному, горестному и требовательному. Ее сменило напористое аллегро, однако оно не разрушило прежнюю постройку, нет, оно высветлило ее…
Иосиф слушал, наклонив голову. Он то сливался с музыкой, то вдруг вырывался из ее чар и уносился мыслью далеко-далеко. В просторы России, куда ему надлежало ехать. Грядущее свидание с русской императрицей полонило его чувства. Оно было важно, очень важно. Оно могло перевернуть судьбы Европы.
Иосиф не сомневался: дело шло к войне. Он не хотел и вместе с тем хотел ее. Хотел, инстинктивно опасаясь, ведь это именно ему предстояло вести армию. Он знал, все взоры будут устремлены на него, от него будут ждать подвигов, побед…
«О Боже мой, — невольно вздохнул он, — я не хочу войны. — Это музыка умиротворяюще действовала на него. — Хочу покоя…»
Моцарт сложил руки на груди. Он рассеянно слушал похвалы, которые расточал ему император, и думал: может, и в самом деле отправиться в Россию, где ждет его, как уверяют русские вельможи, обеспеченная жизнь. Сарти, Паизиелло и другие, как говорят, прекрасно устроены. Екатерина, эта северная Семирамида, покровительствует талантам. Правда, уверяют, что она равнодушна к музыке и страдает полным отсутствием музыкального слуха. Но зато там есть страстный меломан князь Потемкин. Он может озолотить полюбившегося ему музыканта.
— Вы свободны, господа, — размягченным тоном произнес Иосиф. — Благодарю за доставленное наслаждение. Я унесу с собой чарующие мелодии вашего трио, маэстро Моцарт.
Моцарт поклонился, подумав: уж лучше бы он распорядился платить ему жалованье придворного музыканта.
Сквозь магический кристалл…
Ветвь девятая: апрель 1453 года
И был апрель. Месяц пышного цветения, месяц торжества жизни.
И с ним пришла Пасха — священный праздник христиан, праздник Светлого Воскресения Христа-Спасителя.
Воскресный день — первый день Пасхи — пришелся на первое апреля. В цветущих садах заливались соловьи, аисты — вестники счастья — возвратились в свои гнезда, перелетные птицы стаями летели на север.
Храмы Константинополя были переполнены молящимися. Люди возносили молитвы Спасителю, прося защитить город, защитить их и их семьи от нашествия врагов Христова имени, от поругания святынь.
Казалось, Господь внял их молитвам. Турки в этот день не предпринимали никаких действий. Но вот под стенами показались первые атакующие — в понедельник, 2 апреля. Похоже, то была пробная атака.
Защитники великого города предприняли боевую вылазку и отбросили нападавших, убив и ранив несколько турок. Но вот со стороны вражеского лагеря двинулась орда на помощь солдатам, и грекам пришлось поспешно убраться под защиту своих стен. Их было слишком мало.
Спустя четыре дня город был обложен со всех сторон. Кольцо осаждавших стало мало-помалу сжиматься. И император приказал удвоить бдительность. В сопровождении свиты он стал обходить наиболее уязвимые участки стены, особенно у Влахерны, там, где стена была одинарной, где располагался новый императорский дворец.
Стало ясно, что штурма следует ожидать со стороны сухопутных стен. С высоты было видно, как полчища турок укрепляют свои позиции и готовятся к атаке.
Защитники города надеялись на крепость своих стен, которые во многих местах были двойными и даже тройными, и на мощь своих башен. Протяженны были и рвы, предусмотрительно заполненные водой, некоторые из них почитались непреодолимыми — так глубоки и широки они были. Прежде через них были переброшены мосты. Но император приказал их разрушить.
Обходя стены, император с грустью убеждался, что силы защитников слишком слабы, малочисленны и что на некоторые участки стены просто некого поставить. Пришлось сделать башни опорными пунктами: туда были подняты пушки, которые могли стрелять тяжелыми ядрами и откуда можно было лить кипящую смолу и метать камни.
Пятого апреля защитники заняли свои позиции. Сам император избрал своим местопребыванием Месотихион, где река Ликос пересекала стены. Здесь были сосредоточены отборнейшие отряды греков. И неспроста: за стенами, почти насупротив, виднелся султанский алый с золотом шатер и были расположены янычары и султанская гвардия.
К императору присоединился генуэзский военачальник Джустиниани с отрядом своих соотечественников: он в полной мере оценил опасность, грозящую именно на этом участке. А его место занял другой отряд генуэзцев под командою братьев Баккарди.
Венецианцы во главе со своим бальи Минотто обороняли стены Влахерны, при том что им пришлось основательно вычистить ров перед ними. Их соотечественник, почтенный, седобородый Теодоро Каристо, взял на себя оборону участка стены между Калигарийскими воротами и стенами Феодосии.
Слева от императора позиции заняли генуэзцы под командою Каттанео, а далее — греки во главе с Феофилом Палеологом, родней императора…
Все стояли на своих местах в томительном ожидании. Было ясно, что турки вот-вот двинутся на штурм.
Глава девятая
Лед тронулся…
Тот, кто не уважает заслуг, не имеет их сам; кто не ищет заслуг и кто их не открывает, не достоин и не способен царствовать.
Екатерина IIГолоса
Каковы цесарцы бы ни были и какова ни есть от них тягость, но оная будет несравненно менее всегда, нежели прусская, которая совокупленно сопряжена со всем тем, что на свете может быть придумано поносного и несносного… Я видела, к несчастию, слишком близко это иго и прыгала от радости — вы сами тому свидетель, — когда увидела только намек освободиться от него.
Екатерина — Потемкину
День отъезда Ее Императорского Величества из Киева назначен 22 сего апреля, а потому и должны ожидать Высочайшего Ее Императорского Величества в Кременчуг прибытия 24 или 25 числа. Употребите все силы, не теряя ни минуты, чтоб все было в исправном порядке и готовности к тому времени. Постарайтесь по всей возможности, чтоб город был в лучшей чистоте и опрятности. Безобразящие город строения разломать или срыть, особливо прибрать около рядов и приказать переменить драные или замаранные завесы. Чем многочисленнее будет корпус дворянства, тем лучше. Я поручал уже вам собрать дворян в Кременчуг с их фамилиями и надеюсь, что вы потщились сие исполнить. На других воротах, что на мосту, прикажите надписать: «ЕКАТЕРИНЕ ВЕЛИКОЙ». Все комнаты дворцовые наилучшим образом очистить и также квартиры в городе прибрать почище. Правление наместническое, палаты и все присутственные места содержать в готовности к собранию сенаторскому; сверх исправности в делах должны все канцелярские служители быть в совершенном опрятстве. Г-ну Сартию предписанную ему пиесу скорее приуготовить и постараться, чтоб она была произведена наивеликолепнейшим и огромнейшим образом. Обмундирование музыкантов и певчих буде не окончено, то тотчас оное совершить.
