— Спокойна? Всегда? Это после того, как ты коммерческому на его подкрученное у виска для тебя «ку-ку» парировала «х… в руку»?
— Извините, но это у меня чисто на автомате.
— И ты даже не хамила?
От смеха Алиса лежала под столом по-настоящему.
— Спокойно отвечала, хотя меня конечно же трясло. Я потом есть не могла и выкурила пачку сигарет. Кстати, посмотрите на меня получше. Даже после всего этого я вполне гармонична и внутренне спокойна.
— Вообще, я давно хотела тебе сказать, что ты мне сейчас определенно больше нравишься, это правда. Ты стала очень уравновешенная.
— Не забывайте, я теперь состою на учете у психиатра!
— Перестаньте, я умру от смеха, — взмолилась Алиса. — Мне нельзя так ржать. Что у тебя, Люсьен? Как твой новый бой? — спросила Алиса.
— Все так же, то есть отлично. Что бы они ни делали, у меня все будет хорошо. Я умею себе это удовольствие доставить. Оставим страшненьких мужчин женщинам с воображением. Не помню, кто сказал, но гениально. Потенция — два с натяжкой по пятибалльной системе. То есть будем считать — не подготовился к уроку.
— А чего вы в платьях? Мне так никто ничего не сказал про дресс-код.
— Предлагаю в следующий раз прийти в костюме коллагена.
— Мы должны быть обнажены?
— Поднимайтесь, поедем в другое место, милашки. Здесь скучно. Поймаем быстренько таксомотор!
Они попросили счет и вышли на улицу.
— Не хватайте детей на роликах. Секс большой им в городе подавай!
— Мальчики, вы ЕГЭ-то сдали?
— Молодой человек, за вами ваш сын не поспевает!
— Это его внук, успокойся.
Сели в машину. Алиса достала фотоаппарат.
— Милка не влезает в кадр. Прижмитесь. Милка, сними очки.
— Да ты отъедь камерой, Элис!
— Я уже минимизировала вас по максимуму.
— Следите за дорогой! Я просила до цирка!
На столике возникли шампанское, виски, текила и варианты нарезок для закуски.
— Вы где ординатуру проходили?
— Я аллерголог вообще-то…
— Две бутылки шампанского, пожалуйста. Без газа…
— Где моя женщина? Кен ю фил ту лав ту найт…
— Я сама могу угостить вас чем угодно…
— Вы лесбиянки?
— Путь к сердцу мужчины лежит: для красивых женщин через желудок, для некрасивых — через печень…
— Сколько вам лет? Тридцать восемь? Вы женаты? Пора!
— Я катаюсь на вейк-борде…
— Никто не придет и не сделает тебя счастливой, никто не позаботится о тебе, кроме тебя. Ты сама должна это сделать для себя, девочка. Ты кайфовая. Ты сильная. И сама для себя все в этой жизни сделаешь. Сама, моя дорогая, только сама. Без иллюзий. Это трудно сейчас, но потом будет легче. И запомни, salfmade — худшее, чем может гордиться женщина. Не надо остроты. Спокойно, без гонора…
— Где наш аллерголог из Газпрома? Он оставил телефон? Миша, вернитесь! У вас офигительные волосы!
— Меня луной и звездами не проймешь, простите, Гагарин…
— Где ты пропадаешь?
— Мы немного покурили вот с этим зайцем, ха-ха-ха…
— Надпись на кораблике «Дискавери» должна быть: «У каждого свое двойное дно», не находите?
— Я кидаю около дома пакет в мусорный контейнер, и на него в секунду прыгает десять котов сверху…
— Девочки, перестаньте материться! Кругом мужчины…
— Тот у тебя в компьютерах шарит, этот в теннисе. Все интересы нашего мужа угадала.
— Третьего-то кого везти?
— Порнофильмы, эротика. Это наш третий, и последний, интерес…
— Почему ты не хочешь? Я не понимаю тебя. Должна же быть какая-то причина для отказа. Ну, не знаю там: запах изо рта, внешне не нравлюсь, неприятный тембр, маленький член, в конце концов.
— Можно я выберу маленький член?
— Но ты его еще не видела!
— И все же я выберу это!
— Пожалуйста, упаковку презервативов.
— Каких именно?
— Любых.
— Только не экстра лардж…
— Сколько дадите?
Соня порылась в сумочке:
— Четыреста.
— Садитесь.
Соня кое-как забралась на заднее сиденье остановившейся машины и, пытаясь навести резкость, наклонила голову набок. Водителей было двое, и они синхронно и стремительно набирали скорость сразу по двум дорогам.
Быстро посмотри в окно и найди десять предметов необычайной красоты. Хорошо, пять. Одуванчики — раз, восход солнца — два, новый дом для счастливых жильцов почти готов — три, рыжий мальчик с веснушками на билборде — четыре, скворцы прилетели — пять. Мы пошлые люди. Неужели это совершенно невозможно преодолеть? Возможно, было бы желание. Пошлость разлагает в нас самоуважение. Я не страдаю от недостатка пошлого мужского внимания. Нет, не так. Мне хватает с избытком приятного мужского внимания. Я буду выбирать лучших из лучших. Лучшие из лучших погибли в боях. Тогда лучших из худших. Я буду любить тех, кого посчитаю нужным. Это мое дело, это моя жизнь, и я проживаю ее так, как мне удобно, и я за это отвечаю. Я, а не кто-то другой. Я выбираю философа или теософа, слесаря или профессора, это мое дело. Мне это надо, так осуществляется нужный мне выбор.
— Остановите здесь.
— Но мы еще не доехали.
— Мне не помешает проветриться…
* * *
По пути из мастерской домой, если свернуть за угол и пройти еще метров сто, Соня часто заходила в рыбный отдел и подолгу всматривалась в витрину.
Чего же хочется, чего же хочется… Брюшек теши? Нет, жирно. Копченый палтус? Скумбрия? Форель? Шатается опять каблук. Икры не хочу. Черная толстая муха лапами кверху в витрине. Сил нет ждать. Ждать того, что не продается, увы. Обветренное какое. Ты сама для себя все в этой жизни сделаешь. Сама, девочка, только сама. Вот. Селедка, точно.
И она спешила домой, предвкушая ее вкус. Скидывала с себя одежду и голая — тетя Майя уже улеглась — ела на кухне, вскрыв упаковку, как варвар, прямо так, жадно, без хлеба, руками, роняя капли масла на грудь.
То вдруг ее внезапно одолевало сильное, непреодолимое желание съесть апельсин, то выпить молока, то сгрызть яблоко или напиться чаю с медом. Откуда все это приходило? Главное, что никогда не хотелось того, чего нет. И вот захотелось. Захотелось другого вкуса. Захотелось любви.
Я не рассчитываю на везение. Глупо надеяться на то, что встретится рано или поздно мужчина, близкий и, возможно, взаимно любимый человек в одном лице, кому я заменю целый гарем, став одной, позволившей заменить многих. Мне уже не грезится то редко сбывающееся, о чем пел Окуджава: «Он наконец явился в дом, где она сто лет мечтала о нем, куда он сам сто лет спешил, ведь она так решила, и он решил». Выходит, проведению угодно избрать для некоторых путь отрешенного одиночества. Из ненависти к единственно возможному способу стать другой я выбираю для себя безысходность. Чтобы не замечать безысходности, ее надо превратить в обыденность. Только поставив ногу, можно сделать следующий шаг.
