Со мной Жорик поступил как подонок. Когда второй раз подзалетела, то сперва заблажила, сказала, что буду рожать. Не знаю, что взбрело в голову. Выйти за него замуж не помышляла: какая я ему пара? Но вот уперлась: рожу, дескать, и рожу. Пусть будет маленький Жорик, с его искристыми глазками и розовыми ушками. Жорик принял все за хохму, а когда понял, что это всерьез, замкнулся в себе и посуровел. Начал заметно отдаляться и в конце концов прислал записку, где объяснил, что не надо держать его за лоха. Он хотя и верующий, но не намерен воспитывать чужого ублюдка. Написал, что разочаровался во мне как в женщине, потому что я оказалась неблагодарной, лживой тварью и ради того, чтобы внедриться в приличную, богатую семью, готова использовать такие подлые приемчики. Прямо ножом в сердце ударил.
По прошествии лет я перестала на него обижаться. В принципе он имел право во мне сомневаться. В десятом классе наши девочки и мальчики так все перемешались, что трудно было понять, кто с кем спит, спали все со всеми - огромная шведская семья с интернетовским уклоном. Больше того, была ему благодарна за любовный урок. И когда через два года стороной узнала, что его батяню все же добили в очередной разборке, и крест на сей раз не помог, хотела позвонить, выразить соболезнование, начинала даже набирать номер - но так и не решилась.
- Какой бизнес, любезный Дилавер? Наверное, вы шутите?
- Зачем шутить, нет. - Турок с утра выглядел помолодевшим и умытым. - В Москве нужен верный, преданный человек. Не турок, а россиянин. Лучше россиянка, как ты. Поняла, да? Чтобы никто не догадался... Тебе будет контора, офис, деньги, машина. Свой секретарша. Все будет, чего душа пожелает. Хорошо, да? Будем вместе бабку рубить.
- Бабки, - машинально поправила я. - Любезный Дилавер, я не гожусь для бизнеса. Я вольный стрелок. Вы уж не обижайтесь.
- Зачем обижаться? Тебе дам новую квартиру. Маму пошлем в санаторий лечиться. От тебя ничего не надо. Только чтобы не жульничала. Россияне жульничают, все друг дружку кидают. Нам не надо, верно? Будем делать честный бизнес.
Когда он упомянул про маму, я поняла что не пустой разговор. Значит, заранее наводил справки. Через Ляку, разумеется. Хорошо же, подружка. Как бы тебе не проколоться... Второй раз на одну кучу говна я не наступлю. Странному предложению я удивилась только в первую секунду. Все мы, кто вырос уже в свободной стране, с детства привыкли к неожиданным резким переменам и воспринимаем их нормально, как снег или дождь. Где старики ломаются, как мой покойный папочка, царство ему небесное, там мы только крепнем. У нас повышенная живучесть.
- Благодарю за честь, милый Дилавер, но вы обознались. Кто-то вам лапши на уши навешал. Для бизнеса я не гожусь. Я глупенькая и молоденькая: одни забавы на уме.
Дилавер артистично зацокал языком, потряс бородкой, закатил глаза. Все это означало, что он оценил тонкость и благородство моих слов, но не согласен с ними.
- Когда узнаешь, по-другому скажешь.
Хлопнул в ладоши - влетел евнух, но не тот ночной, пожилой и в чалме, а улыбчивый и вертлявый, похожий на обычного канцелярского клерка. Может, даже не евнух: слишком бедово стрелял масляными глазенками. подал хозяину какую-то бумажицу и тут же, не дожидаясь знака, исчез.
- Возьми, - сказал Дилавер, загадочно улыбаясь. - Интересно будет.
Я взяла, повертела в пальцах. Обыкновенная пластиковая карточка со штрихкодом. Небесно-голубого цвета. Подобные я видела у некоторых моих знакомых. Ими расплачивались в ресторанах и по ним же сливали деньги из банкоматов.
- Нравится? - спросил турок.
Не зная, что ответить, я хотела вернуть карточку, но Дилавер поднял вверх обе ладони.
- Твоя, Надин. Тоже сюрприз.
- Моя?
Довольный произведенным впечатлением, Дилавер самодовольно хохотнул:
- У тебя фирма "Купидон" и счет в швейцарском банке. Хорошо, да?
Игра зашла слишком далеко, и я разозлилась. Вот так и затягивают в омут.
- Еще раз говорю, я не по этой части. У меня для бизнеса кишка тонка.
- Не тонка, нет. Честный, послушный девочка, нам нужен такой. Что будет трудно, подруга поможет. У тебя хороший есть подруга - Ольга Иванцова.
Тут он не выдержал, расхохотался, хлопая себя по толстым ляжкам, а мне по-настоящему стало страшно. Вот это прикол! Не омут, хуже. У них все просчитано. Знать бы еще, у кого у них? Впрочем, не так уж и важно. Я слышала, как это бывает. Не спросясь, меня сделали частью какой-то многоходовой комбинации и проплатили аванс. Пластиковая карточка, фирма "Купидон" - это и есть аванс. Не безвозвратный, зато такой, от которого нельзя отказаться. Я всего лишь крохотный кирпичик в неведомой пирамиде. Все очень серьезно. Могут так прищемить, что бордель в Эмиратах покажется райским уголком.
На какой-то тусовке я однажды встретилась со знаменитым нефтяным магнатом Маликом Вышеблядским. Одно время он часто мелькал в телепрограммах, потом куда-то делся. Мы одновременно потянулись к тарелке с закусками, я его узнала, ну и естественно, решила воспользоваться случаем. Нестарый, упакованный миллионер сам подкатился под локоть: надо быть полной дурой, чтобы не воспользоваться. Пролепетала что-то восторженное: "Ах, извините, кажется, мы знакомы?" - выпятила грудку, но Малик как-то чудно отреагировал. Попятился, чуть тарелку не выронил. будто черта увидел. Глаза пустые, как раковины. Тут же два дюжих молодца меня оттеснили. Заинтригованная, я рванулась следом за Маликом, но один из них бесцеремонно ухватил за руку, с улыбкой шепнул: "Отвали, пигалица".
Вот и все знакомство. Впоследствии, кажется как раз от Ольки, я узнала, что из Вышеблядского слепили коммерческого зомби. Он не принадлежал себе. Его пасли повсюду. Самостоятельно он не имел права даже помочиться. Кормили с ложечки, выводили гулять, демонстрировали публике, совокупляли по необходимости, чтобы не усох, ставили перед камерами, а несчастный лишь открывал рот, зачитывая подготовленные речевки, да подписывал счета и контракты от своего якобы имени. Олька сказала, что таких зомби в россиянском бизнесе полным-полно. Их готовят по западным технологиям, апробированным в развивающихся странах. Когда такого зомби загрузят по макушку, он попросту исчезает. Живая, ходячая офшорная зона. Кто в этих играх дергает за веревочки, простым смертным знать не дано.
Я собралась с духом, проглотила кусочек желтой гадости, запила кофе.
- Вы знакомы с Олей Иванцовой, любезный Дилавер? Турок с удовлетворением погладил огромный живот, словно она там у него и сидела.
- Ольгу знаем, Громяку знаем. Ни о чем не беспокойся. Почему не спросишь, сколько денег у тебя в банке?
- Мы учились вместе, но она мне не подруга. Вы ошибаетесь, если на это рассчитываете. Она гордячка, в облаках летает. Я ей никто.
- Зачем о плохом думать? Кушай ананас, отдыхай. Все хорошо будет. Тебе помогут.
Я сорвалась, завопила:
- Кто поможет, в чем?! Что вы затеяли? Я приехала на солнышке погреться, ничего не хочу больше. Говорю же, у меня башка соломой набита. Не гожусь я вам, не гожусь! До десяти считаю, пять раз собьюсь... Ляку, заразу, никогда не прощу!
Восточные повелители не выносят бабьих истерик. В следующую секунду я увидела, каким у Дилавера бывает ли когда он наказывает обнаглевших рабынь: лоснящаяся, смуглая, оплывшая жиром маска, выражающая вечный покой.
- Не надо кричать, Надин. Я люблю, когда тихо.
Ляка изображала святошу. Удалось с ней поговорить только накануне отлета в Москву. Четыре дня и четыре ночи Дилавер держал меня при себе неотлучно. Какой там "Купидон", какой там бизнес... Что-то, видно, произошло с его психикой. День ото дня заводился больше. Выдумщик оказался отменный, поимел меня во всех видах, но никак не мог насытиться. Говорил: "Это госпожа Надин!" Звучало презабавно, если учесть, в каких позах я это слышала. От вина, анаши и недосыпа я чуть не сошла, вдобавок в перерывах, когда турок временно истощался, он с умильным видом заставлял читать стихи, романтик хренов! Или тащил с собой в сауну, где слуги делали нам чудовищный массаж с целебными мазями, от которого я вся пошла какими-то зелеными пятнами. Долго буду помнить дни "лубви". За четверо суток, не преувеличиваю, поспала от силы часиков десять, да и то урывками. Были, правда, и приятные моменты. Один раз стопудовый Дилавер поскользнулся в сауне и всей тушей грохнулся с мраморных ступенек. Думала, свернул себе шею, так заревел. Но радость была преждевременной. Не прошло и десяти минут, как он, очухавшись, кряхтя и постанывая, раскорячил меня на скамье, на мокрых простынях. "Лубовь снимает боль!"
На прощание, перед тем как отправить в отель, подарил золотые часики, усыпанные микроскопическими бриллиантами, сопроводив подарок очередным романтическим бредом: в этих часиках якобы бьется его "влубленное" сердце. Посулил скорую встречу в Москве. Как же, надейся.
