«Полно, Лавр Георгиевич, полно. Ну, понял бы раньше, разве что-то бы изменилось? Повёл бы войска на Петроград, против Брусилова и Духонина? Нет, не повёл бы! Тогда чего? А ничего, просто тоскливо на душе и начинаешь как-то завидовать Колчаку: принял адмирал геройскую смерть за Россию и похоронен, как герой, в Морском Никольском соборе Кронштадта. А ведь, помнится, Александр Васильевич недалеко от меня мыслями ушёл».
Генерал ещё раз глянул на удаляющийся берег и направился к входу во внутренние помещения судна.
Избавившись от волглой шинели, Корнилов прошёл в салон, где собрались старшие офицеры. В салоне было шумно, но как только прозвучала команда «Господа офицеры!» разговоры разом смолкли, а все офицеры повскакивали с мест и вытянулись «во фрунт» в сторону вошедшего.
– Вольно, господа, прошу садиться.
Корнилов присел за один из столиков, дождался, пока бокал наполнится янтарной жидкостью, но пить не стал, спросил:
– О чём спор, господа?
Поблёскивая новенькими погонами, на вопрос ответил полковник Каппель:
– Обсуждаем военные выкрутасы «товарищей», ваше высокопревосходительство.
– Поясните, – попросил Корнилов, хотя прекрасно понимал, о чём идёт речь.
– Ну, как же, – Каппель старался сдерживать рвущееся изнутри возмущение, – добиться столь значительного превосходства над противником, и вместо того, чтобы наступать по всей линии фронта, заключить с ним перемирие!
Одобрительный гул в салоне стал поддержкой словам полковника. Корнилов понимающе улыбнулся и заговорил, обращаясь к Каппелю, но подразумевая, что слова адресованы всем:
– Разделяя в целом ваше возмущение, Владимир Оскарович, по отдельным моментам всё же не могу с вами полностью согласиться. Вот вы говорили о значительном превосходстве, которые мы якобы получили над противником. Я полагаю, речь идёт о двух так называемых «красногвардейских» эскадрильях?
– Точно так, Лавр Георгиевич, – подтвердил Каппель.
– Ну, какое же тут значительное превосходство? Два десятка пусть и самых современных аэропланов не способны поддержать наступление по всей линии фронта, будь они сами при этом неуязвимы – а это наверняка не так.
– Но ведь во время налёта на Либаву ни один «Невский» не был сбит, – осмелился возразить Каппель.
– Случайность, Владимир Оскарович, случайность, замешанная на удивительном везении: «товарищам» будто сам чёрт ворожит!
* * *
И Корнилов и Каппель имели в виду недавний авианалёт русской авиации на военно-морскую базу германского флота в Либаве…
Начало мирных переговоров было трудным. Глава русской делегации Троцкий нервными шагами мерил салон штабного вагона.
– Почему они так себя ведут? – спрашивал он у начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Духонина, который сидел на диванчике и с любопытством смотрел на маячившего перед ним министра. На риторический вопрос Троцкого Духонин отвечать не стал и поступил мудро, поскольку тот уже продолжал:
– Ведь только что получили от нас взбучку в районе Рижского залива, а ведут себя так, будто взбучку получили мы, почему?
На этот раз Духонин счёл нужным ответить:
– Возможно потому, что одного урока для них оказалось мало, но мы готовы преподать им еще один.
– Что вы имеете в виду? – впился в него глазами Троцкий.
– Генштабом разработан план операции как раз на этот случай, – ответил Духонин.
Выслушав генерала, Троцкий немедленно связался с Лениным.
На этот раз в операции участвовала исключительно одна авиация. Головную машину пилотировал лично новый командующий Военно-воздушными силами России генерал-майор Алехнович. В налёте участвовали две эскадрильи «Невских», действия которых прикрывали четыре эскадрильи «Муромцев». Первая эскадрилья появилась со стороны моря, едва рассвело. Самолёты один за другим снижались до бреющего полёта и сбрасывали в сторону стоящих на рейде кораблей торпеды, после чего заходили на новый круг. Находясь вне зоны поражения зенитным огнём противника, каждый «Невский» сбросил по три торпеды, после чего эскадрилья легла на обратный курс.
На рейде творилось нечто невообразимое. Промазать в такой сутолоке было практически невозможно, потому каждая торпеда нашла свою цель. Пока одни команды боролись за живучесть своих кораблей, а другие спасали собственные жизни, покидая обречённые суда, со стороны города подошла новая волна русских самолётов. Из-за дыма, застлавшего небо над бухтой, заградительный огонь был открыт зенитчиками с запозданием.
На этот раз каждый «Невский» нёс всего по одной бомбе, в создании которых принял участие Николай Ежов. Сверхтяжёлые бомбы сбрасывались на корабли с большой высоты без всякого прицела. Цель состояла в том, чтобы показать противнику, каким новым мощным оружием обладает русская армия. Потому неудивительно, что всего три бомбы попали в цель, но нужный эффект был достигнут и этим скромным результатом. Один тральщик разнесло в пыль, миноносец бомба расколола пополам, и тот сразу пошёл на дно, а крейсер, которому бомба упала на ют, хоть и остался на плаву, но вышел из строя минимум на полгода.
Отбомбившись, «Невские» повернули назад; прикрывавшие их «Муромцы» стали выходить из воздушного боя, который им навязали подлетевшие германские самолёты. Из рейда не вернулись четыре «Муромца». Потери противника были куда трагичнее: на грунт легли три крейсера, семь эсминцев и дюжина прочих кораблей; практически все оставшиеся на плаву корабли получили повреждения различной степени тяжести; в воздушном бою были сбиты четыре самолёта.
Сразу после Либавской трагедии германская делегация покинула переговоры, но уже через три дня вернулась обратно. Перемирие на условиях, продиктованных Россией, было подписано.
* * *
Именно это, и сопровождавшие его события, стали предметом обсуждения в салоне парохода, всё дальше увозящего «добровольцев» от российских берегов.
– После впечатляющего успеха, с которым завершилась операция «Контр Страйк», армия и флот воспряли духом, – горячился Каппель. – А уж после успешного налёта на рейд Либавы определённо следовало прервать все переговоры с германцами и начать общее наступление!
– А вам известно, господин полковник, что обе упомянутые вами операции изначально планировались Генштабом как сугубо оборонительные, призванные усилить позиции российских дипломатов на мирных переговорах? – спросил Корнилов.
– Но ведь с военной точки зрения это полный абсурд! – воскликнул Каппель.
– С вашей, да и моей точек зрения, Владимир Оскарович, да, абсурд, но не с точки зрения «товарищей», – грустно улыбнулся Корнилов. – Они, надо это признать, последовательны в выполнении своих обещаний. Обещали мир – получите! Притом на очень выгодных для России условиях.
– И землю тоже «получите», – произнёс чей-то голос. – Потому мужички и не хотят воевать, что их дома землица ждёт!
– Наша землица! – добавил другой голос.
На минуту в салоне возникло молчание. Потом чей-то взволнованный голос воскликнул:
– Но ведь «товарищи» – это ненадолго. Учредительное собрание их ведь не поддержит, правда, господа?
– А как поддержит? – спросил Корнилов.
Теперь молчание установилось надолго.
МихаилХотя в той России, куда мы попали, и было принято более пышно отмечать Рождество, для нас по-прежнему основным праздником оставался Новый год. А под Новый год принято подводить итоги года уходящего. Что принёс 1917 год каждому из нас? Ольге – золотое кольцо на безымянный палец правой руки и заметно округлившийся живот – два символа обретённого ей, наконец, полноценного семейного счастья. Васичу – погоны генерал-лейтенанта, три креста на грудь и пустой левый рукав у кителя. Ершу – непререкаемый авторитет мастера дел взрывных. Мне – возможность находится в эпицентре политической жизни России.
Стремились ли мы к такому промежуточному итогу, дай бог ещё длинной для каждого из нас жизни? Разве что Ольга. Остальные получили ровно столько, насколько наработали, даже Васич, как ни кощунственно это звучит. Кто его заставлял перепрыгивать в тот день из штабного вагона в вагон бронепоезда? Непозволительная глупость для командующего! И как ни жестоко это прозвучит по отношению к другу: итог закономерен – хорошо, жив остался! Когда его в бессознательном состоянии доставили в Питер, жизнь его висела на тонюсеньком волоске. Бригада врачей во главе с Главным военным хирургом российской армии и флота Бурденко сотворила чудо. Жизнь Васичу спасли, правда, не спасли руку, но лучше уж так…
Что принёс 1917 год России? Одну запланированную революцию вместо двух. Мир всему народу российскому, пусть и временный, и землю крестьянам – будем надеяться, навсегда! А ещё он дал России новую власть – Советскую власть, установленную законодательным путём, с одобрения самого Учредительного собрания, правда, с оговоркой…
