— Лодя, выключи свет…
Лодька выключил.
Лев Семенович взял с газеты щепотку железных опилок… Его движения напоминали жесты алхимика, а свечка бросала на худое лицо желтый таинственный свет, резко выделяя морщины. Лев Семенович поднял над свечкой щепоть и стал сыпать опилки на огонек.
Ух какой фейерверк вспыхнул над столом! Настоящий бенгальский огонь!
— Ну, как?
— Ого! — восхитился Лодька. — Я и не знал про такое!.. Я читал, как ребята делали фейерверк из алюминиевых опилок, и сам пробовал, но у меня ничего не вышло…
Это Лодька вспомнил рассказ «Елка» знаменитого детского писателя. Там два друга-четвероклассника готовили праздничные бенгальские огни и для этого сточили до уровня сковородки большую алюминиевую кастрюлю (на радость маме). Сделали специальный состав, смазали им кусочки проволоки, развесили их на ветках, подожгли… Самодельные бенгальские огни пошипели, подымили и вспыхнули рассыпчатыми золотыми звездами. Ура!.. Но, когда они догорели, в комнате повис такой удушливый дым, что гости кинулись прочь. Двум друзьям пришлось, кашляя и задыхаясь, одним есть продымленный праздничный пирог…
Лодьке рассказ не нравился, казался грустным. Старались ребята, сами в лес ходили за елкой, мучились, изводя на опилки кастрюлю — и такой конец! Никакой новогодней радости…
(Кстати, через много лет взрослый Всеволод Сергеевич повстречался со знаменитым писателем в издательстве «Детгиз». Как раз близился Новый год, и в связи с этим Всеволод Сергеевич вспомнил рассказ классика.
— Вы знаете, я пытался смастерить бенгальские огни по вашему рецепту. Дыма я не боялся, но… алюминиевые опилки не горели. Ни единой искорки! Наверно, в рецепте какая-то путаница…
— Ну, как это, как это! — заволновался классик. — Не может быть! Я готов доказать вам немедленно! Дайте мне алюминий и напильник! А еще нужны сера, сахар и клей!
Редакция была готова поддержать авторитет любимого автора. В коридоре у вахтера выпросили алюминиевую кружку. Сахар нашелся в шкафчике с чаем, клея полно в любой редакции, а серу было решено наскрести со спичек. Но достать напильник нигде не смогли. Девушка-машинистка предложила пилочку для ногтей, но это был «не тот масштаб». Эксперимент не состоялся.
— Очень жаль! — шумно огорчался автор «Елки». — А то бы я посрамил вас, да!.. Наверно, вы тогда просто что-то делали не так, как написано…
— Ну, может быть, — покладисто сказал Всеволод Сергеевич. В ту пору он не решался спорить с литературными знаменитостями…)
— А сейчас еще один эффект! — пообещал Лев Семенович! — Когда-то я устраивал такой опыт вдвоем с сынишкой, хотя супруга негодовала…
Лодьке показалось, что воздух колыхнулся в комнате, как от печального вздоха (даже огонек свечи заметался). Но Лев Семенович был оживлен и энергичен. Включил лампочку, принес из кухни блюдце, достал из корзинки высокую белую коробку с пропарафиненными стенками. На ней была изображена крючконосая птица и чернела надпись:
СОКОЛ
Бездымный порох
Лев Семенович насыпал в блюдце крохотную, с горошину, кучку серых чешуек.
У Лодьки заколотилось сердце. Синий вечер за окнами стал таинственным, как гоголевская ночь перед Рождеством.
Лев Семенович собрал с газеты оставшиеся железные опилки (их была еще изрядная горстка), смешал с пороховыми чешуйками, смел все это на середину блюдца. Оторвал от газеты клок, свернул из него длинный жгутик.
— Ну, теперь снова свет долой…
Лодька щелкнул выключателем.
Лев Семенович поджег от свечки бумажный фитиль и тронул огоньком серую щепотку на блюдце.
Круглый огонь, прошитый сотнями белых искр взлетел над столом, подобно шаровой молнии. Он горел всего секунду, но в Лодькиной душе поселил долгий восторг.
— Ух ты-ы! Вот это салют!
— Я могу дать тебе аптечную порцию пороха, чтобы ты в новогоднюю ночь порадовал гостей. В маленькой дозе это не опасно. Только поджигай не спичкой, а таким вот фитилем или лучинкой, не подноси близко руку… Хочешь?
— Еще бы! — возликовал Лодька. И спохватился: — Только надо снова наскрести опилок…
Радовать гостей Лодька не стал.
Их просто не было. Мама и Лодька договорились, что каждый Новый год будут встречать вдвоем, без лишнего торжества, пока не вернется папа. А как вернется — вот тогда уж!.. Пока же просто нарядили метровую елочку, попили чаю с настряпанными мамой сладкими пирожками, послушали по радио новогодний концерт, поздравили соседей, а после курантов улеглись спать. Вернее, Лодька улегся с большущей книгой «Два капитана». Конечно, он читал ее раньше, но это одна из книг, которые можно перечитывать по много раз.
«Капитанов» подарила мама. Она призналась, что сперва хотела купить Лодьке к Новому году хорошие коньки, но раз уж он обзавелся «дутышами» самостоятельно, то — вот, Каверин.
Лодька не огорчился. Коньки Каюма, хотя и не блестели, оказались «самые те»: легкие, прочные, послушные. Лодьке бы еще умения побольше, тогда совсем красота. Но умение — дело наживное…
А фейерверк Лодька продемонстрировал «герценской» компании. На Вовкином огороде, перед снежным штабом. В синеве ранних сумерек взлетел в воздух такой искристый шар, что Славик Тминов заверещал от восторга…
Это было еще до Нового года, тридцатого декабря. И этим вот замечательным салютом начались зимние каникулы…
Пантомима для Зои Яковлевны
У зимних каникул при всех радостях есть одно скверное свойство. Они пролетают моментально — как вьюжные вихри, что носятся вдоль заснеженных тротуаров и обледенелых заборов улицы Герцена. Снова стылое, похожее на ночь утро за квадратными окнами школы…
— Вы все должны отдавать себе отчет, что третья четверть — решающая четверть в учебном процессе. Вы будущие строители коммунистического общества и должны к этой роли готовить себя уже сейчас. Как нас учит товарищ Сталин? Он учит: «Чтобы строить, надо знать, надо овладеть наукой. А чтобы знать, надо учиться, учиться упорно, терпеливо…» — Так вещал завуч Сергей Иванович на школьной линейке в первый день занятий.
На стенах актового зала еще красовались новогодние рисунки — память о недавних праздничных вечерах: елки, месяц, дед Мороз, Снегурочка и пляшущие зайцы. Зайцев было почему-то особенно много. Они старательно прыгали среди голубых сугробов и улыбались. Сейчас улыбки зайцев казались вымученными. Бедняги знали, что праздник позади и скоро их технички тетя Клава и тетя Шура сотрут со стен мыльными тряпками…
Новогодние картины были сделаны легко смываемой гуашью. Их рисовала учительница Зоя Яковлевна Петрова. Она преподавала историю, но кистью владела лихо, и школьное начальство перед праздниками всегда «бросало» ее на оформление зала и коридоров. Потому что Александр Павлович Митинский — учитель рисования и черчения, известный в городе художник — в одиночку не справлялся с такими широкомасштабными работами…
Зоя Яковлевна была рослой широкоплечей женщиной с рыжеватыми кудряшками, рябым решительным лицом и мужской походкой. Те, кто у нее учился, говорили, что она ведет уроки так, словно мчится на коне впереди отряда крестоносцев или дружины Дмитрия Донского.
Так это или не так, предстояло узнать и седьмому «В». Его прежняя «классная» — утомленная возрастом и хворями Евдокия Валерьевна — неожиданно отказалась от «руководительской» нагрузки, а вместо нее — вот…
— Но как же так? — спросил при первой встрече Гришка Раухвергер, который во всем любил ясность. — Вы же ничего у нас не преподаете и вдруг классный руководитель…
— Я стану вести у вас историю. Вместо Ивана Герасимовича. Он переходит на старшие классы.
— У-у… — послышалось с нескольких парт.
— «У» или не «у» — это решал он, а не я. Отечественная история интересует его больше, чем европейское средневековье.
Это была правда. Неоднократно Иван Герасимович с войны Алых и Белых роз скатывался на войну Белых и Красных армий и принимался рассказывать о штурме Перекопа или Польском походе. Припадая на протез, нервно шагал по классу и говорил о Котовском и Щорсе. А бывало, что о Пугачеве или Александре Невском.
— Я не случайно провожу исторические параллели между нашей страной и другими, — объяснял он. — Независимой истории не бывает. А кто-нибудь из вас помнит, что восстание Уотта Тайлера случилось в те же годы, что и Куликовская битва?
Никто не помнил…
А теперь никто не ждал, что у «Зоюшки» будет так же интересно, как у Ивана Герасимовича, бывшего капитана фронтовой разведки…
Первые два урока, прошли ровно и скучновато, без «кавалерийской лихости». Бахрюков попробовал устроить пробную клоунаду, но Зоя Яковлевна с негромким рокотом в голосе произнесла:
