– Сейчас, иду, – отвечала его жена и заторопилась выйти, чтобы купить лапши, довольная, что ей представилась возможность выполнить свой смертоносный план и убить мужа.
Приготовив лапшу, она вылила ее в две чаши и поставила перед мужчинами. Но только в чашу своего мужа она положила яд. Дзюэмон, который прекрасно знал, что она сделала, не притрагивался к еде, продолжая непринужденно вести беседу, а сумотори из вежливости тоже вынужден был выжидать. Неожиданно Дзюэмон воскликнул:
– Боже мой! Пока мы тут сплетничали, лапша совсем остыла. Поскольку никто из нас еще не притронулся к своей чаше, давайте сольем лапшу вместе и снова подогреем.
И с этими словами он слил лапшу, которая была в трех чашах, в железный горшок, еще раз вскипятил ее. На этот раз Дзюэмон подавал лапшу собственноручно. Поставив чаши перед своей женой и борцом, он сказал:
– Вот! Не теряйте времени и ешьте, пока она не остыла!
Дзюэмон конечно же есть не стал, а неудавшиеся убийцы, зная, что яд, который изначально был положен в чашу Дзюэмона, убьет всех троих, были захвачены врасплох и не знали, что делать.
– Ну же! Поторопитесь, или лапша совсем остынет. Ты же говорил, что любишь лапшу, я ведь специально посылал за ней. О-Хияку! Давай же, раздели с нами дружескую трапезу! И я тоже сейчас немного поем.
Парочка не знала, что на это ответить, и выглядела очень глупо. В конце концов борец встал и сказал:
– Я не слишком хорошо себя чувствую и должен, с вашего позволения, откланяться. Но если позволите, я приду насладиться вашим гостеприимством завтра.
– Господи помилуй! Жаль, что ты плохо себя чувствуешь. Однако, О-Хияку, тебе достанется больше лапши.
О-Хияку не растерялась и отвечала, что она уже поужинала и у нее нет аппетита.
Тогда Дзюэмон, поглядев на обоих с презрительной улыбкой, сказал:
– Кажется, никто из вас не хочет есть лапшу. Но поскольку ты, Такасэгава, не совсем здоров, я дам тебе отличное лекарство. – И, подойдя к стенному шкафу, он вытащил письмо и положил его перед борцом.
Когда О-Хияку и борец поняли, что их тайна выплыла на свет божий, они потеряли дар речи.
Такасэгава, поняв, что отрицать что-либо бесполезно, вытащил свой кинжал и замахнулся им на Дзюэмона, но тот проворно и ловко поднырнул под руку сумотори и, схватив его правую руку сзади, сжимал до тех пор, пока она не онемела и кинжал не упал на пол. Хоть борец и был могуч, но не чета Дзюэмону, который держал его так крепко, что тот не мог пошевелиться. Тогда Дзюэмон поднял упавший кинжал и сказал:
– О! Я-то думал, что раз ты борец, то должен быть, по крайней мере, сильным человеком и сражаться с тобой будет одно удовольствие, но ты, как видно, бедное беспомощное существо. Я осквернил бы свой меч, убив такого неблагодарного пса, как ты, но, к счастью, есть твое оружие, и я убью тебя твоим же кинжалом.
О-Хияку, схватив кухонный нож, бросилась на Дзюэмона, но он в ярости пнул ее под зад, да так сильно, что она упала на пол, а затем, взмахнув кинжалом, разрубил борца от плеча вниз до пупка, и великан рухнул в предсмертной агонии. О-Хияку, увидев это, попыталась убежать, но Дзюэмон, схватив ее за волосы, ударил кинжалом ей в грудь и, положив ее рядом с любовником, нанес ей смертельный удар.
На следующий день он послал сообщение о содеянном губернатору Осаки и похоронил тела. С того времени он оставался неженатым и занимался своим ремеслом торговца парфюмерией и подобными товарами, а свободное время он продолжал проводить, как и прежде, в доме своего покровителя Кадзики Тодзаэмона.
Однажды, когда Дзюэмон зашел в дом Кадзики Тодзаэмона, служанка, встретившая его у двери, сказала ему, что хозяин сейчас отсутствует, но молодой господин Тоносин дома. Поэтому Дзюэмон решил войти и засвидетельствовать свое почтение юному господину, и, когда он внезапно отодвинул створку скользящей двери комнаты, где сидел Тоносин, последний сильно вздрогнул, а его лицо страдальчески побледнело.
– Ну-ну, юноша! – сказал Дзюэмон, подсмеиваясь над ним. – Наверняка вы не настолько трусливы, чтобы пугаться открывающейся скользящей двери. Храбрые самураи так себя не ведут!
– Мне, право, очень стыдно, – отвечал тот, краснея от упрека, – но дело в то, что у меня есть основание бояться. Выслушайте меня, господин Дзюэмон, я расскажу вам все об этом. Сегодня, когда я ходил в школу, там собралось много моих соучеников, и один из них сказал, что разрушенное старинное святилище, находящееся в паре милей к востоку отсюда, по ночам служит прибежищем для всякой нечисти. В далеком прошлом все эти черти, оборотни и привидения околдовывали людей, заманивали их в ловушки и жестоко подшучивали над ними. И он предложил нам всем тянуть жребий, и тот, кому он достанется, сегодня ночью должен пойти и прогнать эту нечистую силу. Более того, в доказательство сделанного он должен написать свое имя на опоре в святилище. Все остальные согласились, что это будет неплохим развлечением, поэтому я, не желая показаться им трусом, согласился с остальными испытать судьбу. И по злому року жребий выпал мне. Я как раз размышлял обо всем этом, когда вы пришли, и поэтому, когда вы внезапно открыли дверь, не мог не вздрогнуть.
– Если хорошенько подумаешь, – сказал Дзюэмон, – то поймешь, что бояться тут нечего. Как могут звери-оборотни[61] и привидения иметь силу над людьми? Пусть тебя это не беспокоит. Сегодня ночью я пойду вместо тебя и посмотрю, смогу ли справиться с этой нечистью, если она там водится, после чего напишу твое имя на опоре так, чтобы все подумали, что там был ты.
– О! Благодарю вас. Вот услуга так услуга! Вы можете переодеться в мою одежду, и никто ничего не заподозрит. Я правда буду вам очень благодарен.
Итак, Дзюэмон охотно взялся за эту задачу, и, как только спустилась ночь, он сделал приготовления и направился в указанное место – наводящее жуть полуразрушенное уединенное старинное святилище, все заросшее мхом и буйной растительностью. Но Дзюэмон, который ничего не боялся, мало обращал внимания на окружающее и, расположившись как можно удобнее в столь мрачном месте, уселся на пол, закурил трубку и стал бдительно ждать появления чудовищ. Не долго пришлось ему ждать: он заметил какое-то движение в кустах и тут же был окружен толпой разнообразных существ потустороннего вида, которые приближались к нему и строили отвратительные рожи. Дзюэмон спокойно выбил пепел из трубки, а затем, вскочив, пнул ногой первого, а потом и следующего из чудовищ. Вскоре на траве распростерлись несколько из них, а остальные удрали в сильном изумлении от столь неожиданного приема. Дзюэмон взял фонарь, внимательно рассмотрел лежащих демонов и увидел, что все они были соучениками Тоносина, которые разрисовали лица и придали себе отвратительный вид, чтобы напугать своего товарища, который, как они знали, был трусоват. Однако все, что они получили за свои старания, был хороший пинок от Дзюэмона, который оставил их стонать и отправился домой, посмеиваясь про себя над исходом своего приключения.
Молва об этом подвиге вскоре распространилась по Осаке, и все люди хвалили храбрость Дзюэмона. Вскоре после этого его избрали главой отокодатэ,[62] или дружеского сообщества тёнинов, он больше не занимался своей торговлей, а жил на взносы своих многочисленных учеников.
А Кадзики Тоносин влюбился в поющую девушку по имени Касику, на которую имел обыкновение тратить много денег. Однако она не отвечала ему взаимностью, поскольку у нее был возлюбленный по имени Хитиробэй, с которым она умудрялась тайно встречаться, хотя, чтобы содержать своих родителей, была вынуждена стать любовницей Тоносина.
Однажды вечером, когда последний должен был стоять в карауле в канцелярии своего господина, губернатора Осаки, Касику тайно послала записку Хитиробэю, приглашая его к себе домой, так как путь будет свободен.
Пока парочка веселилась и пировала, Тоносин, который уговорил своего друга подменить его, сославшись на неотложное дело, постучал в дверь. Касику в испуге спрятала своего любовника в длинном сундуке с одеждой и пошла открыть Тоносину, который, войдя в комнату и увидев неубранные остатки ужина, пригляделся повнимательнее и заметил мужские гэта, на которых при свете свечи разглядел иероглиф «хити».[63] До Тоносина доходили слухи о непристойном поведении Касику с этим Хитиробэем, и, когда он увидел доказательство этому собственными глазами, очень разгневался, но сдержал свои чувства и, указав на винные чарки и посуду с остатками пиршества, спросил:
– С кем это ты пировала сегодня вечером?
– Ну-у-у, – отвечала Касику, которая, несмотря на испуг, была просто обязана что-то придумать, – мне было так скучно сидеть дома одной, что я пригласила старушку соседку выпить со мной чарку вина, и мы немного поболтали.
