А еще Фома очень хотел, чтобы его вторая копия в момент взрыва оказалась поближе к эпицентру.
И уж совсем в мечтах ему виделось, как он отправляет гостинец своему оригиналу на Землю.
Не бомбу, конечно. Хватит с него и пули.
Все равно мир людей не изменится, что с ним ни делай. Можно лишь наказать себя за то, что ты позволил ему сделать с собой, не воспротивившись — а зачем? — своему превращению в преуспевающую дрянь. И даже не себя наказать, а свой оригинал.
Да и то в мечтах.
Пока в мечтах.
Потом… когда-нибудь… Если не верить в шанс вырваться отсюда, пусть исчезающе малый, зачем вообще продолжать жить?
Когда-нибудь…
Тогда и перестанет сниться клейкая, не отпускающая глубина и толстогубые рыбы с глупыми мордами и выпученными глазами.
Из пульта торчали всего две кнопки, обе грубые и чем-то заляпанные, как на коробочке управления строительным подъемником. Отойдя от пусковой на всю немалую длину провода, Фома нажал на «Боеготовность». Выждал несколько секунд, глубоко вдохнул и утопил кнопку «Старт».
Взревело. Фома ненадолго оглох. Он не подозревал, что рев будет таким сильным. Взметнулся гейзер песка, пусковую заволокло пылью.
Ракета ушла.
Сначала за камуфляжной сигарой тянулся дымный хвост. Очень скоро сигара превратилась в точку, затем и вовсе перестала быть видимой. Потом оборвалась и дымная ниточка. Ракета, надо думать, еще поднималась по инерции, но вскоре должна была выйти на нисходящий участок траектории.
Где-то там, ничего еще не понимая, копились будущие подданные самозванного короля, назначенные им на роль гумуса для подпитки его власти.
Он попросил у них прощения. Сначала про себя. Не помогло. Потом вслух.
Не за то, что убивает их. Все равно большинству из них предстояло умереть в ближайшие дни. Фома знал, что спасает гораздо больше людей, чем собирается убить.
Да, спасает! Тех, кто никогда не появится здесь и не узнает, что такое Плоскость. И это великое благо.
У всех — у тех, кому спустя несколько минут было суждено умереть, и у тех, кому отныне было суждено не появиться на Плоскости, — Фома просил прощения: он осмелился решить, что для них лучше. Он решал за них точно так же, как решал за них его Я-второй. Но он решил иначе.
Только это и успокаивало совесть.
Пусть лишь отчасти. Но все-таки он лег ногами к эпицентру, уткнувшись лицом в песок, прикрыл ладонями затылок и стал ждать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
