— Конечно, нет, — заверил тот, и на этот раз его взгляд почему-то показался мне правдивым.
Конечно, несколько дней меня ещё очень занимало произошедшее, но постепенно всё успокоилось, и я готов был честно признать перед самим собой, что всё это мне просто почудилось. Тем более когда доктор принёс мне тот самый набор, который вроде бы привезла Ада, и сказал, что это посылка от Андрея, который вскоре хотел заехать и навестить меня. А когда я поделился с ним тем, что точно знал: что именно в ней находится, — врач покачал головой и прокомментировал:
— Знаете, в случаях подобных вашему вполне возможны периоды озарений, предвидений или даже проявления аномальных способностей. В этом нет ничего удивительного или страшного, хотя такие явления до сих пор толком не исследованы, что бы там не утверждали мои уважаемые коллеги. Мы же будем считать, что это явно добрый знак и вы на пути к скорейшему выздоровлению!
Как оказалось, сигареты и чай передали мне очень грамотно — здесь попросту больше нечем было заниматься. Заварил чай в столовой, попил, пошёл в туалет перекурить — и так по кругу или спирали, это как взглянуть. Телевизор и радио пациентам почему-то не полагались, а читать в палате было как-то не принято. Пару раз меня возили на два этажа выше, чтобы сделать какие-то обследования, облепив цветными проводами с неприятно пахнущими присосками и предлагая расслабиться. Местный лифт ничем не отличался от всего виденного мной ранее, только вызывался не кнопкой, а с помощью специальной пластиковой карты, и, чтобы лифт куда-либо поехал, приходилось прислонять её к специальной панели у кнопок и только потом выбирать этаж. Понятно, что это было исключительно привилегией персонала и, наверное, правильным решением, но то, что даже такое элементарное действие не давали возможности сделать самостоятельно, вызывало тянущее, гнетущее чувство неполноценности и недоверия. Даже встречи с врачом отличались удивительной схожестью и ничего нового не приносили. Правда, в первые дни мой желудок нашёл-таки себе своеобразное развлечение — от местной пищи у меня случился запор, поэтому в туалете в течение нескольких следующих дней я провёл гораздо больше времени, чем за всю прошлую жизнь. И, возможно, эти отчаянные попытки выдавить из себя хоть что-то и неотрывно преследующая, изводящая тяжесть заставляли меня предпринимать хоть что-то. Когда же этот процесс более-менее нормализовался, я не нашёл ничего лучшего, как увеличить свою продолжительность сна ещё на несколько часов в сутки. Наверное, этому способствовали и лекарства, так как раньше даже небольшой пересып неизменно вызывал острую головную боль и общее недомогание. Сейчас же ничего, даже в столовую я теперь брёл сонливый и словно необычайно вымотанный, кажется, готовый перейти уже на круглосуточное пребывание в мире иллюзий. Дни я не считал и вычёркиванием цифр в календарике на стене, в отличие от соседей по палате, не увлекался. К чему? Всё смешивалось и, казалось, это никогда теперь не закончится. Иногда я, ловя крутящиеся осколки в своём водовороте памяти и пытаясь их склеить во что-то внятное, очень сожалел о той или иной жизни, которая была у меня когда-то ранее вне этих стен. В такие моменты я, бывало, горько и неудержимо плакал, уткнувшись в подушку, но чаще всего это заканчивалось тем, что я просто засыпал, так и не излив всего накопившегося хотя бы таким детским образом. Неужели на этом яркий, манящий и нормальный мир запахнул передо мной свои двери навсегда?
Глава VII
Снова Хельман
Кто-то бежал в мою сторону, размахивая руками, превращающимися в веера, обдувающие необычайной прохладой. Казалось чрезвычайно важным, чтобы движение продолжалось — ведь струи воздуха несли, несомненно, даже саму возможность дыхания. Я очень хотел различить, человек это или что-то другое… Сосредоточился, моргнул и почувствовал, что неудержимо вырываюсь из сна, видя яркий цвет и знакомое лицо, склонившееся надо мной. В это сложно было поверить, но на кровати рядом сидел Хельман собственной персоной.
— Вот мы и проснулись! — радостно улыбнулся Константин Игнатьевич. — Ну как, узнаёте лучшего друга?
— Д-да… — кивнул я.
— Вот и славно. Я же говорил, что всё будет в порядке. Вы пришли в себя, многое вспомнили, и настало время расставаться. Уверен, вы не будете особенно сожалеть, что покидаете эти стены. А пока будете одеваться, Александр, можно вас на несколько слов? — доктор поманил Хельмана пальцами в коридор.
Тот встал и, подмигнув, вышел, произнеся:
— Ну ты прямо как овощ!
Я тяжело приподнялся и начал одеваться, больше автоматически. На стуле рядом кто-то оставил просторные шорты и футболку с изображением большого глаза, как отпечатанный на долларовых купюрах. Несмотря на странный грязно-зелёный цвет, мне это почему-то понравилось и даже захотелось попросить потом кого-то, чтобы разрешил оставить вещи себе.
Он приехал за мной, но Константин Игнатьевич уверяет, будто бы это друг моей семьи Александр. Может, оно и так, не хочется углубляться. Главное сейчас, выбраться отсюда. Впрочем, одного взгляда на Хельмана мне вполне хватило, чтобы понять и вспомнить очень многое, даже слишком — видимо, всё-таки моё лечение было не очень-то интенсивным. А самое важное, зажглась надежда не только узнать больше, но и отомстить или, по крайней мере, попытаться. Занятый этими мыслями, я как раз неуверенно натягивал футболку, чуть было не вывихнув руку, которая постоянно выскакивала из сустава после одной серьёзной травмы, как вдруг дверь открылась, и они снова оказались рядом со мной.
— Ну, готов? — Хельман шагнул ко мне, помог справиться с рукавом и пододвинул ногой шлёпки. — Напяливай. Все формальности я уже уладил, вещи в машине. Теперь можем двигаться?
Я кивнул и, наклонившись, почувствовал неприятный гул в голове.
— Вот и славно. Давайте прощаться! — Константин Игнатьевич с энтузиазмом протянул руку. — Надеюсь, пребывание здесь не показалось вам особенно обременительным и явно пошло на пользу.
— Я в этом просто уверен! — расхохотался Хельман, приобняв меня и настойчиво ведя к двери. — Теперь-то уж точно всё будет в порядке…
Мы миновали коридор, где я в последний раз взглянул на закрытый в этот час пункт раздачи лекарств. Потом перед нами открыли двери в просторный холл, затем ещё одни — и впереди оказалась только широкая пологая лестница.
— Давай-ка попробуем по ней спуститься. Лифтом, думаю, ты уже напользовался вдоволь, да и поспортивнее надо быть! — подмигнул Хельман, и мы начали медленно двигаться вниз.
Ступенька, ещё одна — неожиданно эти некогда привычные и необременительные действия начали вызывать у меня множество затруднений. Откуда-то появилась отдышка, участилось сердцебиение, всё тело пронзила необыкновенная усталость, словно я трудился с раннего утра не покладая рук. А смена обстановки, пусть и желанная, вдруг испугала своей неизвестностью и непредсказуемостью.
— Что, брат, тяжеловато?
— Да, что-то такое есть. Сам всё видишь! — выдохнул я.
— Ну ничего, тут совсем немного, а моя машина стоит прямо возле центрального входа. Думаю, сумеем как-нибудь добраться, — Хельман взял меня за руку, слегка поддерживая, и от этого стало немного легче. — Только не вынуждай меня нести тебя на руках, как невесту. Не люблю я этого дела, хотя ты здесь, наверное, с десяток килограмм точно сбросил. Санаторий — одно слово!
Лестничных пролётов оказалось всего четыре, но по ощущениям казалось, что я не спустился, а поднялся по ступенькам на последний этаж самого высокого в мире небоскрёба. Когда же мы увидели широкий холл с группками суетящихся людей и двери с большими стёклами без решёток, за которыми что-то зеленело, я почувствовал, что очень хочу есть. Этой мыслью я незамедлительно поделился с Хельманом, на что тот хохотнул и ответил:
— Не беспокойся, у меня в машине есть пара бананов. Сойдёт на первое время?
— А нет ли ещё чего-нибудь? Я их как-то всегда не очень…
— Ну ты и интеллигент. Сказали банан, значит банан. Да и, сдаётся мне, блевать тебе будет с него гораздо легче, чем после какого-нибудь стейка!
Сначала казалось, что слова Хельмана не подтвердятся: когда он предупредительно открыл дверь, то я чуть было не потерял сознание от пахнувшей чем-то приторным жары, гари и начавшегося головокружения. Чуть позже, практически доволочённый попутчиком до машины, оказавшейся обыкновенным стареньким «мерсом», хотя ожидал увидеть разрисованный джип, я быстро жевал банан и, несмотря на нелюбимый привкус во рту, съел оба.
— Вот так, правильно. Легче? — спросил Хельман, выдержав паузу и заботливо склоняясь надо мной.
— Да, немного. Но, наверное, главным образом потому, что я полулежу, а не двигаюсь.
— Может, и так. Теперь, давай-ка бери пакет. Наверное, для него пришло самое время…
