предательски торчит из сумочки Джесси. Она оживленно разговаривает, подергивая себя за волосы. Эту привычку она завела в школе, когда готовилась к экзаменам: говорит, что так ей легче сосредоточиться.
— Ага, но знаете, все думали, что сигареты безвредны! Считалось даже, что они полезны, пока люди не начали в сорок лет умирать от эмфиземы и разных видов рака.
Брай ставит поднос на плед, кружки слегка дребезжат. Ей кажется, что тема вакцинации заразила всю ее жизнь, она мечтает, чтобы ее гостьи обсуждали что-нибудь другое, но у Джесси что на уме, то и на языке. Брай мельком смотрит на Розалин, но та слушает Джесси с отрешенным видом, так что нельзя понять, о чем она думает.
— О, чай! Спасибо, Брай, — Джесси аккуратно вытирает Коко рот, убирает свою огромную грудь обратно в лифчик и задумчиво добавляет: — Что вообще творится с этими божьими коровками?
И тут же салфеткой смахивает парочку с Коко.
— Мой друг смотрел в интернете, — говорит Розалин. — Это как-то связано с изменениями климата, или еще с чем-то в этом роде…
Джесси не ждет ответа, но вежливо выслушивает Розалин, а затем спрашивает ее:
— Как насчет обнимашек? — и с усмешкой добавляет: — Я имею в виду Коко.
Розалин расплывается в улыбке:
— О, я с большим удовольствием!
Пока Брай разливает чай, маленькую Коко передают с рук на руки, и Розалин тихонько ее качает. Коко хмуро смотрит на нее, а Розалин улыбается и продолжает разговор:
— В общем, возвращаясь к теме вакцинации, я думаю, вы правы, Джесси, что относитесь к этому скептически.
— Спасибо, Розалин, — отвечает Джесси и, расплескивая чай, берет кружку у присевшей на плед Брай.
Брай вспоминает, какой непроницаемой была Розалин на барбекю, когда они обсуждали прививки. Ее молчание говорило само за себя. Розалин продолжает:
— И да, вы правы, когда говорите, что улучшение образа жизни, гигиена, хорошее питание и все прочее предотвращают эти ужасные штуки, но…
— Вы думали об этом из-за собственных детей? — спрашивает Джесси, макает печенье в чай и подтягивает колени к груди.
Она всегда без смущения перебивает других.
Розалин качает головой:
— Нет, у меня нет детей, но у меня много крестников и крестниц, а еще племянница и племянник, так что я помню, как мои друзья и сестра вели подобные разговоры. Они присылали мне статьи о переизбытке токсинов, о социальной ответственности и тому подобном.
— И?
— Ну, я помню, что тогда людей особенно тревожило наличие в вакцинах алюминия. Но в одной статье я прочла, что мы каждый день поглощаем алюминия больше, чем содержится в одной дозе вакцины.
— Ага, но при этом мы не вводим алюминий и все остальное прямо в кровь. А что еще? Продолжайте.
Брай, нахмурившись, смотрит на сестру: «Ради бога, Джесси, дай Розалин высказаться!»
— Помню, мне показался интересным еще один момент: воспринимаете ли вы тело вашего ребенка или свое собственное как нечто опасное, потенциально заразное для других, или считаете его очень уязвимым и требующим защиты.
— Ага-ага, у меня есть такое ощущение, — вставляет Джесси, кивает и с восхищением смотрит на Розалин. — В общем, я в целом согласна с идеей вакцинации, но просто не знаю, насколько это уместно сегодня. Я о том, что в западном полушарии вирус полиомиелита с 1991 года не распространяется — однажды нам придется признать, что некоторые болезни больше не представляют угрозы.
— В Америке прививаются даже от ветрянки, — не удержалась Брай: Джесси досталось уже достаточно внимания Розалин.
Розалин задумчиво кивает.
— Полагаю, мы здесь воспринимаем ветрянку как нечто неизбежное, через что дети просто вынуждены пройти, и точно так же наши родители думали о кори. Но ведь достаточно одной жуткой истории о ребенке, испытавшем на себе последствия кори, чтобы убедиться в необходимости вакцины, не так ли?
— Если допустить, что вакцина безвредна, — возражает Джесси, подняв руку, — потому что не все с этим согласны.
«Вот и началось, — у Брай холодеет в животе, — сейчас пойдут откровения о Мэтти».
— Наш брат Мэтти из-за вакцин живет в интернате, а Клемми, дочку вашей соседки Элизабет, вакцинировать нельзя. Верно, Брай?
Брай кивает и чувствует приступ паники, как бывает всегда, когда ее семью и лучшую подругу упоминают в одном предложении. Она ждет реакции Розалин на историю Мэтти. Ждет жалости и скорбно-заинтригованного выражения лица, говорящего: «Мне так жаль, но расскажите еще, еще, еще!»
Однако Розалин просто кивает и говорит:
— Это очень печально.
И возвращается к Коко, которая извивается у нее на руках и громко пукает.
— Ого! — Розалин улыбается малышке. — Думаю, это намек, чтобы я вернула тебя маме.
Позже вечером, когда Джесси и Розалин ушли, а Альба уже в кровати, на кухне остаются только Эш и Брай. С тех пор, как они не разговаривают, обычные звуки — стук приборов о тарелки, хлопок пробки, покашливание — кажутся непривычно громкими. Когда Эш наклоняется, чтобы загрузить посудомоечную машину, Брай говорит, что идет спать. Еще только половина девятого, но у нее есть хорошая книга и ей принадлежит вся постель. Эш по-прежнему спит в комнате для гостей, кроме того, она хочет находиться там, где его нет.
Эш прекращает расставлять тарелки и выпрямляется:
— Я надеялся, что сегодня мы сможем поговорить.
Брай останавливается в дверях и поворачивается к нему.
— Сегодня уже пять дней, — добавляет Эш.
Он умоляюще смотрит на нее. Брай внезапно осознает, что происходящее между ними кажется ему кошмаром. Распадается еще один брак, еще один ребенок вырастет у родителей, которые не любят друг друга. Но она не смягчится от взгляда его грустных карих глаз. Он это сделал, он вакцинировал их ребенка и превратил кошмар Брай в реальность, вот пусть он и расплачивается. Он, а не она.
— Что ты хочешь? — ее голос звучит устало, холодно.
— Я хочу извиниться. Я не должен был скрывать этого от тебя, — его голос звучит устало и печально.
— Тогда почему, Эш?
— Потому что я боялся. Боялся, что с Альбой что-нибудь случится, и боялся потерять наших друзей.
— С чего бы мы потеряли… — Брай не заканчивает, потому
