Хотя однажды в дикой природе я столкнулась и с другим поведением: увидела оставленного у водопоя одинокого слоненка. Не знаю, как он там оказался: то ли его мать погибла, то ли слоненок заблудился и отбился от стада. Как бы там ни было, мимо проходило другое стадо, и одновременно с другой стороны трусила к слоненку гиена. Для гиены слоненок – легкая добыча, беззащитный лакомый кусочек. Однако у матриарха проходящего мимо стада был свой детеныш, только чуть старше. Слониха заметила, что гиена нацелилась на брошенного слоненка, и отогнала нахалку. Слоненок подбежал к матриарху и стал ластиться, но слониха оттолкнула его и двинулась дальше.
Следует заметить, что это нормальное поведение для слонов. Зачем, с точки зрения Дарвина, слониха будет ограничивать запасы воды и пищи для собственного детеныша, привечая чужого? И хотя есть случаи, когда внутри стада детенышей усыновляли, большинство самок не станет опекать осиротевшего слоненка – в противном случае может не хватить молока для собственных отпрысков. Более того, этот слоненок не имел к стаду никакого отношения, у матриарха не было биологических связей с осиротевшим детенышем.
Но слоненок отчаянно затрубил от страха и одиночества. В тот момент матриарх находилась от него в добрых тридцати метрах. Она застыла, повернулась и понеслась к детенышу. Такое поведение могло напугать малыша, но он не двигался с места. Матриарх схватила его хоботом, решительно засунула себе между ног – импровизированный манеж – и отправилась дальше с ним. В последующие пять лет всякий раз, когда я видела этого слоненка, он все еще был частью своей новой семьи.
Я бы сказала, что особенное сочувствие слоны испытывают к матерям и детям – неважно, своего или чужого вида. Для слона отношения мать – дитя, похоже, наполнены особым смыслом и горько-сладким знанием. По всей видимости, слоны понимают: если теряешь ребенка – страдаешь.
Серенити
Мама, которая не хотела, чтобы я демонстрировала свой Дар, прожила достаточно долго и застала то время, когда весь мир провозгласил меня успешным экстрасенсом. Я привезла ее на свою съемочную площадку в Лос-Анджелес, чтобы она могла встретиться со своей любимой звездой из сериала «Мрачные тени», которая пришла ко мне на шоу погадать. Я купила ей небольшое бунгало возле своего дома в Малибу с участком, чтобы она могла выращивать овощи и апельсиновые деревья. Я водила ее на премьеры фильмов, на вручение премий и за покупками на Родео-драйв. Драгоценности, машины, отпуск в любой точке мира – я могла дать ей все, что она пожелает, но не смогла предвидеть рак, который в конечном счете сожрал ее.
Я видела, как мама постепенно усыхала, пока не умерла. На момент смерти она весила всего тридцать пять килограммов, и казалось, что от сильного ветра она сломается. Много лет назад у меня умер отец, но сейчас все было по-другому. Я была лучшей актрисой мира – заставляла зрителей думать, что я счастлива, богата, успешна, когда в действительности я понимала, что что-то главное во мне умерло.
После маминой смерти я стала еще лучшим экстрасенсом. Теперь я интуитивно понимала, как люди хватаются за соломинку, которую я могу им протянуть, пытаясь залатать прореху в том месте, откуда вырвали их близких. На студии в гримерной я смотрела в зеркало и молилась, чтобы ко мне пришла мама. Заключала с Дезмондом и Люсиндой сделки, чтобы они хоть что-то мне показали. Я же экстрасенс, черт побери! Я имела право получить какой-нибудь знак, чтобы знать: где бы мама сейчас ни находилась по ту сторону – с ней все в порядке.
За три года я получила послания от сотен духов, которые пытались связаться со своими близкими, оставшимися здесь на земле… и ни одного словечка от собственной мамы.
Но однажды, усевшись в «мерседес», чтобы ехать домой, я швырнула на пассажирское сиденье сумочку, и она упала прямо маме на колени.
Моя первая мысль: «У меня случился удар».
Я высунула язык – об этом методе диагностики удара я как-то прочла в рекламе. Когда человека разбивает паралич, он либо совсем не может высунуть язык, либо тот свешивается изо рта только в одну строну. Уже не помню.
Я пощупала рот, не свешивается ли язык.
– Могу я сказать простое предложение? – произнесла я вслух.
«Да, кретинка, – подумала я. – Ты только что его произнесла».
Клянусь всеми святыми, несмотря на то что я была известным практикующим экстрасенсом, когда увидела собственную мать в машине, то была уверена, что умираю.
Мама с улыбкой смотрела на меня, не произнося ни слова.
«Тепловой удар – перегрелась», – подумала я, не отрывая от нее глаз, но на улице было не так уж и жарко.
Я моргнула. И мама исчезла.
Впоследствии я много об этом думала. О том, что если бы я ехала по оживленной магистрали, то стала бы причиной аварии, в которой пострадала бы не одна машина. И о том, что я отдала бы все, только бы иметь возможность еще раз поговорить с мамой.
Она выглядела совсем не так, как перед смертью, когда стала немощной и хрупкой, как воробышек. Она была такой, какой я запомнила ее в детстве: достаточно сильной, чтобы носить меня на руках, когда я болела, или отшлепать, если я надоедала ей хуже горькой редьки.
Больше я никогда не видела маму, и не потому, что не прилагала усилий, чтобы увидеть. В тот день я кое-что усвоила. Я верю, что человек имеет несколько жизней и много раз перевоплощается, а дух – это амальгама всех жизней, которые прожила одна душа. И когда дух обращается к экстрасенсу, он предстает в определенном образе, определенной форме. Раньше я думала, что духи появляются в таком образе, чтобы живущий человек мог их узнать. Однако после маминого появления я осознала, что духи приходят в том виде, в каком хотят запомниться нам.
Возможно, вы скептически отнесетесь к моим словам. Ваше право. Скептики не дают спуску колдуньям-шарлатанкам – по крайней мере, я так думала, пока сама не превратилась в одну из них. Если человек никогда лично ни с чем паранормальным не сталкивался, он просто обязан подвергать сомнению все, что ему говорят.
Вот что я сказала бы скептикам, если бы они обратились ко мне в тот день, когда на пассажирском сиденье своей машины я увидела маму: она была не прозрачной, не светилась, не была белой как полотно. Мама была для меня такой же реальной, как и парень, который спустя несколько минут принимал у меня талон за парковку, когда я выезжала из гаража. Казалось, я перенесла воспоминание о маме в настоящее время; чудо механики, как те видео, когда почивший Нэт Кинг Коул поет со своей дочерью. Вне всяких сомнений – моя мама была такой же реальной, как и руль, в который я вцепилась дрожащими руками.
Но сомнения имеют способность расцветать, как иван-чай. Если уж начинает точить вас червячок сомнения, практически невозможно от него избавиться. Уже много лет духи не приходили мне на помощь. Если бы сейчас скептики спросили меня: «Кого ты хочешь обмануть?» – наверняка я бы ответила: «Уж точно не вас. И явно не себя».
Девочка в баре «Гений», которая должна мне помочь, держится с людьми, как королева Мария-Антуанетта с подданными. Она ворчит, когда включает мой древний ноутбук «Макинтош», ее пальцы порхают над клавишами. В глаза она не смотрит.
– В чем проблема?
Изложить все? Я профессиональный экстрасенс, который утратил связь с потусторонним миром, я просрочила два платежа за квартиру, до трех часов утра смотрела марафон «Танцующие мамочки» и в эти штаны влезла только благодаря утягивающему белью.
Да, и компьютер сломался.
– Когда я пытаюсь что-нибудь напечатать, – отвечаю я, – ничего не происходит.
– Что значит «ничего не происходит»?
Я недоуменно таращусь на нее.
– А что обычно имеют в виду люди, когда так говорят?
– У вас экран становится черным? Принтер не печатает? Появляется сообщение об ошибке? Вы работали с каким-то документом?
У меня есть теория о гене «Y» у этих двадцатилетних нарциссов. Они не намерены ждать в очереди. Не хотят взбираться вверх по лестнице. Они хотят получать все прямо сейчас – откровенно говоря, они уверены, что заслуживают этого. Мне кажется, что в тела этих молодых людей вселились души солдат, которые погибли во Вьетнаме. Если произвести несложные вычисления, время совпадает. Эти ребята до сих пор злятся на то, что их убили на войне, в которую они не верили. Грубость – всего лишь еще один способ потребовать: «Поцелуй меня в мой двадцатилетний зад».
– Эй-эй, президент Джонсон[18], – произношу я себе под нос. – Скольких детей ты сегодня убил?
Она не поднимает головы.
– Лучше любовь, чем война, – добавляю я.
Компьютерщица смотрит на меня так, словно я из ума выжила.
– У вас синдром Туретта?[19]
– Я экстрасенс. И знаю, кем вы были в прошлой жизни.
– Господи!
– Я не Господь Бог, – поправляю я.
Велика вероятность, если она в прошлой жизни погибла во Вьетнаме, что раньше была мужчиной. Духи бесполые. На самом деле некоторые из самых известных экстрасенсов, с которыми мне доводилось встречаться, геи, и, по-моему, причина кроется в том, что таким образом они уравновешивают в себе мужское и женское начало. (Но я отвлеклась.) Однажды у меня была очень известная клиентка – ар-энд-би певица[20], – которая в своей прошлой жизни погибла в концлагере. Ее бывший муж в нынешней жизни и был тем эсесовцем, который выстрелил ей в спину, и ее задача в этой жизни – пережить своего убийцу. К сожалению, уже в этой жизни он избивал ее всякий раз, как напивался. И я могу поспорить на что угодно: после смерти ее дух вселится в кого-то другого, но их пути опять пересекутся. Вот в чем на самом деле заключается жизнь человека – в возможности все исправить, начать сначала… или вы возвращаетесь на землю, чтобы пройти тот же путь.
