— Ты хочешь остаться, Артур? — спросила она, разглядывая дно кофейной чашки.
— Если ты не против,— чуть севшим голосом ответил он. И понял, что слова не выражают его чувств. Кристина нравилась ему с первой встречи, но он гнал мысли о ней прочь, как, впрочем, и о всех других женщинах. После смерти Ирины он встречался с несколькими женщинами, но ни одна из них не затронула его сердце. И Артур склонялся к мысли, что вместе со смертью жены умерла у него и любовь к женщине... Наверное, это чувствовали и его приятельницы: редко звонили, встречали внешне благосклонно, в постели были на уровне, но если в тебе нет истинной страсти, нежности и тепла, то вряд ли можно ожидать этого от партнерши. И к любви у женщин склонность больше, чем к страсти. Все это относится к порядочным женщинам, а Князев никогда и дела не имел с проститутками и потаскушками. Наверное, поэтому ему и было трудно с женщинами, что он в глубине души понимал, что обманывает их, выдавая естественную потребность за чувство... Но с Кристиной все складывалось по-другому: ее жизнь тоже больно ударила, поэтому он и смотрел на нее другими, не только мужскими, глазами.
Кристина умна, по его мнению, она сама должна решить, быть им вместе или нет. То, что у нее до него были другие — ничуть не волновало. Нужно быть идиотом или глупым ревнивцем, чтобы упрекать женщину за прошлое, которым... нельзя вечно жить. Кристина красива, но в ней нет свойственного красивым женщинам превосходства, кокетства. Красота во все века была самым большим богатством женщины. Как легко было одурачить Шишкарева, поставив на его пути Кристину! Но быть участником всего этого спектакля с «переходом» на работу в «Радий» Артуру неприятно.
И сегодня, идя к ней на встречу, как он внушал себе, «деловую», Артур еще не был уверен, что у них что-либо получится. Личные и служебные отношения он до сего раза никогда не смешивал. Но вот сейчас что-то произошло с ним: дико было бы встать и уйти от женщины, которая тебе так сильно нравится. И он отлично знал, что тоже нравится ей. Иначе никогда бы не согласилась дурачить Арнольда Шишкарева. Понял, наверное, это и умный Дед, привлекший молодую женщину к операции, которая, по-видимому, ничего сенсационного не даст...
— Ты давно, Артур, никому в любви не признавался, — с ноткой горечи произнесла Кристина.
— В любви? — вырвалось у него.
— А ты что, ее похоронил в могиле вместе с женой? — Очевидно, Кристина немного опьянела, иначе не произнесла бы этих жестоких слов. Однако Артур не почувствовал возмущения, негодования. Она права: нельзя вечно жить прошлым... Где-то он читал — об этом сейчас много пишут, — что отлетевшая на небеса душа умершего человека живет в иных измерениях и даже на других планетах, и ей, душе, земные радости и горести даже близких людей остановятся безразличными. Духовное существование в космосе — это высший уровень жизни после смерти. Так что Ирина и Наташа вряд ли его, Артура, осудят, если он полюбит золотоволосую женщину...
— Любовь... — сказал он, вертя в пальцах рюмку и не глядя на Кристину. — Слово-то какое простое, а я действительно не произносил его уже два года. Ни разу.
— Прости, Артур, — она положила свою розовую ладошку на его руку. — Даже не знаю, чего это я разозлилась на тебя?
— Кристина, два года жила во мне только одна ненависть к выродкам рода человеческого, а точнее, нелюдям, — тихо выдохнул он. — Но ты, кажется, разбудила меня от этого кошмарного сна... Мне очень хорошо с тобой. Я будто тону в твоих синих глазах.
— А мне почему-то трудно выдерживать твой взгляд, — призналась она.
Взяла его руку и положила в вырез халата. Оказалось, что под ним нет бюстгальтера, а немного позже он убедился, что и трусиков тоже нет. А какие у нее были гладкие теплые ноги! Но это было позже… А сейчас он, глядя ей в глаза, встревоженно сказал:
— Этого раньше не было...
— Чего, милый? — Она даже пухлую губу прикусила, чтобы не отвести взгляд от его пронзительных серо-зеленых глаз.
— Я не хочу, чтобы мой взгляд... — он запнулся и, вздохнув, закончил: — Был неприятным для тебя!
— Это не так, — возразила она. — У тебя, дорогой, красивые глаза... Просто...
— Что? — улыбнулся он.
— Давай всегда будем друг другу говорить только правду?
— Я тебе еще ни разу не соврал.
— Знаешь, почему я попросила тебя не уходить? Мне страшно теперь быть одной в квартире, Артур. Я чувствую, что этот мордатый подонок бродит вокруг дома, он может в любой момент вломиться ко мне. Они все могут, эти бандюги!
— Не преувеличивай, — сказал он. — А этого Хруща я рано или поздно прижму к стенке... В нашем деле мало знать, что тот или иной — преступник, важно взять его с поличным, на деле, и иметь вещественные доказательства, улики против него. Иначе суд и рассматривать дело не станет. Преступники это прекрасно знают и, творя свои черные дела, стараются не оставлять следов... А нет следов — нет и преступления. И хорошему адвокату ничего не стоит оправдать на суде даже убийцу. Сколько их, благодаря защитникам, сейчас на свободе — не сосчитать!
— И ты всю свою жизнь будешь их преследовать? — с грустью посмотрела ему в глаза Кристина. — Но ведь это ужасно!
— Ты будешь свет в моем окошке, — улыбнулся Артур. Он понял, что она пожалела его. В триллерах и боевиках про полицейских много разной туфты, как выражаются его бойцы, но и есть одна большая правда — это то, что жены, издерганные опасной работой мужа, которого в любое время суток могут вызвать на задание, связанное с риском для жизни, — жены не выдерживают и уходят от мужей-полицейских, отчего те становятся еще злее и беспощаднее...
Она обхватила тонкими руками его шею, поцеловала в губы. Оторвавшись, сжала ладонями его щеки и, глядя в глаза, проникновенно сказала:
— А когда ты, Артур, рядом, мне хорошо и спокойно. И знаешь, о чем я еще подумала? Будто знаю тебя уже тысячу лет! — И она положила свою золотоволосую голову на его плечо.
— Кристина, ты меня не жалей, пожалуйста, — гладя ее волосы, попросил он. — Я не терплю этого. Жалость расслабляет. И унижает.
— А любить тебя можно? — глядя в сторону и пряча улыбку, спросила она. — Это не запрещено?
— Я боюсь поверить в такое счастье, — прошептал он.
Глава двенадцатая
СХВАТКА НА НАБЕРЕЖНОЙ ФОНТАНКИ
Рослый, плечистый мужчина стоял в подъезд пятиэтажного здания на Суворовском проспекте и курил. Голубоватый дымок тянулся вверх, к освещенным окнам над его головой. Тяжелое мокрое лицо мужчины было хмурым, при каждой затяжке бритые щеки втягивались, а на скулах вздувались желваки. Он чем-то походил на голодного волка. Глаза мужчины были устремлены на тускло освещенную парадную дверь дома напротив. Шел второй час ночи, и на Суворовском было пустынно, даже машины редко проносились мимо, лишь кошки шастали у парадных и арок. Такие же бездомные собаки не обращали на них никакого внимания. Кошки и собаки промышляли на помойках ночами, а утром с палками и металлическими крючьями к мусорным бакам пожалуют люди с мешками и рюкзаками, выискивая поживу. После людей при свете дня не обойдут своим вниманием помойки голуби и вороны, не говоря уж о воробьях.
В парадной дома стоял Михаил Ломов. У его ног валялись окурки сигарет «Кент». Всякий раз, когда на той стороне улице хлопала дверь или лязгал лифт, Хрущ настораживался и чуть отступал в сумрак полуоткрытой двери, чтобы его не увидели. Чаще всего выходили мужчины, чтобы убедиться, что в ряду выстроившихся вдоль тротуара машин цела его собственная. Мужчин сопровождали овчарки или ротвейлеры. Долго на улице не задерживались: накрапывал мелкий дождь, по крышам разгуливал ветер, грохоча железом. Небо над головой туманно-серое, без просветов, блестел мокрый асфальт, из водосточных труб брызгали тоненькие струйки. Выплюнув очередной окурок, Ломов машинально потянулся рукой к карману за пачкой и зажигалкой, но вдруг замер: почти задев хвостом его грязные кроссовки, к двери проскользнула громадная серая крыса. Даже не оглянувшись на него, она неторопливо пробежала вдоль фундамента дома, волоча по мокрому асфальту свой бледный голый хвост, и скрылась в подвальном отверстии. Здесь еще не открыли магазинчик, и окошко было не застеклено.
«Тьфу, какая пакость!» — сплюнул Хрущ и даже передернул плечами, будто от озноба. Крыса показалась ему размером с кошку. Мелькнула подлая мысль, что хорошо бы такую тварь подбросить Кристине в ванную... Ведь это из-за нее не спится Михаилу Ломову, из-за нее он ночью притащился на Суворовский и мокнет тут напротив ее дома… Несмотря на уговор с Яковом Раздобудько, своим боссом, Хрущ никак не мог выкинуть из головы Кристину. Нет, он не звонил ей, не ломился в дверь, но два-три раза в неделю приходил сюда и подолгу смотрел на парадное ее дома. Не молодую женщину поджидал здесь бандит — Васильева так поздно не выходит из квартиры, — заприметил он нового ее хахаля, который недавно появился на горизонте. Почти такого же роста и возраста, как и он, Ломов, мужчина с какой-то дурацкой тросточкой слезал с пятого или седьмого троллейбуса на остановке в восьмом часу вечера и шел к Кристине. Иногда мужчина оставался на всю ночь, но чаще всего уходил от нее в одиннадцать — в половине двенадцатого. Смелый, говнюк! В такое время редко кто решается выходить на улицу без особой нужды. А этот идет себе по тротуару как ни в чем не бывало, в черном плаще, серой кепке и своей блестящей тросточкой помахивает... На остановке, что неподалеку от парадной, где облюбовал свой пост Хрущ, садился в троллейбус и уезжал в сторону Невского проспекта. Тонкое правильное лицо, крупные глаза, русые волосы, походка легкая, спортивная, но не скажешь, что атлет. Хрущу с таким вшивым интеллигентом и делать было бы нечего, повстречайся они на узкой дорожке...
