Эльфы заканчивали фигурный танец. Легкими, словно невесомыми пушинками, они то плыли в медленном воздушном хороводе, то сплетались в длинные тонкие спирали, внезапно разбивавшиеся на множество миниатюрных треугольников и ромбов, то, снова слетевшись, вместе, образовывали сложные объемные построения, похожие на причудливые кристаллы. Фигуры сменяли одна другую в четком неизменном ритме, словно какой-то невидимый балетмейстер управлял этим удивительным ансамблем.
И у каждой фигуры была своя цветовая гамма. Эльфы то вспыхивали яркими синими огоньками, то становились нежно-зелеными, как молодая листва, то вдруг в такт убыстряющемуся танцу начинали алеть, точно раздуваемые ветром горячие угольки. Музыка цвета, слившегося с движением… Но там, за толстым бронестеклом, в освещенной голубоватым светом камере звучала еще и другая, настоящая музыка.
Горн включил динамик, и словно десятки маленьких скрипок запели рядом. Тихая, чуть грустная мелодия была непривычно мягкой, умиротворяющей. Достаточно было услышать ее один раз, чтобы понять, почему записи голосов эльфов уже давно считаются на Земле лучшим средством при лечении многих нервных болезней. Но эта странная музыка не только дышала покоем. Она заставляла задумываться. Горну иной раз начинало казаться, что в пении эльфов таится какой-то непонятный смысл. Слушая их голоса, он вновь и вновь возвращался мыслью к неразгаданной тайне этих крошечных грациозных существ, похожих на ожившие кусочки света.
Эльфы… Это название прочно пристало к ним еще тогда, четыре десятилетия назад, когда участники Международной экспедиции впервые обнаружили на безжизненном Марсе странных крылатых обитателей Их сходство со сказочными эльфами, волшебными воздушными человечками древнескандинавских мифов, было столь разительно, что казалось просто непостижимым, как могла народная фантазия так предвосхитить жизнь. Чужую, непонятную жизнь, встретившуюся людям на далекой пустынной планете!
Все было загадочно в маленьких марсианах. Их полупрозрачные бесплотные тельца, бесследно растворявшиеся в воздухе при малейшей попытке вскрытия. Их всегда серьезные, сосредоточенные лица, единственной «нечеловеческой» деталью которых были странные красные наросты на месте ртов. И, конечно, их танцы. Двести семнадцать причудливо сложных танцев, которые они без устали как заведенные повторяли весь свой 11-часовой «день», прерывавшийся коротким сном.
Это было самым поразительным. Никто никогда не видел, как эльфы питаются, никто вообще ни разу не заставал их занимающимися чем-либо, кроме танцев. А если к этому добавить, что за все сорок лет наблюдений не было зафиксировано ни одного случая рождения или смерти эльфа, не считая, конечно, насильственных смертей, то станет ясно, как волновала воображение людей эта непроницаемая загадка.
«Тайна, не дающая покоя даже контрабандистам, — усмехнувшись, подумал Горн. — Хотя, по идее, им должно быть наплевать на все, кроме миллионов…» Он чувствовал, как в нем опять поднимается что-то похожее на чувство вины перед трогательными маленькими созданиями.
В стенку постучали. Горн отодвинул броневую заслонку. За ней была узкая разговорная щель, соединяющая его бокс с каютой Лефро.
— Эй, сосед, придвинь-ка сюда скорее свои ушные раковины, — послышалось из-за стенки. — Тебе не кажется, что с эльфами что-то неладно? Обратил внимание, как лихорадочно бьются крылышки?
Хрипловатый голос Лефро звучал так встревоженно, что в первый момент Горн невольно потянулся к заветному окошку. Но тут же опомнился и в сердцах сплюнул: этот примитивный розыгрыш повторялся в разных вариантах уже не однажды. Самое глупое было то, что Горн первое время попадался на удочку. И каждый раз, когда он, второпях забыв закрыть заслонку, приникал к смотровому стеклу, сзади раздавался выстрел. Разумеется, в следующую секунду Горн осознавал, что это всего лишь оглушительно бахающая хлопушка, специально сконструированная Лефро для своих милых шуток. Но то короткое мгновение, в течение которого Горн убеждался, что не убит, было право же не из приятных.
«Черт возьми, и когда же я наконец приучу тебя к осторожности! — давясь от смеха, сокрушался Лефро. — Пора бы, кажется, понять, что в таком избранном обществе, как наше, крайне неразумно поворачиваться спиной к ближнему. Если Лефро по своей врожденной безобидности забавляется хлопушкой, то другие могут при случае пальнуть из чего-нибудь посерьезней…»
В возможности последнего, конечно, сомневаться не приходилось, тем более что Горн отнюдь не был уверен и в безобидности самого Лефро. То есть вообще-то ему давно было ясно, что больше всего надо опасаться Курта. Особенно после того, что произошло с Ликсоном… Но кто может поручиться, что кажущийся порядочным Лефро не вступил с Куртом в тайный сговор?
По логике вещей уважаемые компаньоны вроде бы не должны были помышлять об устранении Горна: без первого пилота у них мало шансов точно посадить корабль. Но когда речь идет о миллионах, ожидать можно всего.
Короче говоря, забавы штурмана с самого начала не вызывали у Горна восторга, и пару раз он даже пообещал набить ему морду. Однако угрозы эти явно не действовали на Лефро. Видимо, за полтора года путешествия он успел раскусить, что под суровой внешностью первого пилота скрывается довольно добродушный по натуре человек, определенно не имеющий призвания к беспокойному ремеслу контрабандиста. И Лефро как ни в чем не бывало продолжал повторять свой избитый номер даже после того, как Горн перестал на него клевать. Вот и сейчас…
«Боже, до чего надоело, — с тоской подумал Горн. — И как ему самому не тошно! Ведь там, на Земле, он в свое время, говорят, даже писал какие-то книжки…»
— Невесело что-то стало с этими эльфами, — неожиданно для себя признался Горн. — Смотришь на них — и чувствуешь себя какимто…
— Работорговцем, — подсказал Лефро. — Так ведь мы и есть поставщики космического живого товара.
— Ну-ну, поехал… — Горн уже начал раскаиваться в своей откровенности.
— А чего же себя обманывать? — не унимался штурман, словно только и ждавший возможности задеть соседа за живое. — Самые настоящие работорговцы. Захватываем на Марсе этих маленьких человечков и везем на распродажу.
— «Человечков…» — передразнил Горн. — Ты что, веришь нелепым домыслам насчет их разумности? Но ведь никто не относится к этому серьезно. И доказательств — никаких!
— Доказательств вообще нет, — спокойно напомнил Лефро, — ни у одного из предположений. А там, где ничего неизвестно, любая гипотеза может в конце концов оказаться верной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
