толстые жилы. Глаза обоих горели страшным огнем.
Неожиданно старик громко ахнул, потом с криком заслонил ладонью глаза... и, обмякнув, повалился на вереск, точно опустевший мешок.
— Довольно!.. — выдохнул он. — Ты победил, вождь...
Напряженно замершие воины задышали, зашевелились, заерзали на своих местах, пристально взирая на предводителя. МакМорн тряхнул головой, словно приходя в себя после тяжелого испытания. Он шагнул к своему камню и сел на него. Девочка тут же обняла его и зашептала на ухо тихим, радостным голоском.
— Меч пиктов быстр... — пробормотал побежденный колдун. — Рука пиктов сильна... Хэй, я слышу! Они говорят — сильный человек появился меж людьми Запада... Взгляни же на древний Огонь Затерянной расы, о ты, Волк Вересковых пустошей!.. Хэй, хэй!.. Они говорят — явился вождь, способный повести племя вперед...
Колдун склонился над прогоревшими углями и продолжал что-то бормотать — уже про себя. Он шевелил угли, шепча в пышную бороду, и то ли говорил, то ли пел странную песню. Она была почти лишена смысла в обычном понимании этого слова, а рифмы и размер показались мне весьма непривычными, но я уловил некий ритм, дышавший дикостью и навевавший жуть.
— Озерные тихи чертоги —
В них дремлют древние боги.
На пустошам мглистым бродит призраков рой.
Воркует ночной ветер,
Луна с поднебесья светит
И прячется за горбатой черной грядой.
В горах, предвещая беды,
Скликают друг друга ведьмы,
И серые волки воют с высоких круч.
Придя незнамо отколе,
Бежит по темному полю
Огонь-заманиха, неуловим, летуч...
Вороша угли, старый колдун время от времени бросал на них какие-то странные предметы, так что все его действия вкупе с песней составляли единый магический ритуал.
Потом песнопение несколько изменилось:
— Боги светлых озерных глубин,
Злые духи коварных трясинI
Бледный бог, что живет на луне,
Этот мир озирая извне,
Древний Змей, что во мраке ночном
Вкруг Земли изогнулся кольцом!
В звездном небе мерцающий свет —
То собрался Незримых совет.
Размешаю я угли костра...
В путь Семи Жеребятам пора!
Золотые подковы, вперед!
Их хозяин — всей Альбы господь.
Я глаза к небесам подниму,
В руки семь деревяшек возьму.
Вот душистого дерева ветвь
Из страны, что встречает рассвет;
Через море священный сандал
Быстрый парус на Альбу домчал.
Вот подводного гада клыки,
Перья чаек, светлы и легки...
Вот волшебный для чар порошок...
Что есть время? Бегучий песок.
Приготовьтесь былому внимать!
То взовьется, то сникнет опять
Раздуваемый ветром огонь...
Это повесть минувших времен!
Узкие язычки красного пламени сновали среди углей, то вскидываясь высоко вверх, то совсем замирая. Сухие гнилушки, брошенные в огонь, вспыхивали с треском, отчетливо слышным в тишине. Дым поднимался над головами, закручиваясь таинственными туманными облачками.
— Смутно, смутно звезды лучатся
Над долиной, где вереск растет.
Вместе с бешеным ветром мчатся
Духи Древней Земли в полет.
И пока этот дым клубится
И не гаснет в золе огонь,
Будет вечная повесть длиться
О героях прежних времен...
Дым поднимался в вышину, туманным плащом окутывая фигуру волшебника, только видно было, как горели свирепые желтые глаза. Мне стало казаться, будто его голос доносился из чудовищной дали и, как бы это выразиться, вообще не принадлежал живому существу, обремененному плотью. Личность и разум колдуна словно бы не имели больше значения; само Прошлое вещало его устами, его голос был голосом минувших веков.
Правду сказать, такой первозданной картины мне не случалось еще наблюдать. Небо было темно, едва проглядывали редкие звезды, да северное сияние распростерло по мрачному небосводу свои мертвенные знамена. Угрюмые склоны холмов отступали в темноту, постепенно растворяясь в мглистой пустоте, — сплошное молчаливое море вереска, колеблемого ночным ветром. А здесь, на вершине холма, сидела орда звероподобных людей, больше .похожих на призраки из далекого прошлого! Лица, которые трудно было назвать вполне человеческими, то совсем скрывались во тьме, то озарялись кровавым светом, когда их касались блики огня... Бран МакМорн сидел неподвижно, точно бронзовое изваяние, блеск пламени обозначил резкие тени на его суровом лице. И еще одно лицо выделялось среди всех прочих — морщинистое, седобородое, с огромными глазами, горевшими желтым светом.
— По берегам Средиземного моря обитал могучий народ...
Лица дикарей озарились живым интересом, воины так и подались вперед. А я поймал себя на неожиданной мысли: старый колдун, похоже, был прав!.. Вряд ли в человеческих силах было привить хоть какие-то начатки цивилизации этим пережиткам первобытности! Они были столь же неукротимы, сколь и непобедимы. В них обитал дикий дух каменного века. Кому удастся сломить этот дух?
— Более древний, чем заснеженные пики Каледонских гор...
Воины так и тянулись к рассказчику, всем своим видом являя нетерпеливое предвкушение. Наверняка они уже тысячу раз слышали эту историю из уст вождей и старейшин, но она не переставала их волновать.
— Норманн! — неожиданно окликнули меня, нарушая строй повествования. — Какая земля лежит по ту сторону Западного пролива?
— Хиберния, — ответил я. — Какой же еще там быть.
— А дальше?
— Острова, которым кельты дали имя Аран.
— А еще дальше?
— Право сказать, не знаю, — сознался я. — Человеческое знание еще не достигло тамошних пределов. Ничей корабль еще не пересекал те моря. Ученые люди называют тот край — Туле. Там неведомое, там царство видений. Там край мира.
— Хэй, хэй!.. Знай же, что тот океан омывает берега неведомых континентов и никем не сосчитанных островов. Далеко, далеко за колеблемой бурями равниной Атлантики лежат два громадных материка. Столь обширны они, что даже меньший из них гораздо просторней Европы. Это страны великой древности, пышных, отживающих свой век цивилизаций. В эпоху, когда здешние земли, именуемые вами Европой, были еще покрыты болотами, полными гадов, и джунглями, где кишели обезьяны, — там, за океаном, уже кочевали разумные племена, познавшие искусства и ремесло.
Знай же, что необъятные эти материки простираются от края до края земли, от снегов Севера до
