— Поцелуй меня, — прошептала ему еле слышно.
И мой рот тут же накрыли его ошеломительно-горячие губы. Унесли последние остатки сознания. Никогда я не думала, что можно вот так целоваться, беря женщину всю, целиком, одним лишь поцелуем. Когда под мужскими губами внутри загудело безумное пламя, выжигая все глупые мысли, очищая и сердце, и душу, унося все сомнения. Остались лишь чувства. К нему.
Мы оба горели, плавились, забираясь все выше и выше, на самую ошеломительную вершину взаимного удовольствия. И когда я услышала мужской громкий стон, низкий, мучительно-откровенный, то в ту же секунду сгорел самый последний и главный предохранитель. Мир лопнул, взорвался как перегоревшая лампочка, с громким звоном рассыпавшись на тысячи острых осколков. Остались лишь крепкие руки, не позволяющие мне в эту бездну упасть, и губы, покрывающие все лицо нежными поцелуями.
Веки, лоб, нос. Он словно хотел каждую черточку понадежней запомнить, забрать.
— Люблю тебя, как же я люблю тебя, — он все повторял, очень тихо. — Моя дикая кошечка.
Марк медленно перевернулся, укладывая меня на себя, устраиваясь поудобнее, обнимая и совершенно не собираясь никуда отпускать.
А я приходила в себя очень медленно...
Да, надо признать, антистрессовые процедуры коту удались. Как обычно. Несмотря на усталый мандраж, все мое тело пело, и голова была ясной, как будто ей сделали промывание.
Разум работал, как точный часовой механизм.
И я вдруг поняла, очень трезво и четко: Кирьяна она никогда не любила.
Это же ясно как день! Можно сколько угодно жалеть себя, строить невинную жертву, но у матери есть сын. И вместо того, чтобы поставить его на ноги, подарить этот мир, она сначала лишила его наследства отца, а после поддержки отцовских друзей. Видите ли, потому что сиятельных не любила. Да я бы с ноги дверь открыла в сиятельную Инквизицию, с Гиры шкуру спустила и челюсть сломала любовнику, посягнувшему на святое — благополучие моего ребенка! Ух, я бы...
— Не вибрируй так злобно, — поцелуй нежный в висок. И Кот фыркнул. — Надеюсь, это не мне адресовано? Я был недостаточно... м?
— Мне всегда тебя недостаточно, — я сладко на нем потянулась и только потом поняла, что напрасно подобное ляпнула. Его рука тут же с готовностью быстро скользнула вверх мне по бедру и легла на все еще остро горевшую грудь.
— Я боюсь тебя просто затрахать. — Марк усмехнулся печально и отчего-то зажмурился. — Понимаешь, я... Не умею сказать нужные слова красиво и вовремя. А так у меня получается лучше.
Моя фирменная манера ляпать прямо и в лоб, похоже, весьма заразительна.
— Ты великолепен. Я чувствую себя любимой. Это лучше всех слов и доходчивее.
Кот глаза распахнул, тихо фыркнул, и мы рассмеялись вдвоем. Да уж, так договариваться у нас получалось значительно лучше. Никакого недопонимания.
— Я за вчерашний день чуть не умер, многократно. Ты снова собой рисковала. Не позвала, не укрылась за мной. Мне было больно. Знаешь, это как...
— Знаю. Прости, но в первый раз меня не спросили, а потом...
— Т-ш-ш-ш, — он приложил указательный палец к губам, призывая меня замолчать. — Не говори ничего. Произошедшего уже не изменишь. Не укоряю. Пытаюсь тебе объяснить.
Я поцеловала его твердый палец, невольно вспомнив все, только что произошедшее.
И еще одну вещь поняла, ощутила, в нее наконец-то поверила: Кот не просто прекрасный любовник, он действительно любит.
Меня. Весь мир для него в эти минуты свелся к женщине, бьющейся в судорогах наслаждения в его руках. Ко мне.
Он думал обо мне каждую секунду, наслаждался мной, именно мной и дарил удовольствие. Не просто какой-то там женщиной рядом, каких миллионы, нет-нет. Это все было сделано для меня.
Действительно, громче всех сказанных слов. Очень, очень доходчиво.
— Люблю тебя. — тихо выдохнула признание. — До сих пор я не верю, что ты существуешь. Знаешь, Муля очень верно тут как-то сказала: мы с тобой просто еще не умеем быть полноценно счастливыми. Но научимся, правда?
Он лишь улыбнулся. Потом медленно встал, подхватив меня на руки, и понес в нашу с ним ванную.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мыть, как тогда, в первый раз. Марк вообще пристрастился к таким процедурам. А я была вовсе не против, конечно.
22. Приперся
«Кто ходит в гости по утрам тот сволочь». М. К. Кот «Дневники и записки»
А потом мы сидели на кухне и долго еще разговаривали.
Марк принес меня прямо к столу, и на этом завод в нем закончился. Сел, выдохнул, облокотившись на мягкую спинку кухонного диванчика, и размяк. Теперь его хватало лишь на разговоры.
Я мечтаю о том, что когда-нибудь встречу мужа со службы, и мы поговорим не о кровавых тайнах, преступлениях и ратных подвигах, а... например, о погоде.
Просто так, ни о чем.
Мечты, мечты. Люблю я это дело. Известная сказочница Илона Олеговна Кот.
А в реальности все куда хуже.
Даже ранним питерским утром на нашей кухне мы обсуждали служебные наши дела.
Пазл картины преступлений чудовищной парочки мимикримов никак не складывался в понятную схему. Если верить тому, что сказала Мария, то многое становилось понятным. Только ее странная арифметика никак не выходила у меня из головы: «Счастливые дни, проведенные вместе». Можно ли доверять ей, не сломало ли окончательно психику очередное предательство Августа? Кто знает, что там у нее в голове.
Можно было судить ее как угодно, можно порицать бедную женщину, но к решению нашего уравнения со многими неизвестными это нас не приближало. Марк нервничал, когда мы это все обсуждали, ему неприятно затрагивать эту тему, и чувства его были понятны. Она — его мать. Какая уж есть, другой выбирать не давали.
Он был снова мучительно голоден, ел и не мог вдоволь насытиться. Благо, холодильник был снова забит, а мое недолгое экспедиционное прошлое научило готовить и быстро, и вкусно. Я молча встала к плите и кормила, ловя благодарные взгляды.
Обсуждать со мной «мое безобразное поведение» он отказался наотрез, просто проигнорировал все попытки. Сказал только, проникновенно взглянув мне в глаза: «На тебя я не злюсь».
Уставший, голодный, существенно похудевший, с глубокими тенями, залегшими под глазами, он мне массаж еще делал, носился как с малым ребенком и мыл. Просто фантастика. Как я умудрилась вытащить из зубов у судьбы этот счастливый билет? И меня не смущал даже тот факт, что счастье мое с «обременением» пумой, службой, безумной свекровью и... да, вот этими персонажами, что легки на помине.
Зашелестел звук открывающегося портала, и по виду Кота я сразу же поняла: пришел тот, на кого муж действительно злился.
В руке Марка загудела и хрустнула стальная вилка.
Я молча бросила выразительный взгляд на него и убрала со стола все ножи.
Даже не оборачиваясь, уже знала, кто пришел к нам ни свет ни заря.
На часах было ровно четыре утра.
— Мы как раз идти спать собирались, — это я громко сказала. И очень невежливо, каюсь.
— Аве, дети мои, — меня бесцеремонно похлопали по плечу и в сторону отодвинули. Лер, конечно. При полном параде, как и не в 4 утра. Он тут же присел напротив Кота, потирая руки и хитро косясь на меня. Настроение у начальника было отличное.
— А... идите. Я кофе попью в одиночестве и ничего вам не скажу. И не покажу наш договор, хотя писал его весь остаток ночи, глазоньки не смыкая. Так жене и сказал: «Извини, дорогуша, у меня там талант пропадает один, неоформленный».
— Лжец и болтун, — прошипела я, включив, тем не менее, кофемашину. Не буду варить ему в джезве, незваный гость обойдется.
И когда я такой смелости набралась?
— Ну, а как же! — он мне возражать даже и не пытался. — Разведка штука такая. Мы насквозь лживые. А знаешь, почему редко врем своим женщинам? Практически никогда.
Не знала и знать не хотела. Но разве его остановишь?
— Зачем ты пришел? — Марк, похоже, все это время выравнивал дыхание и считал до... бесконечности. Медленно. Перед ним на тарелке так и лежала котлета, но мужу вилку давать я пока еще опасалась. Чревато.
