Вслед этим мыслям появился и, отодвинув все другие, в его сознании укрепился тот факт, что Кэти уже протоптала дорожку в Клуб. Он угрюмо посмотрел на парня, который опять кривлялся и строил ему знаки, и передумал ехать к Кэти. Раздраженным взглядом провожая темные, пролетающие за окном улицы, он думал о том, что Клуб этот с эликсиром на него-то не может оказать такого разрушающего влияния, так подчинить себе, как податливую Кэтину душу. Свою мечту о деньгах он уже забыл. Проехав с полпути до дома, он решил, что дело не во внушаемости, потому что у него, в отличие от Кэти, этого качества нет, а в том, что при объективном анализе видно, какое неординарное, толковое и многообещающее открытие сделала его мать. Это так просто не забудешь... ожесточенно думал он, все быстрее мрачнея, зная, что не хочет принять эту эмбрионову идею, но не может отказаться, чувствуя, как опять в нем поднимается желание обладать... Наслаждение богатством, своим весом... а его настроение и чувства не сочетаются с мыслями, а противоречат им. Радоваться надо ее открытию, а он что же?!
С автобуса он слез чернее тучи, подумав, что Кэти повезло, что ее нет рядом, еще не сознавая, но все темнее наслаждаясь новой, растущей к ней злостью, которую он твердой рукой отвел от себя самого. Не зная, что делать с деньгами и такой доступной, вожделенной жизнью, не понимая своих желаний, Саша быстро вошел в дом и набрал номер. Кэти ответила:
- Алло!
- Почему ты не сказала, что будешь этим заниматься? - нетерпеливо спросил он, о чем Кэти его, и правда, не предупредила, но таким тоном, словно он уже знал ответ и вынес ей приговор.
Кэти и не подумала уточнить вопрос.
- Я не говорила, что собираюсь продавать эмбрионов, я только ду-у-умаю об этом.
- Я тоже много думаю, сударыня, но ничего, кроме денег, делать не умею.
- У меня в России было три аборта, а сколько по стране делали? Куда зародышей девали? В помойку, естественно. А Клуб платит хорошо.
Саше внезапно пришло в голову, что эмбрионы будут его собственные, а не чьи-нибудь там!
- А зачинать детей ты собираешься от меня, я правильно понял?
- Саша, - воскликнула она с досадой, - любую вещь можно по-другому понять, если с душой постараться! Ты вчера мне дал миллион сперматозоидов, а они пошли к бесу в сливное сооружение, только один остался. Тебе что, жалко? От него хоть польза какая...
- Есть биология естественная, а ты хочешь делать это специально, - холодно отрезал он.
- Но мы же едим мясо животных!
- Это еда. А если убивать для развлечения? Ты для интереса могла бы забить палкой собаку?
Кэти взбесил его ледяной требовательный тон, потому что день назад она получила от него совершенно откровенный отказ.
- Мы с тобой занимаемся сексом для удовольствия, - крикнула она, - а плод, если надо, вытравим таблетками! Что изменилось? Просто секс теперь имеет денежное выражение!
- Ты не беременна разумной жизнью! Ты идешь к первобытному состоянию, и даже хуже, потому что у первобытного были инстинкты, они запрещали делать то или это, а у тебя они размываются. Ты своим умом разрушаешь главные инстинкты, которые в тебе заложены!
Кэти бросила трубку, Саша снова набрал ее номер - она сразу сказала:
- Даже в цивилизованной Древней Греции лишних детей родители выбрасывали на дорогу.
- Но ведь ты еще не решила? - испытующе спросил он.
- Я решила, - ответила Кэти, и он понял, что все случилось прямо сейчас, из-за того, что он требует отказаться. Потому что он как будто лучше нее.
Но это - неправда, думала Кэти, он - не лучше, он ей отказал, но она не могла сказать это прямо, и, разъяренная, повернула разговор на него самого.
- Ты мне не верил, а эликсир снимает психологические проблемы - это и твой тяжкий груз!
Саша замолчал - в чем-то она была права. Не только у всех вокруг жизнь - сплошная язва, у него самого она... поганая. Раньше дома был свой мирок, мать закрывала его сзади, и к этому миру он мог прислониться. А теперь ее не стало, и он оказался лицом к лицу со всем с этим... На минуту он представил себе, как было бы здорово, если бы и он стал бессмертным, никогда бы не умер! Что деньги, в конце концов? Даже и власть... Нет, не то. Ведь здесь можно не богатство - жизнь получить! Быстрый, волшебный холодок пробежал по его сердцу: снова детство, все сначала! Юность, счастье навсегда! Ах, как хорошо, как нужно, горячо... Как же совместить... жизнь вечную и совесть? Как бы в бессмертие просто так перескочить?
Внезапно он вспомнил свою мысль у священника: а будет ли тот есть эмбрионов в обмен на бессмертие? Вот Пихалков наверняка будет... Тут и сомневаться не приходится. А батюшка?
Его испугала эта мысль, но не оттого, что она касалась священника, а потому, что он внезапно понял о себе самом: да, можно отказаться от денег и славы - он уже почти отказался! - но несмотря на это, он - непонятно как, всем своим внутренним чутьем, сердцем, всем желанием все-таки прямо вышел к главному ответу - "да".
Он что-то промычал, не найдя слов, от нахлынувших чувств пробежал, по своей привычке по коридору, сколько хватило телефонного провода, от уха оторвал трубку, посмотрел на нее и решил, что она неудобной формы, поменять надо, даже успел подумать, где это можно поблизости новый телефон купить? В трубке слышалось шуршание, он приставил ее к уху, вспомнив, что там ждет Кэти.
- Думаешь о совести, а хочешь бессмертия? - прошептала она двусмысленным тоном.
- Да... - Саша от неожиданности вздрогнул, - рогатый нашептывает.
- Эти муки пройдут, как детские прыщики.
- До моих мук никому дела нет, как и до моих маленьких проблем. - Он ушел от Кэти туда, где он примет собственное решение, и без ее совета.
- Положим, не такие они маленькие... - она с раздражением оживилась: - Думаешь, если творить бездумно, вдобавок и отвечать за тебя будет дядя?
Его донельзя раздражало Кэтино сомнение в его мужественности, в способности определяться в делах, он верно чувствовал, что она старается сделать ему больно, но ему никогда не хватало силы воли, чтобы задать вопрос: почему? Его так взбесил ее тон, что он нашел новый срез этой идеи.
- Ничего подобного, я буду отвечать, когда сам приму решение и дело сделаю. Свободная воля - в моем выборе. А ты говоришь о случайностях.
Кэти подумала над этими словами, и скрытый реверс в противоположную сторону показал, что он отходит от нее все дальше, поэтому тяжелой артиллерией она бабахнула то, на что сама еще не придумала ответ:
- В принципе, ты бы мог есть эмбрионов, чтобы быть бессмертным. Но не своих, а чужих.
Саша язык проглотил.
- Ты, как верующий, - радостно подытожила она его терзания, - не можешь привести в соответствие свои мысли и поступки.
- Конечно, - неожиданно искренне согласился он, - ведь эликсир аморален по существу, но обещает нам высшее счастье. Как с этим быть?
- С эликсиром не будет смерти, значит, не будет страха, а все проблемы - от страха смерти.
- А есть ли Бог?
- Наука ответит...
- Нет. Ответ найдешь только в жизни человека и его нравственном чувстве. Для твоего выживания поедание детей - полезно, но морально ли это? Мораль нельзя определить словами, потому что она - смысл Божий.
Кэти засмеялась сухим, срывающимся смехом и крикнула с огромным убеждением:
- Человек станет молодым и прекрасным!
- Но перешагнет через мораль. Если человек - совокупность биологии, то он не представляет никакой ценности - его можно и съесть. Как кусок ветчины. Когда ты ешь эмбрионов, похожих на рыбок, ты словно поедаешь свою прошлую эволюцию, когда и ты была рыбой, себя пожираешь - ты, создатель детей, заглатываешь себя с хвоста.
- Точно. - Кэти рассмеялась и сказала цинично: - Последнего эмбриона мы с тобой съедим, а потом он пойдет в унитаз.
Глава 23
Утром Саша встал в то время, когда солнце светит в окно напротив постели, но его не было. Он распахнул обе шторы - на дворе был мрак. "Затмение, батюшка сказал. А, может, очень толстые облака? - подумал он. - Нет даже круга от солнца..." Сад замер, притихший, и стоячий воздух обещал страшную жару. На высокой пальме кто-то жалобно попискивал, ему никто не отвечал. Саша послушал этот тихий голосок и расстроился. Захлопнул окно, а сам пошел в душ. По дороге вспомнил вчерашнюю попойку, ссору с Кэти, но не мог сосредоточиться: просто неизвестно было, что сначала обдумывать и что со всем этим делать. Время как будто сжалось: он приехал в Державу трое суток назад, а случилось больше, чем за месяц... "В детстве так было, - пришло ему в голову, - вечером не помнишь, с чего начиналось утро..."
Забыв про душ, он отправился на кухню и стал искать одежду: где-то тут были рубашка и брюки, но он, хоть убей, не помнил, где. Обойдя комнату, сообразил, что ищет не там, пошел в спальню. Он не думал, что делает, а старался осмыслить то, что вчера сказала Кэти, - ее новое лицо, и что он сам будет делать с этим, таким притягательным и отталкивающим соблазном. Он натянул ненавистные темные штаны, коряво завязал галстук. Хмыкнул и засунул его конец в нагрудный карман рубашки. Подошел к зеркальной поверхности стенного шкафа - в ней отражался хаос огромной спальни со взбитой постелью и он сам с лохматой головой. "Хоть не видно, что у меня с мыслями... - бормотал он, расчесывая торчащие волосы, и заметил на себя в зеркало с отвращением: - Чиновник родился".
