Шаря по сторонам глазами, Том осторожно вошел в поселок, миновал хозяйственные постройки и голубятни и зашагал по одной из улиц.
В поселке, кроме пивной и большой лавки, имелось и какое-то подобие центральной площади. На ней стоял довольно большой памятник. Сэйерс, разумеется, не знал, по какому случаю его установили и что он символизировал. Остановившись, Том прочитал надпись на нем, фамилии погибших и догадался — появился монумент после Гражданской войны.
Впереди Том разглядел группу полицейских и констеблей. Кое-кто из них сняли шлемы. Все держали в руках чашки с чаем. На установленном перед ними длинном столе блестели чайники и тарелки. У столов суетились несколько женщин, заваривавших чай и подкладывавших в тарелки сандвичи. Несколько шахтеров в плоских шапочках и шелковых шарфах звонко стучали палками по лопатам и киркам, стараясь вывести нечто вроде мелодии. Кто-то, сидя на краю большого корыта, из которого кормили лошадей, перевязывал себе колено. Ярдах в десяти находился полицейский тренировочный зал с распахнутыми настежь дверями. Внутри горели керосиновые лампы. Из него вышли несколько офицеров с бумагами, содержащими приказы вышестоящего начальства, и принялись их зачитывать, пока гражданские лица, одетые как один в коричневые пальто и черные цилиндры, с коробками вроде тех, что носят бродячие торговцы, обходили рядовых полицейских, раздавая им перевязанные ленточками карты местности.
Не разумом, а инстинктом Сэйерс мгновенно понял, куда попал — в одну из штаб-квартир организованных поисков. И искали полицейские его. Сейчас спасало лишь то, что ни шахтеры, ни полицейские не знали его в лицо.
«А что, если воспользоваться этим обстоятельством, подойти к столу и взять пару сандвичей?» — пришла в голову шальная мысль, но он не осмелился реализовать ее, опасаясь, что его, чужака, приметят в толпе, задержат, начнут расспрашивать, и тогда сандвичи могут дорого ему обойтись.
Испытывать судьбу по пустякам Том не решился. Он находился не на бойскаутской прогулке, а в бегах. Сэйерс отступил к стене и, скрытый тенью, стараясь не привлекать ничьего внимания и не делая резких движений, медленно пошел прочь, неторопливо, словно прогуливаясь.
Оказавшись на безопасном расстоянии, никем не замеченный, он хотел было побежать, но сдержал себя. Бег, шум шагов вызвал бы подозрение. Том снова прошел мимо тех же хозяйственных построек и голубятен. Несколько птиц, напуганные его приближением, захлопали крыльями и взмыли в воздух. Сэйерс вздрогнул о неожиданности, оглянулся и посмотрел назад — нет, никто его не преследовал.
Он считал себя вне опасности, но ошибался. Поиски его на станции и погоня были всего лишь началом. Том лихорадочно думал о своем спасении.
Сэйерс не был преступником, поэтому и мыслил не как преступник. Английская сельская местность, при всей своей обширности, не могла постоянно укрывать его, потому что у его преследователей были карты, крупные людские ресурсы и методика поиска. У Сэйерса не имелось ничего. Ему приходилось постоянно двигаться вперед. «Примерно через час, с наступлением темноты, — размышлял он, — они прекратят поиски».
Том решил идти всю ночь, до утра.
Сэйерс понимал — его повесят, если схватят. Несколько недель он просидит в камере, предстанет перед судом, который не станет его слушать, и в результате — виселица. Палач свяжет ему руки и ноги, натянет на голову мешок, поверх него накинет на шею петлю и столкнет со скамейки. Его рассказ не произведет на судей никакого впечатления. Он вспомнил слова Луизы о том, что судьи и слушать его не будут. Даже Господь отверзнет от него лицо свое. Останки его швырнут в яму за кладбищем и кое-как забросают землей. И не будет над его могилой даже дощечки с надписью.
Том Сэйерс не надеялся на помощь или милость закона.
Он подошел к тому месту, откуда увидел поселок, обернулся и прислушался — нет, за ним никто не гнался. Наступал поздний вечер, небо все больше и больше темнело, в некоторых домах засветились теплыми огоньками окна. Сэйерс с завистью смотрел на них. Своего дома у него не было. От голода и усталости голова его закружилась и огоньки превратились в бесформенные пятна. Слух притупился, как и зрение. Страх привел его в чувство. Сэйерса вдруг пробила мысль, что, если в ближайшие же часы не уйти отсюда, к полудню его окружат полицейские и местные жители. Сейчас он спасся по чистой случайности.
«Или все же всевидящий и всезнающий Господь явил мне свою милость? — думалось ему. — Кто знает?»
Как ни странно, эта мысль вдруг обогрела и придала силы. Сэйерс направился к подножию холма и вдруг остановился — путь ему преградила белая лошадь с седоком.
Он заморгал, пытаясь отогнать странное видение, но оно не исчезало. Сэйерс поднял голову, увидел лицо всадника, и глаза его округлились от удивления. Перед ним гарцевал Джеймс Каспар. Он появился словно из ниоткуда. Сэйерс даже не слышал его приближения.
— Мне надоело за вами наблюдать, Сэйерс. Вы здесь стоите уже минут десять. — Каспар усмехнулся. — Я уже было подумал, что вы начали врастать в землю.
«Десять минут? Он не врет?» — мелькнуло в голове Сэйерса. Ему казалось, он задержался всего на минутку, не больше. Правда, часть огоньков в поселке уже погасли.
Он стоял, сбитый с толку, изможденный долгими часами ходьбы. Каспар, тронув поводья, надвигался на него. На нем был твидовый костюм жокея, красивый, плотно облегавший фигуру, словно загодя пошитый для погони верхом. В седле Каспар держался великолепно, а лошадь слушалась его беспрекословно. Стоило ему чуть пошевелить поводьями, и она то шла вперед, то поворачивалась к Сэйерсу боком.
— Как и любой другой добропорядочный гражданин, я сам вызвался помочь полицейским. Эдмунд предложил мне взять пару собак, — нагнувшись, Каспар похлопал лошадь по шее, — но я отказался. Зачем? Я и без собак вас найду. — Рука его поползла к седлу, и когда он выпрямился, Сэйерс разглядел в ней револьвер, по виду очень дорогой.
Том не двинулся с места. У него уже не оставалось сил ни бежать, ни бояться. Каспар вытянул руку. От ствола Сэйерса отделяло не более четырех футов. Револьвер был действительно отличный, с рукоятью, отделанной полированным ореховым деревом. Ствол его смотрел точно меж бровей Сэйерса.
— Я мог бы привести вас назад, в поселок, но кто даст гарантию, что вы снова не сбежите? Наши полицейские — такие ротозеи, — говорил Каспар, продолжая целиться в лоб Сэйерса. Актер снова подал невидимый сигнал лошади, и та боком подошла ближе. Расстояние между Сэйерсом и Каспаром сократилось до нескольких шагов.
— Я все время размышлял о том, как бы поярче подать полиции рассказ о ваших преступлениях, и представляете, придумал. Всего несколько минут назад, — продолжал Каспар.
Он немного подался вперед, и холодное кольцо ствола уперлось в лоб Сэйерсу. Голова его чуть отклонилась назад.
— Прощай, безмозглый! — выкрикнул Каспар.
Но не успел нажать на спусковой крючок. Сэйерс опередил его. Вскинув руку, он ударил по стволу револьвера, и долей секунды позже над его головой прогремел выстрел. Тома обдало жаром; оглушенный грохотом, несколько секунд он ничего не слышал.
А затем наступила мертвая тишина. Лошадь, испугавшись выстрела, завертелась на месте. Напрасно Каспар старался удержать ее поводьями — она не слушалась. Сначала она взвилась на дыбы. Потом Сэйерс ощутил под ногами дрожь — лошадь ударила передними копытами о землю, взбрыкнув задними, стараясь сбросить седока. Она еще дважды повторила свой маневр, и в результате Каспар вылетел из седла и рухнул на траву, не издав ни звука, несколько раз перекатился и замер.
Револьвер вылетел из его руки. Сэйерс поднял оружие и спрятал в карман. Лошадь отбежала в сторону и остановилась, ошалело потряхивая головой и постукивая копытами. Каспар, не менее потрясенный, недвижимо лежал на траве. Сэйерс приблизился к нему, положил ладонь за ухо, попытался найти пульс, но тот не прощупывался. Зато с радостью отметил, что к нему вернулся слух.
Каспар явно получил серьезную травму.
Сэйерс отпрянул от него, держась на почтительном отдалении, обошел вокруг. Каспар тяжело перевернулся на живот и попробовал уползти, однако лишь только он приподнялся на руках, спина неестественно изогнулась, руки подкосились и он бессильно уткнулся лицом в траву.
— Каспар! — позвал его Сэйерс и присел на корточки рядом. Тот не отзывался, дико озираясь, вцепившись ногтями в землю, все пытался ползти. Несмотря на страшную боль, пронизывающую все тело, ему удалось преодолеть несколько ярдов. Он не только не слышал Сэйерса, но, казалось, не замечал его присутствия. Каспар определенно хотел лишь одного — доползти до поселка живым. Извиваясь, глухо рыча, хватаясь за пучки травы и камни, он тащил свое тело, вдруг ставшее для него непосильным грузом, мешком, набитым мертвечиной.
