Костя спокойнее, видя злость старика.
— Я сказал уходи! — прокричал тот, поджав по себя руки, будто бы принимая защитную позу.
— Нет! Я не уйду, пока не получу ответы! — также повысив свой голос произнес Костя. — Это вопрос жизни и смерти!
— Да мне насрать! — И без того рассерженный старик, еще больше рассвирепел. — Уходи!
— Нет, я не уйду!
Костя встал посередине избы так, что его никто не посмеет сдвинуть с места. Григорий замолк, смотря на вошедшего с огнем в глазах. Когда Костя подумал, что наконец победил, старик сказал:
— Если ты сейчас же не съебешься отсюда, то я тебя из вон той двустволки задницу прострелю! — И указал пальцем на двуствольное ружье над головой.
— Вы не посмеете, — сказал Костя с сомнением.
На это возражение, глаза Григория зажглись еще сильнее.
— Раз! — Коляска старика немного отъехала назад и взявшись за подлокотники он выгнулся вверх.
— Что? — спросил Костя со все больше нарастающим беспокойством.
— Два! — прокричал Григорий и раскрыв рот, зубами взялся раз ремешок ружья. Оно быстро отделилось от стены, пока старик продолжал держать ремень во рту, затем спустившись обратно.
— Вы что делаете!? — застыв на месте произнес Костя, пытаясь придумать хоть что-то.
Григорий взял ружье в руки и проверил на наличие патронов. Тогда журналист понял, что нужно действовать прямо сейчас.
— Три! — не успел старик прицелиться, как за дуло ружье схватилась рука и отбросила в сторону. Прозвучал оглушительный выстрел.
— Черт! Ты чего делаешь, дед!? — выкрикнул Костя, пытаясь отобрать у обезумевшего огнестрел.
— Вали отсюда, ублюдок! — продолжал твердить Григорий, вцепившись в приклад, не давая отобрать от себя ружье.
После длительной борьбы слабые пальцы старика не выдержали, и журналист вырвал ружье, по инерции упав на деревянный пол, ударившись головой угол тумбы. Теперь перед его глазами все плыло. Он здорово приложился. Старик хотел было воспользоваться возможностью и потянулся за своим оружием, но Костя не дал ему этого сделать. Даже чуть ли не теряя сознание он отполз назад ближе к двери.
— Вот утырок! — оскалился дед. — Я же говорил тебе, валить отсюда!
— Ты совсем ебанулся!? — Костя уже не выдержал и не боялся выплескивать эмоции. — Я пытаюсь девушку похищенную найти, а ты убить меня пытаешься!
— Какую девушку!? — удивился инвалид.
— Софу. Софу Накуплеву. — Перед глазами журналиста более-менее начало проясняться.
— Софу!? А что с ней? — Голос старика стал растерянным, а в голосе напрочь отсутствовало чувство гнева. Глаза начали судорожно бегать по комнате.
— Ее похитили. Сегодня. — Костя решил уже сказать правду, чувствуя в руке нарастающую боль. Посмотрев на свою ладонь, она вся была красная — во время произведенного выстрела, рука Кости держалась за дуло ружья. Он получил ожог.
— Кто?
— Вот я и пытаясь выяснить кто это сделал. — Костя присел, пытаясь сохранять спокойствие, несмотря на сильную боль в голове и руке, а ноги словно одеревенели, не хотели слушаться.
— Господи… — только и всего смог ответить старик, перед тем как зарыдать.
Повязка на руке Кости была немного влажная от слез. У Григория нашлась мазь от ожогов и старый, но чистый бинт. Пока тот перевязывал пострадавшую руку журналиста, Григорий пытался успокоиться и задавать вопросы:
— Когда это произошло?
— Сегодня, — ответил Костя, терпя боль. Ее похитили два часа назад.
— А что тебе мешает их найти?
От былого гнева Григория ничего не осталось, словно перед Костей был совершенно другой человек.
— Потому что не знаю кто это сделал.
Старик замолк, не зная, что ему еще такого спросить.
— Я понимаю, вы волнуетесь, — успокаивал его Костя. — Но давайте вы расскажите, что здесь вообще происходит. Софа молчала, когда я ее спрашивал об этом.
— На то есть причины, — ответил Григорий, закончив перевязывать руку Кости.
— Даже если так, то может вы мне уже все расскажите?
Старик кивнул и грустно посмотрел куда-то в окно. На его морщинистом лице продолжали сверкать небольшие капельки слез.
— Она была сегодня у вас?
— Да. — значит чутье Кости его не подвело.
— Когда?
— Утром.
— Зачем она к вам приходила?
— Посоветоваться.
— О чем же?
— Софе нужна была помощь. Она была расстроена. Если ей нужна чья-то поддержка, то она всегда обращается ко мне, потому что ее отец-болван только и может, что управлять своей «обрыгаловкой».
— Значит у нее были какие-то проблемы?
— Да, но она не рассказала какие.
— Что здесь вообще происходит?
— Здесь, мать твою, — разозлился Григорий. — Дела страшные происходят. Софа в беде, и «Они» ее поймали.
— Кто это «Они»? Софа тоже упомнила их, когда приходила ко мне.
— Она приходила к вам? — спросил стари удивленно покосился своими заплаканными глазами на журналиста. — Так вот откуда она решила взять эту самую помощь.
— Она говорила, что придет ко мне?
— Нет, она только сказала, что нашла того, кто может помочь. Она приходила за советом. В это утро вела себя очень странно. Сказала, что ей надоело жить тут. Решила спросить у меня, нужно ли ей это, хотя я уже по ее взгляду видел, что независимо от моего ответа, Софа что-нибудь, да сделает.
— Значит она хотела сделать это еще давно?
— Еще с тех самых пор, когда ее лет пять назад прислали ко мне, чтобы она за мной следила. Тогда мы начали общаться о том да о сём. Вот она в последнее время начала говорить про переезд. Она хотела мир повидать. А я в молодости много, где побывал, вот и рассказывал ей о моих путешествиях, пока не вернулся в родные края и не начал работать на той сраной шахте. Когда Софа приходила ко мне, то в ее глазах чувствовалась боль какая-то, даже грусть вселенская. А когда она уходила, после пары часов наших разговоров, то она вся так и светилась от счастья и надежды. Это место высасывало из нее все соки. Молодая душа нуждается в свободе, пока возможно или… — Григорий поморщился. —
