Наш пример продемонстрировал, что (1) понятия являются инструментами обработки чувственной информации (причем эта обработка заключается в сведении множества чувственных данностей в определенное единство) и (2) большинство понятий имеет опытное происхождение (Кант называет их эмпирическими понятиями). У нас есть опыт обращения с такими предметами, как столы. Практика позволяет нам постепенно усваивать такие понятия, как стол, а когда мы получаем новые опыты (видим в своей жизни тысячи столов, пусть и очень разных: прямоугольных, круглых, треугольных, с четырьмя, тремя или даже одной ножкой), то сразу же включаем наш концептуальный инструмент (понятие стола), чтобы соединить множество чувственных данностей (пусть и очень разных) в единстве определенного предмета. Наконец, наш пример сделал наглядным еще один принципиальный момент. В каждом понятии реализуется рассудочная активность соединения (синтеза). Собственно рассудок по Канту и есть способность объединять, способность синтеза. Рациональное познание является ничем иным, как сведением множества к единству, деятельностью синтезирования. А уже следующий шаг познания -это анализ тех или иных структур (когда мы задаем вопрос: из каких элементов складывается определенный предмет?).
Однако эмпирические понятия сами являются продуктами более фундаментальной деятельности нашего рассудка. Эмпирические понятия являются результатом нашего взаимодействия с предметами опыта. Но сама возможность иметь определенный опыт (то есть иметь дело с определенной совокупностью явлений) имеет вовсе не опытное происхождение. На фундаментальном уровне наш рассудок функционирует как совокупность базовых типов (или правил) чистого, то есть неэмпирического сочетания (или синтеза). Каждый тип чистого синтезирования проходит через чистое понятие рассудка или категорию. Другими словами, базовая структура рассудка представлена главными функциями (то есть действиями) чистого синтеза. Таких функций (чистых понятий рассудка или категорий) Кант насчитал двенадцать.
Прежде чем пояснить роль категорий в нашем познании, позволю себе привести несколько аналогий. Для того чтобы выражать свои мысли и понимать других людей, мы сочетаем все наши слова по определенным правилам. Они составляют грамматику языка. Слов - десятки тысяч, а грамматических правил - ограниченное количество. Пусть каждое слово русского языка (стол, роза, кот) служит нам аналогией Кантовых эмпирических понятий. Ведь и каждое наше слово обобщает неограниченное количество конкретных предметов (слово «кот» обозначает миллионы котов). Но существительное, прилагательное, числительное или глагол - это уже не слова, а части речи. В русском языке этих частей речи всего десять. Существительные отвечают на вопрос «кто?» «что?» Прилагательные - на вопрос «какой?» «чей?» Глаголы отвечают на вопрос «что делать?» «что сделать?» Существительные, прилагательные, числительные и глаголы изменяются по формам. Для того чтобы составить предложение «Черный кот сидит на подоконнике», мы употребляем существительные, прилагательное и глагол в определенных формах склонения и спряжения, имея в виду, например, определенное число («черный», «кот» в единственном числе, «подоконник» в единственном числе и глагол «сидит» - в третьем лице единственного числа), а также употребляем предлог «на» (для пространственной идентификации действия).
Все осмысленные предложения представляют собой определенные структуры соединения по правилам. И вот эти базовые единицы языка и базовые структуры их соединения можно сравнить с категориями Канта. То есть, категории Канта - это базовая структура (грамматика) мышления (в нашем примере - части речи). По Канту эта базовая структура предшествует любому опыту и делает его возможным. Без этой структуры нет самого опыта. Описывая свои двенадцать категорий, Кант хочет описать фундаментальную структуру рационального мышления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ну, хорошо, может сказать нам вместе с Кантом образованный читатель, но корректно ли такое сравнение? Ведь по Канту эта фундаментальная структура предшествует любому опыту, она является совокупностью чистых синтезов (априорных - то есть до-опытных, универсальных и необходимых). Но грамматика языка - это что-то совсем противоположное. Каждая грамматика обобщает и структурирует уже имеющуюся реальную практику конкретного языка. Сначала живой язык, а затем грамматика. У Канта же все наоборот: сначала эти фундаментальные структуры, а уж затем опыт.
На это можно ответить так: не все лингвисты разделяют подобный подход. Есть лингвисты, которые ставят во главу угла онтологический приоритет глубинной структуры языка. Глубинная структура не может быть выражена полностью, она находится в нашем сознании и определяет то, что можно назвать языковой компетенцией (способностью изучать и понимать язык, как родной, так и иностранные). Ребенок, который усваивает родной язык, вместе с этим языком как бы овладевает языковым кодом, получает ключ к любым другим языкам мира. Ведь в его родном языке представлена структура всех других языков.
Современный лингвист и философ Ноам Хомский в связи с этим говорит об универсальных условиях, которые делают возможным усвоение конкретного языка. Ребенок может изучить любой язык, поскольку существует фундаментальное соответствие между всеми человеческими языками. Речь идет о врожденном характере базовых ментальных структур. Этот взгляд на язык разделяло большинство философов от Платона до Декарта и Канта. В XX веке эти позиции подверглись мощным нападкам со стороны представителей приоритета обыденного языка по отношению к нашему мышлению. Но в последнее время поиск «ментального языка» (языка сознания), делающего возможным и определяющего «естественный язык» (русский, английский, латынь и т. д.) опять оказался в центре современных исследований в связи с актуальностью философии сознания и когнитивных наук.
Таким образом, имеем следующую связь: ментальный язык (совокупность фундаментальных и универсальных понятий или концептуальных схем) делает возможным и определяет естественные языки. По аналогии с этим категории Канта (а это не что иное, как одна из сильных версий ментального языка) делают возможным наш опыт и наше понимание действительности.
Что это за категории? Кант распределяет 12 категорий по четырем группам:
количество (единство, множество, цельность);
качество (реальность, отрицание, ограничение);
отношение (субстанция/акциденции, каузальность/зависимость и взаимодействие);
модальность (возможность/невозможность, существование/несуществование, необходимость/случайность).
Кант хочет сказать, что, например, причина и следствие или различение возможности и необходимости - это не свойства самой реальности, а те фундаментальные характеристики, которые производны от нашей интеллектуальной активности и делают возможным для нас познание предметов. Благодаря этим характеристикам множество данностей (полученной извне информации) предстает в виде определенных упорядоченных структур и связей.
Теперь рассмотрим конкретный пример. Вот мы наблюдаем за игрой в бильярд. Мы видим только, как один бильярдный шар (А) приводит в движение другой (В). Описывать же воздействие одного бильярдного шара как причину движения другого бильярдного шара мы можем только тогда, когда связываем (А) и (В) с помощью категории каузальности и зависимости. Другими словами, в опыте даны только факты и события, а понимать эти факты и события в свете причинно-следственных связей мы можем только на основе нашей базовой категориальной схемы, определяющей главные правила чтения всех предложений книги мира.
Все 12 категорий (правил чистого синтезирования) в различных аспектах реализуют первичную активность рассудка, которую Кант называет трансцендентальным единством самосознания или трансцендентальной апперцепцией. Это и есть тот первоисточник, из которого происходит всякий смысл теоретического познания. Если процесс познания структурно выглядит как сведение множества к единству (с помощью категорий как главных правил соединения), то трансцендентальная апперцепция является глубинным источником самой способности соединять.
