— Не понимаю.
— Земная кора радиоактивна. Она светится, и всегда светилась, и всегда будет светиться. На ней ничего не растет. И никто не живет… Ты правда этого не знал? Зачем же, по-твоему, придуманы Шестьдесят? — Грю разжал пальцы и вернулся на свое место. — Тебе ходить.
Шестьдесят! Опять какой-то Образ, несущий смутную угрозу. Фигуры Шварца ходили сами по себе, а он с тяжелым сердцем размышлял. Его пешка е5 съела белую пешку f4. Грю перевел коня на d4, и черная ладья отошла из-под удара на g5. Конь Грю снова атаковал, пойдя на f3, и черная ладья снова отступила на g4. Но потом белая пешка h2 сделала робкий шажок на одно поле, и ладья ринулась вперед, взяв пешку g2 и поставив шах белому королю. Король проворно взял ладью, но в брешь тут же ворвалась черная королева, став на g4 и вновь угрожая королю. Король отскочил на h1, а Шварц пошел конем на е5. Грю двинул свою королеву на е2, пытаясь укрепить защиту, а Шварц свою — на gЗ.
Схватка близилась. У Грю не было выбора, он перевел королеву на g2, и обе августейшие особы сошлись лицом к лицу. Конь Шварца отправился домой, взяв по дороге белого коня на f3. Попавший под удар белый слон быстро отошел на с3, а конь последовал за ним на d4. Грю долго колебался и наконец двинул свою вышедшую во фланг королеву по длинной диагонали, взяв шварцевского слона. И перевел дух. У коварного противника была под угрозой ладья с последующим шахом, и белая королева готовилась ворваться в ряды врага, а белая ладья собралась проглотить пешку.
— Твой ход, — удовлетворенно произнес Грю.
— А что… что такое Шестьдесят? — решился спросить Шварц.
— Зачем спрашиваешь? — неприязненно ответил Грю. — Что у тебя на уме?
— Пожалуйста, ответь! — взмолился совсем упавший духом Шварц. — Я человек безвредный. Я не знаю, кто я и что со мной случилось. Наверное, у меня амнезия.
— На то похоже, — бросил Грю. — Скрываешься от Шестидесяти? Только честно.
— Говорю же тебе, я не знаю, что такое Шестьдесят!
Грю поверил ему, и настало долгое молчание. Образ Грю в уме Шварца приобрел зловещие черты, но слов он разобрать не мог.
— Шестьдесят — это твои шестьдесят лет, — медленно сказал Грю. — Земля может прокормить только двадцать миллионов человек, не больше. Чтобы жить, надо работать. Если ты не можешь работать, то не можешь и жить. После шестидесяти ты не можешь работать.
— Значит… — Шварц так и остался с открытым ртом.
— Тебя выводят в расход. Это не больно.
— Убивают?!
— Это не убийство, — сурово поправил Грю. — Так надо. Другие миры не принимают нас к себе — надо же уступить место детям. Старое поколение должно уступать дорогу молодым.
— А если никому не говорить, что тебе уже шестьдесят?
— Зачем? Жизнь после шестидесяти — не сахар. Каждые десять лет бывают переписи, чтобы вылавливать таких умников, которые пытаются прожить лишнее. И потом, возраст каждого землянина регистрируется.
— Кроме меня, — выпалил Шварц (сказанного не воротишь). — К тому же мне только пятьдесят исполнится.
— Не имеет значения. Сделают костный анализ, и все. Не знал? Тут не скроешься. В следующий раз меня заметут. Слушай, ходи давай.
— Ты хочешь сказать…
— Мне, конечно, только пятьдесят пять, но вот ноги… Я уже не работник, верно? У нас в семье трое, и норма рассчитана на троих работающих. Когда у меня случился удар, об этом следовало заявить, тогда бы норму снизили, но меня бы отправили на Шестьдесят раньше времени, а Арбин с Лоа не захотели. Ну и глупо — пришлось им надрываться на работе, пока ты не появился. Все равно на будущий год меня заберут. Ходи.
— В будущем году будет перепись?
— Угу. Ходи.
— Погоди! И никому не разрешается жить дольше шестидесяти? Никаких исключений?
— Только не для нас с тобой. Верховный министр живет полный срок, блюстители тоже, и некоторые ученые да те, у кого особые заслуги. Мало кому разрешают. Где-то десятерым в год. Да ходи же ты!
— А кто это решает?
— Верховный министр, само собой. Ты будешь ходить или нет?
Шварц встал.
— Чего ходить — тебе мат в пять ходов. Моя королева берет твою пешку и ставит тебе шах; тебе придется отойти на g1, я хожу конем на е2 и ставлю тебе шах; ты отступаешь на f2, моя королева ставит тебе шах на е3; ты отходишь на g2, моя королева идет на g3, загоняет тебя на h1 и ставит тебе мат на h3. Хорошая была партия, — машинально добавил Шварц.
Грю уставился на доску и с воплем смел ее со стола. Светящиеся фигуры покатились по газону.
— Всю голову мне заморочил своей проклятой болтовней, — орал Грю.
Но Шварц его не слушал. Теперь его заботило только одно: во что бы то ни стало избежать Шестидесяти. Когда Браунинг сказал: «Пусть мы стареем, но погоди — лучшие годы еще впереди…» — Земля могла прокормить биллионы людей. А теперь лучшее, что впереди — это Шестьдесят. И смерть.
Шварцу было шестьдесят два года.
Шестьдесят два…
Глава 12
Убийственный разум
Шварц методически все обдумал. Если он не хочет умирать — надо уходить с фермы. Если он останется здесь — начнется перепись, а это смерть.
Итак, с фермой надо расстаться. Но куда идти?
Было еще то место в Чике — больница, наверно? Там за ним ухаживали. А почему? Потому что он — «интересный случай». Но ведь он не перестал быть интересным больным, да еще и говорить научился; теперь он сможет им рассказать о своих симптомах, а раньше не мог. Даже про Образы сможет рассказать.
А может, такое внутреннее зрение есть у всех? Как бы узнать? Окружающие этим даром не обладали — ни Арбин, ни Лоа, ни Грю. Шварц точно знал. Они не могли сказать, где он сейчас, если не видели или не слышали его. Да разве сумел бы он обыграть Грю в шахматы, если бы тот…
Кстати, шахматы у них очень популярны, а в них нельзя было бы играть, будь у всех внутреннее зрение.
Значит, он феномен — психологическое чудо. Не очень-то весело быть феноменом, зато на этом можно выжить…
А если его новая идея правдива? Если он не болен амнезией, а пришел из другого времени? Тогда он не только экстрасенс, а еще и пришелец из прошлого. Исторический феномен, археологический феномен — разве можно убивать такого?
Если только ему поверят.
Вот именно, если поверят.
Тот доктор поверил бы, это точно. В то утро, когда они с Арбином поехали в Чику, Шварц весь зарос щетиной — он прекрасно это помнил. А потом борода расти перестала, наверное, с ней что-то сделали. Значит, доктор видел, что у Шварца на лице росли волосы.
Разве это не знаменательно? Грю и Арбин никогда не брились. Грю как-то сказал, что волосатые морды бывают только у животных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
