Линда всерьез разозлилась, глаза ее метали молнии, грудь высоко вздымалась. Она отступила к дальней стене комнаты. Гримерка была совсем маленькая, и Фэлкон перекрыл выход. Он опять ухмыльнулся и стал надвигаться на нее. Линда стояла не двигаясь, пока он не приблизился к ней вплотную и не начал шарить своими липкими ручонками по ее телу. Он прижался к ней, и Линда через халат почувствовала его возбуждение.
Тогда она резко подняла коленку и со всей силы ударила его промеж ног. Фэлкон взвыл от боли. Он согнулся пополам, обеими руками схватился за пах и закатил глаза.
Когда наконец Джей Ди смог распрямиться, он свирепо глянул на Линду слезящимися глазами.
— Ах ты вонючая черножопая сука! — задыхаясь, прошипел он. — Ты еще пожалеешь! Запомни, я этого так не оставлю. Ты у меня еще прощения будешь просить! На коленках ползать!
— Возможно, — спокойно, даже умиротворенно произнесла Линда, — хотя сомневаюсь. У тебя кишка тонка, Джей Ди, ничего ты не будешь делать. Я от всей души надеюсь, что отбила у тебя желание и возможность трахаться хотя бы на несколько дней. Так что у нескольких бедных девчонок будет передышка.
Фэлкон повернулся и, все еще полусогнутый, заковылял из комнаты. Линда дождалась, пока он выползет, и быстро захлопнула за ним дверь. Потом прижалась к ней спиной и почувствовала, что ее всю колотит, словно в лихорадке. Задвижки не было. Хотя она вряд ли остановила бы такое грязное животное, как Фэлкон, ведь двери здесь непрочные, будто из фанеры.
Тут Линда почувствовала, что у нее горит рука, и с удивлением обнаружила длинную глубокую царапину. Кровь уже запеклась. Она разделась и быстро приняла душ, потом обработала рану. Невесело хмыкнула, представив, что было бы, если бы на нее напал столбняк и она не оказала бы сопротивления.
Линда оделась и поспешила на второй этаж, в номер Брента. Он ждал ее и сразу же открыл дверь, лишь только она тихонько постучала. Линда постаралась, чтобы он не заметил и следа ее недавнего возбуждения.
— Как ты долго! — проговорил он, целуя ее в щеку.
— Меня задержали.
Он насторожился:
— Что случилось? Расскажи.
— Ничего особенного. Так, ерунда. — Она посмотрела мимо него на стол в центре комнаты. Он был весь уставлен блюдами со всякими вкусностями, а в ведерке со льдом охлаждалось шампанское.
Брент взял ее за руку, подвел к столу, торжественно открыл шампанское и разлил его по бокалам. Они молча сдвинули зазвеневшие бокалы и выпили. Линда пила маленькими глоточками и оглядывала комнату, хотя здесь не появилось ничего нового, ничего такого, чего она раньше не видела. Ей просто нужно было время, чтобы собраться, взять себя в руки.
Номер был абсолютно безликим, как, впрочем, любой номер, во всякой гостинице, в каждом городе. Он состоял из спальни, ванной комнаты и гостиной, в которой они сейчас находились. Брент даже не пытался придать своему жилью нестандартность и уют Своего у него здесь ничего не было. И ничего лишнего. Кроме, пожалуй, столика, уставленного едой из ресторана. Все было простым и функциональным.
— Я здесь мало бываю. Сплю, моюсь… вот, собственно, и все, — однажды сказал ей Брент. — Знаешь, здесь даже ремонт года три не делали, пока я не подумал, что сюда можешь прийти ты.
— Разве у тебя не было других женщин?
— Конечно были, две, — пожал он плечами, — я же не монах, да и не был им никогда. Но они не стали… они были не настолько важны для меня, чтобы устраивать из-за них канитель.
Линда допила шампанское. Брент забрал у нее пустой бокал, поставил на стол, потом привлек ее к себе и заключил в объятия. Линда откликнулась сразу же и очень страстно. Такой пыл удивил даже ее саму.
Она приоткрыла рот, впустила его язык, тесно прижалась к Бренту, изгибая талию и постанывая.
Брент первым оторвался.
— Милый, — протянула Линда низким голосом.
— Похоже, ужин у нас откладывается?
— Похоже.
Рука об руку они прошли в спальню.
Свет из соседней комнаты падал на кровать, и казалось, что здесь лежит огромный кусок масла. Они снова целовались, раскачиваясь в томном ритме.
На Линде был только пояс с чулками, трусиков она не надела. Рука Брента скользнула по бедру, пальцы принялись ласково поглаживать обнаженные ягодицы. Его прикосновение разбудило в ней странную смесь чувств, дикую комбинацию из острого желания близости и ненависти ко всем белым мужчинам, спровоцированной нападением Фэлкона.
Она вцепилась в его рубашку и попыталась раздеть его, не прерывая поцелуя. Пуговицы отлетели в стороны, как воздушная кукуруза. А вот молния отказалась повиноваться. Линда застонала от огорчения, сильно укусила его за губу и отступила назад.
— Снимай свои чертовы тряпки! — грубо потребовала она.
В этот момент ноги Линды коснулись кровати; она упала поперек нее и начала сладострастно извиваться, одновременно освобождаясь от последних деталей одежды.
Линда дрожала от нетерпения, когда он наконец скинул с себя все и лег на кровать. Она раздвинула колени, без дальнейших церемоний направила его горячую, твердую плоть в свое лоно. Брент вошел в нее сразу, довольно грубо и яростно, и они, словно лютые соперники-враги, принялись колыхаться в безумном танце совокупления.
Неистовство охватило обоих, тела их содрогались в животном ритме, зубы скрипели, ногти царапали, страстные стоны срывались с пылающих от укусов губ.
И хотя в тот самый момент, когда Брент вошел в нее, Линду переполняли ненависть и враждебность, если можно так назвать ее состояние, теперь она полностью отдалась любви.
— Я люблю тебя, Линда, — хрипло проговорил Брент.
— Милый мой, — прошептала она.
Страсть жаркой волной пронзила ее и вознесла на вершину. Она закричала, потом со всхлипом простонала:
— Ну же, любимый! Давай!
Поток семени толчками начал извергаться внутри ее содрогающегося в оргазме тела и постепенно прекратился одновременно с ее угасшими судорогами.
— Господи! — воскликнул Брент. — Почему сегодня все так получилось?! Откуда взялась эта дикая ярость? Раньше такого никогда не было.
— Все получилось отлично, дорогой.
— Я не говорю, что плохо.
— Настоящее блаженство, — устало проговорила Линда.
Они лежали рядом, утомленные и довольные. Линда немного приподняла голову и оглядела их обоих.
Черная и белый рядом, она — на свету, он — в тени.
Она никогда не предполагала, что цвет кожи может иметь для нее значение. Их взаимоотношения не выиграют от этого. Как унизительно!
Презрительные слова Фэлкона всплыли в ее голове, словно мерзкая, вонючая жижа: «Тебе небось просто надоели белые?» В горле у нее что-то булькнуло.
