переварить.
– Многое произошло тогда, – продолжает Селлина, взяв паузу, чтобы успокоиться. Она провела столько лет, борясь со сложными эмоциями, вызванными тем временем – разочарованием, негодованием, сожалением и глубокой скорбью по своему другу. Она хотела быть рядом с ним, когда все было в порядке, но он не желал ее видеть. Он сказал ей уйти, и она ушла.
Но теперь…
– Так… ты больше не злишься на меня? – спрашивает она. – Ты не ненавидишь меня?
– Я никогда не ненавидел тебя. Я никогда не мог испытывать к тебе таких чувств.
– Мне жаль, если я причинила тебе боль. Я не жалею о своем решении, но… мы дали обещание, и я его нарушила.
– Ты сделала правильный выбор. – Джованни закрывает глаза, поднося пальцы к лицу, чтобы помассировать пространство между бровями. – Ты сохранила жизнь Нино. Он нуждался в тебе больше, чем я, а я тогда наделал много глупостей.
– Мы были молоды, – говорит Селлина, позволяя моменту смыть с нее обиды прошлого. Облегчение. Долгожданная свобода. Это печальное обстоятельство похищения Нино привело их сюда, в Киото, заставив сесть и признать все свои ошибки.
Чувствуя себя достаточно комфортно, чтобы опустить обе ноги в воду, Селлина усмехается.
– Признаюсь, когда я предлагала себя Нино, я не думала, что буду кормить его следующие сто четыре года.
– Ты кормила его долгое, мать твою, время.
Селлина смеется, закрывая лицо ладонями.
– Так чертовски долго – почему так долго? Я думала, он достигнет совершеннолетия в двадцать один год и найдет кого-нибудь.
– Не-а, – сказал Джованни. – Ты дала ему возможность. Мы оба сделали это по-разному.
– Я думаю… Я просто хотела защитить его, понимаешь? Вампы в нашем обществе были такими говнюками, что я чувствовала, что должна была это компенсировать… Боже.
Селлина качает головой и берет вилку для десерта. Она откусывает кусочек торта и вздыхает, когда мягкая, маслянистая и сладкая текстура поглощает ее чувства.
– Что это? – спрашивает Джованни, глядя на ее тарелку и делая глоток своего кофе.
– Это называется кастелла. Оно родом из Португалии, но ты знаешь, как японцы любят брать вещи и привносить в них что-то свое. Одна из семей, с которой я встречалась, дала мне попробовать этот десерт, и теперь я подсела на него. Хочешь попробовать?
Полные губы Джованни изогнулись в улыбке.
– Конечно.
Селлина отрезает вилкой кусочек торта и протягивает ему. Возможно, они уже никогда не будут так близки, как раньше. Так много времени прошло, и теперь они совсем разные. Больше не дети, ускользающие от скучных взрослых разговоров, чтобы побродить по залитым лунным светом летним садам. Теперь они – скучные взрослые. Полностью изменившиеся. Они повзрослели и многое пережили в отсутствие друг друга. Но это открытый разговор, момент теплых воспоминаний и смеха. Это приятное начало. Настоящее перемирие.
Джованни наклоняется вперед, открывая рот, чтобы взять маленький кусочек торта. Не думая, Селлина наблюдает, завороженная тем, как его красивые губы прикусывают ее вилку, а затем медленно стягивают десерт с прибора. Он бросает на нее плутовской взгляд, его яркие глаза сияют.
– Увидела что-то, что тебе нравится?
– Заткнись. – Она отмахивается от легкого смущения. – Я просто подумала… было бы здорово, если бы мы снова стали друзьями.
Он поднимает золотисто-карие брови.
– А раньше мы были просто друзьями?
– Конечно, были.
– Я помню это немного по-другому, – говорит он, поднося кофе со льдом ко рту.
Селлина прищуривается и подается вперед.
– Тогда нам будет приятно стать друзьями в первый раз.
При этом Джованни смеется, хмурые морщины на его лбу разглаживаются, уступая место веселью.
Его проклятые губы, думает Селлина. За эти годы он точно изменился.
Но не его губы.
Глава 18
Хаос. Это первое слово, которое приходит на ум, когда Селлина сходит с поезда в бетонный лабиринт вокзала Осаки. Прошло около недели. Сегодня вечер пятницы. Она ориентируется в густом потоке людей, чувствуя себя так, словно находится в одном из этих запутанных подземных муравейников.
Следуя указателям в сторону ворот Сакурабаси, она пробирается через них, держась в интенсивном потоке толпы. Периферийным зрением она видит блеск чистых, ярко освещенных круглосуточных магазинов и сувенирных лавок, заполненных симпатичными предметами: сумками ручной работы, украшенными ярким японским текстилем, и красочными коробками для бенто, аккуратно сложенными под искусственными деревьями цветущей сакуры.
Выйдя из вращающихся дверей, Селлина вдыхает полной грудью. Воздух приятный и густой, пахнет городом: выхлопными газами, цементными высотками, резиной и асфальтированными дорогами. Неоновые вывески на кандзи[33], которые она не может прочитать, и на английском, который она знает, мигают на верхушках высоких зданий. Первое впечатление: Осака кажется грязной. Она более оживленная и грубая по сравнению с Киото и Окаямой. Последние два города были больше похожи на очаровательную, нежную тетушку, которая печет печенье, в то время как Осака – на шумного дядю, который слишком много пьет.
Селлина останавливается, пытаясь разглядеть Джованни сквозь городскую дымку с помощью своих врожденных чувств. Через секунду он уже оказывается рядом, кончики его пальцев нежно касаются ее талии.
– Привет, – говорит он.
– Привет.
Она улыбается, счастливая видеть знакомое лицо среди чужого окружения. Его костюм черный… или темно-синий, рубашка под ним напоминает ей сангрию[34], а галстук мягкий и атласный – более темного оттенка того же цвета.
Селлина хмыкает. Они одеты похоже. Конечно, это было не специально, но она надела свое легкое темно-синее платье из джерси[35] с развевающимися рукавами и глубоким вырезом. Поездка на поезде из Окаямы заняла два часа, и она знала, что именно в этом платье ей будет хорошо и комфортно в условиях летней влажности. Правда, ее туфли на каблуках жгуче-оранжевого цвета даже близко не намекают на комфорт, но с платьем они смотрятся потрясающе. С тем, как такая мода повлияет на ее общее здоровье и состояние ног, она разберется позже.
– Машина вон там.
Он кивает головой вправо, двигаясь в том же направлении. Джованни поднимает руку в непринужденном жесте. Она не задумываясь вкладывает свою ладонь в его, сжимая пальцы, пока он ее ведет. От этого нежного прикосновения вдоль ее руки и до самой груди пробегает электрический разряд. Сердце Селлины бешено бьется.
Когда они оказываются на заднем сиденье черной машины, она делает глубокий вдох. Здесь прохладно по сравнению с неистовой жарой и напором города снаружи.
– Ты прекрасно выглядишь, – говорит Джованни, сосредоточившись на ней, прежде чем опустить взгляд на свой смартфон. Сине-белое свечение устройства освещает его скульптурные черты в сумрачном вечернем свете.
– Спасибо, ты тоже. – И пахнет он замечательно: чистый, имбирный и совершенно
