— Может быть, она выиграла в лотерею, — предположила Мэри со смехом. — Не давай слишком большого простора своему воображению, Сэм. Она — жалкая старая карга. Мне кажется, что я разбираюсь в женщинах, и именно такой представляется она мне.
— К тому же она установила довольно дружеские отношения с Андерсоном. У меня начинало складываться впечатление, будто вокруг него творится что-то странное. И вот теперь он пропал из виду. Слишком много людей пропадает, как будто проваливаются сквозь землю. И Гордон исчез.
— Гордон?
— Мужчина, который следил за тобой вечером в вагоне-ресторане. Минувшей ночью он сошел с поезда.
— Разве в этом есть что-то дурное? Может, у него были для этого вполне веские основания...
— Может, и были, но что-то не очень верится. Вел он себя подозрительно.
— Сэм, у тебя все вызывают подозрение. Не слишком ли сильное впечатление произвела на тебя вся эта история?
— Ты права, произвела. Разве тебе непонятно, что мы оба по уши увязли в этом деле? Следующим, кто провалится в потайной люк, можешь оказаться ты или я. Я туда уже чуть не провалился.
— Я знаю это. — Она подалась ко мне и положила свою крепкую белую руку на мое колено. — Тогда зачем с такой настойчивостью ты подставляешь свою голову опасностям?
— Я чувствую приближение неприятностей и считаю, что нельзя уклоняться от встречи с ними. Хочу за что-то уцепиться.
— А если цепляться не за что?
— Минуту назад ты сказала, что я зря подставляю голову. А теперь говоришь, что не за что уцепиться и все это плоды моего воображения. Правда, женщина и не должна рассуждать логически.
— Может быть, в моих рассуждениях и в самом деле мало логики. Я полагаюсь на чувства. А чувства подсказывают, что тебе лучше забыть об этом деле.
Но я не мог забыть. Как и она. Нервы и у меня были натянуты, я чего-то ждал, но не знал, что предпринять. Я постарался полнее воспользоваться долгим и спокойным днем.
Мы читали, время от времени вели интимные беседы. Поезд тащился по земле штата Аризона; промчался над Колорадским ущельем, извиваясь, вошел в последнее большое нагромождение гор, спустился через голубоватый просвет на прибрежную равнину Калифорнии, в царство зелени.
В половине одиннадцатого вечера он сделал последнюю остановку на вокзале в Лос-Анджелесе, и мы вместе вышли из вагона. Идя вверх по длинному крутому туннелю, я испытывал какое-то новое для себя чувство. Это напоминало карабканье из тесного маленького ада в сторону непредсказуемого хаоса. Даже мои собственные намерения были непредсказуемы, но в последний момент я все же решился.
— Поеду в Санта-Барбару, — сказал я Мэри у стойки багажного отделения.
— Но ты говорил, что поедешь со мной в Сан-Диего! — На ее щеках выступили пятнышки от охватившего раздражения. Меня тоже разозлила ее хозяйская интонация.
— Нет, я не поеду. Могу встретиться с тобой в Диего завтра вечером.
— Зачем, разреши спросить, понадобилось ехать в Санта-Барбару?
— Я поеду туда, чтобы повидаться с Лаурой Итон. С девушкой, которой Хэтчер адресовал письмо.
Мэри взяла меня за руку и отвела в сторону от толпы у стойки выдачи багажа.
— Сэм, пожалуйста, не уезжай. Останься сегодня со мной в Лос-Анджелесе.
— Уж не ревнуешь ли ты к девушке, которую я в глаза не видел?
— Я ни к кому не ревную. Просто не хочу, чтобы ты ездил в Санта-Барбару. Я боюсь.
— Боишься чего?
— Того, что может с тобой случиться. Ты не должен мотаться по всей стране и нарываться на неприятности.
— Мне не надо искать неприятностей. Они сами уже давно обрушились на меня. Я хочу знать содержание того письма, а для этого мне надо съездить в Санта-Барбару.
— А если мне это не нравится, то я могу просто проглотить эту пилюлю, — произнесла она с вызовом и отпустила мою руку. Я почувствовал себя очень одиноко.
Часть четвертая
Конец поездки
Глава 11
Я расстался с Мэри на стоянке такси. Она не сказала мне даже "до свидания". Я переадресовал свой чемодан в Сан-Диего и сел на поезд, идущий в северном направлении. Поездка на расстояние в сто миль в сидячем вагоне была не из приятных. Да и вообще уже надоело трястись в поезде. Меня переполняли противоречивые чувства. Неприятно было оставлять Мэри одну на вокзале, но незаконченное дело влекло. Я не мог успокоиться, пока чего-то не достигну, и единственное полезное предприятие, которое я мог придумать, заключалось в том, чтобы съездить к Лауре Итон, кем бы она ни оказалась.
Между часом и двумя ночи я прибыл в Санта-Барбару. Город пропитался запахом морского порта, но выглядел таким же темным и пустынным, как любая деревушка в середине ночи. В телефонной будке на станции я раскрыл справочник и стал искать фамилию Итон. По адресу улица Бат, 2124 значился Уильям Итон.
Я зашагал по пустой главной улице и наконец наткнулся на ночное такси, водитель которого дремал за рулем. Он довез меня до улицы Бат. Это была тихая улица одноэтажных домиков, белевших среди пальм, олеандров и цветущих кустарников. Казалось, что сразу за ними с правой стороны звездного неба высились горы.
Горы и луна, тропические деревья и домики, теплый влажный ветер с моря, который дул в открытые окна такси, напомнили мне Оаху. На мгновение появилось обманчивое впечатление, что я узнаю эти места и скоро встречу уже виденное, найду уже знакомое; Сью Шолто, нелепо висящую у стены, на мгновение освещенную лунным светом. Интуиция мне подсказывала, что я завершаю неясный и опасный цикл, но я не мог предвидеть, чем все это кончится.
Во всяком случае, у Лауры Итон не было веревки на шее. Она встретила меня у двери, которую приоткрыла на цепочке дюймов на шесть, держа в руке пистолет 38-го калибра.
Я сказал:
— Похоже, они побывали здесь до меня.
— Поднимите руки, — приказала она голосом, который при других обстоятельствах мог бы показаться приятным. Когда я выполнил ее требование, она сняла цепочку. — Вот теперь входите, а я вызову полицию. Если вы что-то себе позволите, то я выстрелю вам в живот.
Это была крупная женщина лет тридцати. Рыжеватые волосы зачесаны назад, одета в шерстяной халат примерно такого же цвета. Держа пистолет в правой руке, левой она потрогала мои наружные и внутренние карманы. Казалось, ее удивило, что я не вооружен.
— Вы — Лаура Итон, так ведь?
— Да. А вы кто такой?
— Сэм Дрейк. Друзья зовут меня просто Сэм, а когда я стучусь к ним в дверь, направляют на меня пистолет. Вот в какую игру мы играем.
— Сегодня в мой дом вломились. Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Но я уже вошел. Послушайте, теперь пора вызывать полицию.
Она неуверенно посмотрела на меня:
— Кто вы? Вы что, действительно служите в военно-морском флоте?
— Вам знаком человек по фамилии Хэтчер?
— Родни Хэчтер?
— Я не знаю его имени. Он из Канзас-Сити. Это тот самый Родни, который погиб, позапрошлой ночью.
— Он погиб! И вы пришли сюда, чтобы сообщить мне об этом? — Она забыла про пистолет, а я опустил руки.
— Это — одна из причин. Отведите, пожалуйста, пистолет от моего живота. А то у меня что-то екает в желудке.
Она щелкнула предохранителем и бросила пистолет на диван.
— Почему вы заявились в такое неурочное время?
— Я только что добрался до этого города. И сразу же к вам.
— Вас послал Родни? Расскажите, что с ним стряслось?
— Нельзя сказать, что он послал меня сюда. Как раз перед смертью он написал вам письмо. Я подумал, что оно могло иметь отношение к его смерти. Поэтому я приехал к вам, чтобы выяснить это.
— Уже несколько недель я не получала от него писем. С тех самых пор, как он написал мне из Европы, что его направляют на родину и он получит новое назначение. Как он погиб? Его ранили?
— Были ли вы с ним близкими людьми?
— Мы были хорошими друзьями. Я встречалась и расставалась с ним в течение многих лет. Мы учились в одной школе в Канзас-Сити. Я не собираюсь его выгораживать, если вы имеете в виду это.
Я кратенько рассказал ей о том, что произошло с Родни Хэтчером, не утаив и свои подозрения в отношении Андерсона и Гордона.
Несколько скатившихся слезинок проложили влажный след на ее лице, собрались на кончике подбородка в небольшую соленую каплю. Она присела на краешек стула, полуотвернулась от меня, чтобы вытереть лицо носовым платком.
— Бедный Родни, — произнесла она взволнованным тихим голосом. — Он умер не по-человечески...
— Но безболезненно. Он просто угас... Я знаю, как это бывает.
— Для него это было не по-людски. — В ее глазах отразились огонь и холод. Вся фигура выражала достоинство. Я подумал, как Хэтчеру повезло, что о нем печалится такой человек. — Ему надо было умереть в бою, на поле брани.
