— Обещаю над этим вопросом подумать… Вот кем бы я не смог стать, так это президентом страны, если бы пробился во власть. И не из-за недостатка ума…
Похоже, от скромности он не умрет!
— …А оттого, что в нашем Отечестве все делается слишком медленно. В то время как давно пора торопиться, работать быстрее, на перспективу, а мы как начнем раскачиваться, как станем репу чесать и прикидывать, что да как… Извините, но ведь у нас и в самом деле богатейший край. Нам бы еще и умное руководство…
— Если вы будете говорить со мной о политике…
— Молчу, молчу, — говорит он и выбрасывает вперед руку, как Ленин на памятниках. — Прошу.
У дивана стоит шахматный столик с расставленными фигурами. Сам с собой играл, что ли?
Я присаживаюсь на диван и спрашиваю:
— Эту партию можно разбирать, или вы запишете?
— Конечно, разбирайте. Я играл сам с собой.
— И кто победил?
— Конечно же, свои.
Он набирает номер телефона и говорит в трубку:
— Пожалуйста, принесите десерт в номер четыреста пятый. Конкретно?.. Аня, вы мороженое будете?
— И мороженое, и пирожные, и шоколад, и соки.
Он послушно повторяет.
— И вы не боитесь поправиться?
— В крайнем случае дома денек поголодаю.
Найденов смеется.
— Мне нравится, что вы откровенны.
— По крайней мере благодаря такой привычке мы будем избавлены от неприятных сюрпризов.
Он удивленно смотрит на меня.
— В смысле?
— Это я так, не обращайте внимания…
Но поскольку он все еще чего-то ждет, поясняю:
— Если мы будем друг с другом откровенны, то и не придется говорить: я от нее — или от него — этого не ждал.
Я расставляю фигуры, а Найденов прохаживается по номеру, словно собирается с духом…
— Вы как-то напряжены, или мне кажется?
— Не кажется. Напряжен, — признается он. — Дело в том, что вы мне нравитесь.
— Естественно, ведь мы так давно знакомы. — Я взглядываю на часы. — Целых двенадцать часов. За это время вы успели меня узнать и полюбить.
— Аня…
— Представляете, брат зовет меня Ванькой.
— У вас и в самом деле имя необычное, и потому мы пытаемся отыскать в нем знакомые сочетания букв… На самом деле я знаю вас уже целую неделю! — признается он.
— Правда? А я вас нет.
— Еще бы, вы почему-то вообще не обращаете внимания на мужчин.
— Намекаете на нетрадиционную ориентацию?
— Ни на что я не намекаю! — сердится Найденов. — Вначале я думал, что вам нравятся мужчины помоложе.
— Мальчики.
— …Потому, когда звонил вам, сказал, что мне двадцать пять лет…
— Так это были вы! — От возмущения я вскакиваю, но он складывает ладони вместе в каком-то молитвенном жесте.
— Но я ведь в то время только что узнал, что благодаря вам врачи успели спасти моего отца…
— Вы по-прежнему ставите мне в особую заслугу то, что я позвонила в «Скорую помощь»? Сказали спасибо — и все. А вы, как выясняется, развернули такую деятельность. Неужели до сего времени никто не оказывал вам самых обычных услуг? Просто так, безвозмездно!
— Вы так эмоциональны… Разве я вас чем-то обидел?
— Рассердили. Масштаб ваших действий не соответствовал значительности моего поступка. Подумаешь, позвонила. Словно это не долг любого нормального человека… И потом, я не люблю всякие там экивоки, поклоны, игры на дудочке и прочее… Так и кажется, что вы просто пользуетесь моментом…
— Игры на дудочке, — удивленно повторяет он. — Пользуюсь моментом… чтобы подобраться к вам поближе? Неужели мои братья по полу вас так достали?
В таком ракурсе свое отношение к мужчинам я еще не рассматривала. Не достали, а просто… я им не верю. Та, самая первая, еще юношеская ошибка до сих пор помнится, и именно ею я меряю все свои поступки.
— И вообще, чего вдруг вы мной заинтересовались? — небрежно спрашиваю я, все же заставляя себя успокоиться.
— Сначала я хотел просто вас поблагодарить. Но когда вы отказались встретиться, меня это…
— Задело!
— Можно сказать и так. Я спросил себя: что это за фифа такая?
— Странный вы человек. Я вас не только не видела, но и до сего времени не знала — какая же тут обида? И потом, вы же не киноактер, не секс-символ, как сейчас модно говорить.
— Хотите сказать, что как мужчина я не слишком привлекательный?
— Михаил Иванович!
— Вот видите, вы до сих пор зовете меня по имени-отчеству, хотя в такой неформальной обстановке мы могли бы вполне перейти на ты. И так ведете себя не только вы. У меня есть зам, мы с ним одногодки, но в незнакомых компаниях его сразу начинают звать Димой, а меня непременно — Михаил Иванович.
— И вы не можете понять, в чем дело?
— Вот именно! — говорит он с обидой.
— В вас, батенька, — нарочно копирую я старого врача, — и только в вас! Люди чувствуют стену, которую вы сразу воздвигаете между ними и собой, и тоже напрягаются. Небось каждый думает: кто знает этого буку? Скажешь ему — Миша, а он и вскинется: какой я вам Миша!
— Вот, значит, как, — медленно тянет он, но видно, что в глазах его загораются искорки интереса.
— Думаю, еще не все потеряно, — киваю я, — небольшой сеанс релаксации, и дело сдвинется с мертвой точки.
— Под вашим руководством?
— Можно и под моим.
— Сейчас?
— Нет, сначала попробуйте у меня выиграть.
— Ого! — говорит он с уважением.
— А то!
— Ставки растут!
— Что вы имеете в виду? Может, думаете, что релаксация — это синоним секса?
— Это вы так сказали.
— Вы страшный человек, Михаил Иванович! С вами надо держать ухо востро. Все ваши мысли — об одном…
Е-два, е-четыре.
В дверь стучат, и когда Найденов идет открывать, в номере появляется официант с тележкой, полной всяческих деликатесов.
— Нам нужна пища для ума, — говорит он, — потому и заказали сахар во всех видах.
Он сует в руки официанту купюру и приговаривает:
— Иди-иди, не видишь, Чапай думает!
Но при этом не спешит делать следующий ход, а спрашивает:
— Почистить тебе апельсин?
Значит, вот так резко Найденов решил перейти к неформальным отношениям без надоевшего выканья. Но пусть не думает, будто я забуду, что наши отношения клиента и телохранителя не станут претерпевать особых изменений. Впрочем, что это я зарекаюсь? Время покажет.
— Почисти. А ходить кто будет?
— Походи за меня. Все равно куда.
— Предпочитаешь королевский гамбит?
— В моем доме попрошу не выражаться! — хохмит он. — Слушай, а почему мне никогда и никто об этом не говорил?
Теперь уже он ходит сам. Мы быстро обмениваемся ходами, и я не успеваю мяукнуть, как мой работодатель загоняет меня в угол.
