— Горячее я попросил принести в темпе, — сообщает Анатолий Викентьевич, — а то их фирменное блюдо готовится не меньше часа. У нас ведь совсем другие планы?
— Наскоро перекусить и заняться делами, — посмеивается Найденов.
А я считала, что мы будем сидеть в ресторане долго, пить и есть, танцевать, то есть все как обычно. Ведь Михаил Иванович приглашал меня именно в ресторан…
Мы не сразу замечаем, что к этому времени появляется оркестр, который начинает играть какую-то медленную мелодию.
— Разрешите? — поднимается из-за стола Анатолий Викентьевич.
— Пожалуйста!
Я люблю танцевать. Если в свое время я бы не увлеклась карате, непременно стала бы заниматься бальными танцами.
— И вы часто в командировках так развлекаетесь? — все же не могу не поинтересоваться я у своего партнера.
Он медлит с ответом.
— Ну не так чтобы часто.
Понятно, откровенности от него ждать не приходится.
— Но вам это не нравится?
— Почему?
Легкое пожатие плечами.
— Тогда расскажите анекдот!
— Почему — тогда?
На его лбу появляется задумчивая складка.
— Если предложенные мной темы у вас не вызывают энтузиазма, ведите разговор сами.
— А это обязательно?
— Обязательно, — утверждаю я. — А иначе чего бы мы с вами вышли подвигаться в пустом зале? Может, пообниматься на виду у всех?
Анатолий Викентьевич тут же несколько отодвигается от меня. Я нарочито тяжело вздыхаю и замолкаю.
Начбез говорит:
— Знаете, почему у нас не может быть женщины-президента?
— Почему?
— Потому что женщины России в основном не любят друг друга.
— Вот это уже лучше! — фыркаю я. — А еще?
— Больше не помню, — честно признается он, но когда заканчивается музыка, незаметно с облегчением вздыхает.
Вот так легко и просто можно отвадить от себя любого мужика.
Когда опять начинает играть музыка, из-за стола подхватывается Михаил Иванович:
— Разрешите?
Мы выходим танцевать, я смотрю в его темно-синие глаза и тут же забываю, что и над ним хотела поприкалываться. Тем более что в отличие от своего главного телохранителя Найденов, что называется, за словом в карман не лезет.
Но почему я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза? Главное, мой любимый цвет.
«Потому что раньше ты в них и не смотрела!» — подсказывает внутренний голос.
Оказывается, чтобы прийти в себя, очнуться — надо на некоторое время сменить обстановку. Вот я приехала в Москву, пошла в ресторан с тремя мужчинами, и вдруг будто какой нарыв во мне лопнул. Задышала, стала по сторонам смотреть и, главное, видеть то, что у меня под носом происходит. Понятно, что это я сама над собой издеваюсь, но сколько же можно?!
Я гоню от себя мысли и внутренний голос, который уже делает попытку напомнить мне, что будет завтра. А завтра я пойду к однофамилице своего сыночка на Малую Бронную.
Не думать!
— У вас все время такой вид, — вдруг вторгается в мои мысли голос Найденова, — как будто вы пытаетесь решить некую сложную проблему.
— Правда? — удивляюсь я; до сего времени мне казалось, что я ухожу в себя незаметно для других. Кроме Кати, конечно.
— Правда, и тогда, видимо, мужчины просто боятся спугнуть четкий полет ваших мыслей.
— Действительно, глупо, — соглашаюсь я, — постараюсь впредь следить за собой.
— Может быть, я мог бы вам чем-нибудь помочь?
— Вряд ли, — бормочу я, уязвленная этим разговором.
Конечно, Найденов постарался смягчить свои наблюдения, но и так ясно, что я произвожу на других впечатление женщины, у которой не все дома.
— Да и зачем вам чужое горе?
— Вот как, даже горе?
— Да это просто так говорят… Я хотела сказать, что ничего страшного в моей жизни не происходит. Крыша над головой есть, зарабатываю я тоже достаточно, чтобы ни от кого не зависеть. По крайней мере могу не рассматривать мужчин с точки зрения их материального благосостояния.
— Так ли уж хорошо — ни от кого не зависеть? Не заметишь, как и в самом деле не окажется рядом того, от кого бы хотелось зависеть.
— Не знаю, — сержусь я, — мне всегда казалось, что материальная свобода — мечта всякого нормального человека.
— А я всегда считал, что к женщинам это не относится. Они, наоборот, ищут того, кто согласится их обеспечивать. Зря, что ли, каждая мечтает не столько быть Золушкой, сколько найти принца. А принц — это жизнь в замке и казна к твоим услугам! Получаешь, можно сказать, вечный шопинг.
— Что-то не очень хорошего мнения вы о слабом поле. Мне, например, вовсе не нужен принц, да и шопинг я вполне сама себе обеспечиваю.
— Для нашего времени это редкость, — замечает он.
— Ну почему редкость? У меня есть подруга Катя, которая тоже с успехом обеспечивает себя и своего сына.
— Случайно, это не все та же Самойлова?
— Самойлова… Постойте, вы второй раз уверенно называете ее фамилию… Разве она — единственная Катя в городе?
В моей голове появляются и тут же начинают роиться подозрительные мысли. Почему вообще его начальник безопасности позвонил в мое агентство? Если на то пошло, никакой необходимости приглашать женщину-телохранителя у Найденова не было. Ерунда все это, будто ему нужно время для ответа, пока я стану мучиться с переводом. Ведь вначале он не имел понятия о том, знаю ли я английский язык. А когда узнал, что немного кумекаю, сразу придумал причину… Что же ему от меня нужно?
Я смотрю Михаилу Ивановичу в глаза, и, словно в ответ на мой взгляд, он пытается притянуть меня к себе. Хочет, чтобы я положила голову ему на плечо? Я ведь предупреждала, что девушки моего агентства не оказывают интимных услуг.
— У нас не принято предпринимать методы самозащиты против наших клиентов, — говорю я ему холодно.
С понтом я прямо такая недотрога.
Он сразу отпускает меня и даже нарочито далеко отступает в сторону.
— Намек понял!
И тут, на мое счастье, оканчивается музыка.
Правда, Михаил Иванович так прикалывается. Как будто он меня боится. Тут же он берет меня под руку, все же прижимая к себе, и ведет к столу.
— Спасибо!
Чуть ли не кланяется мне.
Отчего-то я уверена, что он не ответит на все мои «почему». По крайней мере сегодня.
Глава тринадцатая
Не успеваем мы усесться за стол, как возвращается телохранитель Вова с каким-то бумажным пакетом.
Найденов подзывает официанта и рассчитывается с ним. Потом командует:
— Пошли!
И мы все четверо идем к выходу.
— Что это у тебя в пакете? — спрашиваю я у Вовы шепотом.
