Ксения Григорьевна посмотрела на Женю и подумала: «Взять ее с собой или не взять? Девочка много занималась, устала. Ей бы надо сегодня отдохнуть. Что ж, пускай поедет, пускай развлечется! Да и в самом деле, просто жестоко лишать ребенка такого удовольствия».
Если бы Ксения Григорьевна заглянула в кабинет завуча, она нашла бы там записку:
Уважаемая Ксения Григорьевна!
Женю на канал не берите. Пусть она погуляет на бульваре или в Бауманском саду.
Я приду в два часа.
Т. Викентьева
Но из-за поездки на канал у Зиминой сегодня было особенно много дел, и, против обыкновения, она в кабинет Тамары Петровны не зашла.
— Женя, садись! — решила она. — Едем!
— Сейчас!
Женя помчалась в раздевалку за пальто, в рабочую комнату за грамматикой.
Водитель нетерпеливо нажал на гудок.
— Уже! Готово! — Запыхавшаяся Женя вскочила в автобус и стала пробираться к открытому окну.
Машину тряхнуло, и Женя с размаху опустилась, на скользкое кожаное сиденье.
Лида испуганно посмотрела на нее.
— А грамматика? — спросила она тихо.
— На пароходе доучу. — И Женя показала учебник, спрятанный в пальто.
Автобус неторопливо пробежал по переулку.
Промелькнуло большое тёмнокрасное здание. Женя прижалась лбом к стеклу: вот здесь она завтра будет сдавать экзамен, в сто шестидесятой женской средней школе! Экзаменовать ее будет самая строгая учительница — Нина Андреевна Карелина…
И на душе у Жени стало неспокойно.
На перекрестке возле бульвара автобус затормозил. Мотор громко тарахтел, словно сердился на красный светофор.
А не вернуться ли?
Конечно, если бы Женя знала, что на пароходе будут сотни ребят из многих детских домов, если бы она знала, что на канале столько нового, интересного и поэтому заниматься там никак нельзя, она бы сейчас сошла с автобуса и вернулась домой. Она ведь всегда помнила слова дяди Саши: пусть девочки гуляют, развлекаются, а ты сиди и учись! Но Жене казалось, что заниматься можно везде.
Автобус тем временем вырулил на Бульварное кольцо. Над литой ажурной оградой там и сям висели дощечки: «Берегись юза!»
И Жене показалось, будто мотор торопливо бормочет, словно предупреждая: «Берегись юза! Берегись!»
Глава вторая. Четвертый помощник капитана
Над речным вокзалом блестел золотой шпиль. Стены и потолок были разрисованы, точно огромные картины. От дверей к самой воде спускались белые ступени.
Сколько здесь было ребят! Они шумели, смеялись, пели. Гремел духовой оркестр.
Ксения Григорьевна волновалась:
— Девочки, держитесь вместе!
Вдали горделиво проплыл белоснежный теплоход. Нос у него был не нос, а застекленная башня.
А возле причала покачивался нарядный двухтрубный пароход «Москва».
Вслед за девочками Женя поднялась по устланной ковром лестнице парохода и очутилась на палубе.
— Вахтенный начальник парохода «Москва», дайте третий гудок! — послышался в рупорах голос диспетчера.
Пароход низко, протяжно загудел.
И вот уже мимо Жени плывут сады, статуи, беседки, цветники, рощи.
Навстречу пароходу движется целая флотилия шлюпок с загорелыми гребцами в белых майках. Они дружно поднимают и опускают весла. Взметая облако брызг, чуть касаясь воды, пролетает странная лодка.
— Глиссер! — кричит кто-то из ребят.
А за кормой парохода снуют легкие яхты, точно гигантские птицы. Веселый ветер надувает паруса.
— Женя, почему пароход называется теплоходом? Потому что на нем тепло, да?.. Женя, почему ты не отвечаешь? — теребила ее Нина.
Но и у самой Жени глаза разбежались.
— Погоди, все будет, все, — невпопад отвечает Женя. — Видишь, — она показывает на птиц, которые то садятся на сверкающие бегущие волны, то взмывают ввысь, — вон чайки!
Женя перегибается через борт и рукой машет гребцам, чайкам, зеленой роще.
А грамматика, завернутая в красную глянцевую бумагу, лежит, забытая, в кресле.
Нине стало скучно. Она побежала к девочкам и закричала:
— Вон чайки!
Нина очень изменилась с тех пор, как начала дружить с Женей. Она стала спокойнее, ровней и даже послушней. Еще бы! Теперь она знала — старших надо слушаться всегда. Потому что дисциплина — прежде всего. Вот у партизан в отряде — там все обязательно слушаются командира: и герои и все! Нина и с девочками теперь реже ссорилась. А истории рассказывала такие, что все младшие ходили за ней по пятам. То про птичьи повадки — как по птичьему щебету узнать, есть в лесу люди или нет, как надо перекликаться по-птичьи, чтобы никто не догадался… А то про китов начнет. Женя ей картинку показывала, называется «Млекопитающие». Они своих детей кормят молоком.
— Вон, вон чайки! — кричала Нина, показывая на птиц. — А я знаю: чайки — чаепитающие!
Девочки засмеялись.
— Нет, Нина, правда… Нина, а киты тут есть? — спросила Галя Гришина.
— Киты? — деловито переспросила Нина и, совсем как Женя, ответила: — Погодите, все будет, все…
Кругом смеялись все громче и веселее.
А Женя попрежнему стояла на носу и любовалась берегами. По одну сторону тянулся пляж, по другую зеленели фруктовые сады.
— Женя, ты почему к нам не идешь? — подбежала к ней Нина.
— Здесь лучше. Отсюда все видно.
«Правильно, — подумала Нина, — отсюда все видно!»
Она стала смотреть на золотые нашивки и белую фуражку капитана, который поднялся на верхнюю палубу. А потом принялась разглядывать пассажиров.
Под белыми спасательными кругами на длинной скамейке старшеклассники пели:
Ведь, товарищи, не зряЕсть и реки и моря,Потому что без водыНи туды и ни сюды…
За круглым столом ребята играли в домино и шашки. В стороне на раскладном стуле полулежала девочка лет девяти. Лицо у нее было коричневое от загара, на носу — очки. Темные волосы падали волной на плечи. А на макушке, точно бабочка, готовая вспорхнуть, синел огромный бант. Девочка читала «Чука и Гека» и ни на кого не смотрела.
«Задается!» — решила Нина, которая не могла просидеть за книгой больше пяти минут.
Девочка закрыла свою книгу, потянулась и вздохнула.
«Вот и Маня Василькова тоже: кончит книжку и вздохнет, — подумала Нина. — Ей жалко, что она книжку дочитала. А почему жалко?»
Девочка посмотрела по сторонам, заметила на соседнем кресле книгу в красной глянцевой обертке и протянула руку.
Нина насторожилась: кто смеет у старших брать без спросу, да еще Витин подарок! Ведь это он на заглавном листе вывел красными чернилами:
Е. Максимовой на память.
Желаю научиться скорее писать грамотно.
От вратаря «Чистых прудов»
Виктора Т.
И пририсовал ворота с сеткой и в них футбольный мяч.
Девочка с бантом взяла грамматику.
Нина подбежала и сказала строже, чем бы следовало:
— Ты зачем взяла нашу книжку? — Нине нравилось про Женино говорить «наше».
Девочка как ни в чем не бывало открыла книжку и вдруг сморщила курносый нос:
— Фу, а я думала — интересное!
«Женина книга — и неинтересная! Не может этого быть!» — с возмущением подумала Нина и сказала:
— Значит, ничего ты в книгах не понимаешь… Сама ты «фу»! Отдай! — и потянула грамматику к себе.
Девочка с удивлением посмотрела на расходившуюся Нину.
— Забирай! — Она отдала учебник. Подумала и добавила: — Эгоистка!
Тут уж Нина не на шутку рассердилась:
— Как не стыдно! Без спроса взяла да еще ругаешься! — Она прижала к себе Женину грамматику. — А сама читает и ничего не понимает!
— Сама ты ничего не понимаешь! — Девочка с грохотом оттащила свой складной полотняный стул к самому борту. — Злюка ты и больше ничего!
Женя услышала стук, сердитые голоса. Обернулась и увидела надутую Нину.
— Эта девочка… она нашу книжку хотела взять. И еще ругается. Что я… это… как это… эго… эго… эгистка.
Женя подошла к складному стулу:
— Девочка, ты зачем Нину обижаешь?
Девочка в очках ответила дрожащим от обиды голосом:
— Она первая, я ее не трогала. И мне ваших книжек не надо — у меня своих много! — Она отвернулась.
Женя уселась в широкое плетеное кресло и посадила Нину к себе на колени.
За бортом прошумела моторная лодка. Все ребята кинулись к борту, чтобы посмотреть, кто кого обгонит. Заспорили, что быстрее — моторки или пароходы.
— Пароход пошел тихо, потому что близко шлюз, — с важностью произнесла очкастая девочка. — А машина у него такая: захочет — все моторки перегонит!
Кто-то спросил:
