Ада явно намекала, что именно сейчас вмешательство Романцева в историю, которую активно обсуждают в городе, было бы наиболее уместно не только с чисто человеческой, но и сугубо политической точки зрения.
– О выборах, конечно, о них, родимых, – подтвердила Гудовская. – Два месяца осталось. Самый сенокос. Только имей в виду: я Вячеславу Васильевичу о твоем следователе словом не обмолвилась. И ты молчи! Иначе у мужика могут серьезные неприятности возникнуть. Представляешь: следователь является к жене потерпевшего и начинает жаловаться, что ему работать не дают? Попрут твоего Вепрева из органов, только пыль за спиной останется.
– А что я скажу, если спросят: откуда узнала? – растерялась Таня.
– Ничего не скажешь. В случае чего в несознанку пойдешь! – фыркнула Ада. – Знаешь, и все! Тебя ведь допрашивать с пристрастием не станут?
– Ну да, – согласилась Таня. – Пойду в несознанку.
И горестно вздохнула. Она не любила врать и, в общем-то, не умела. Уж лучше просто молчать – как герой-партизан.
А спустя пару часов Конькову вызвал к себе Бузмакин.
Обычно Леонид Борисович не то чтобы Таню вообще не замечал, просто ни в какие особые, тем паче задушевные, беседы с ней не вступал. А тут вдруг встретил как родную, даже из-за стола поднялся, по плечу потрепал.
– Танюша, я по поводу твоей проблемы, – заговорил он проникновенно.
От непривычной проникновенности, а еще больше от совершенно невозможного обращения «Танюша» Конькова мгновенно перепугалась.
– Мы с Вячеславом Васильевичем в курсе расследования, ты не думай, что нам все равно. И о том, что за парня какие-то большие люди вступились, тоже в курсе, но они не из Градовска.
– Они из Екатеринбурга. Этот парень, который… моего мужа… он чей-то зять… У него много денег и связей… – пролепетала Таня.
– Ничего у парня нет кроме дури! – отмахнулся Бузмакин.
– Я об отце его жены.
– Это да, – на сей раз поморщился Леонид Борисович. – Серьезный господин. Но это не важно. Следствие будет вестись по всем правилам. А тебе про то, что расследованию мешают, сам следователь сказал? – спросил Бузмакин как о чем-то само собой разумеющемся, и это Таню особенно перепугало.
Почему он интересуется? Разве имеет какое-то значение: следователь сказал или кто-то другой? Или следователь не должен был все выкладывать, а тем более жаловаться?
– Нет, я узнала совсем от других людей, – проговорила она, стараясь не встретиться с Бузмакиным взглядом.
– Другие, значит? – уточнил Леонид Борисович.
– А разве это имеет значение?
Таня все-таки посмотрела на Бузмакина – прямо в глаза, решительно и бесстрашно. Как есть партизанка!
– В принципе нет. Просто не надо слушать всякие кривотолки. И волноваться незачем. И самое главное, Танюша, не надо поднимать шум.
– Шум? – растерялась она. – Какой шум?
Никакой шум она совершенно не собиралась поднимать. Она просто хотела попросить мэра, чтобы большие люди не мешали. Разве сам мэр – не большой человек? Самый большой в городе? Хотя, конечно, он самый большой в Градовске, а те люди из Екатеринбурга, но что с того?
– Ты же понимаешь, какое сейчас время? Через два месяца выборы. Противники Вячеслава Васильевича любую проблему пытаются раздуть до вселенских масштабов. Даже инцидент с твоим мужем, – Бузмакин укоризненно покачал головой, – и то кое-кто хочет использовать в своих корыстных интересах. Дескать, что это за мэр, когда у него чуть ли не в центре города избивают просто так, без всякой причины, до полусмерти известного врача – да причем мужа сотрудницы его, мэра, Аппарата?!
– Там была причина, – произнесла Таня. – Они его избили потому, что он грузин.
– С чего ты взяла?
– Я знаю.
– Еще хуже! – мгновенно помрачнел Бузмакин. – Национальная рознь в нашем городе! Да у нас сроду таких проблем не возникало! И хотя они вряд ли разглядели, что именно грузин, но на фоне сложной ситуации вокруг Кавказа… Ты понимаешь?
«Господи! – подумала Таня. – При чем здесь сложная ситуация? При чем здесь Кавказ, где Вахтанг даже никогда не бывал? Все гораздо проще и потому еще отвратительнее: пьяные хулиганы просто увидели непривычное лицо, и этого хватило, чтобы определить себе жертву. Причем не слишком-то таясь. Пять свидетелей – это же очень много! А потом у этих хулиганов, вернее, у одного, но самого главного, нашлись сильные заступники. А за Вахтанга кто заступится?»
– Я полагаю, – услышала она голос Бузмакина, – тебя, Танюша, кто-то решил очень хитро использовать. Рассказал тебе всякую ерунду про следствие, которому якобы мешают, и сделал это специально – именно для того, чтобы шум устроить. Тебе это в голову не приходило?
– Нет, – призналась Таня.
– А напрасно, – укорил, но как-то по-отечески, Леонид Борисович. – Ну да ладно, ты у нас человек такой… особенный… ты от всяких политических интриг вдалеке… – Он ласково улыбнулся. – Это уж я вечно грязь разгребаю… – Бузмакин вновь улыбнулся, но уже скорбно. – Да и правильно, каждому свое. Не надо тебе в помойку лезть и там копаться. А надо мужа на ноги ставить, причем в буквальном смысле слова. Я ведь знаю: у него серьезная проблема с позвоночником, у нас все, что могли, сделали, а теперь надо в специализированную клинику. Верно?
Таня кивнула. Про клинику ей и Левкин говорил, и главврач Румянцева. Что могли, действительно сделали, жизнь спасли, а дальше… Таня хотела пойти к начальнику департамента здравоохранения попросить помочь с направлением, а тут явился Вепрев, и она пошла просить о другом. Это «другое» было сейчас более срочным, а клиника могла немного подождать – Вахтангу предстояло еще две недели провести в больнице.
– У нас такой клиники нет, – сказал Бузмакин. – Можно в Екатеринбург, но самое правильное – прямо в Москву. Мужу одному там будет сложно, так что тебе надо с ним ехать. Отпуск дадим. Сколько надо, столько и дадим. С проживанием в столице поможем. Здоровье – самое главное, а все остальное – потом. Верно?
И Таня вновь кивнула.
В Москве Коньковы пробыли около трех месяцев. Вернулся Вахтанг, что называется, на своих ногах, но с палочкой. Как сказали столичные светила, палочка – до конца жизни, однако и это благо. Мог и вовсе лежачим остаться.
Перед отъездом в Москву к Тане дважды наведывался Вепрев, который после неоднократно звонил, делился информацией. Из этой информации следовало, что Вепрева от дела отстранили, однако шум в городе все же возник. И прежде всего благодаря бабке – старой большевичке.
Она оказалась еще той революционеркой! Прямо-таки «массы» подняла! Кинулась прямиком к главному сопернику Романцева по предвыборной борьбе, а тот уж использовал это по полной. Плюс взяла в тиски свидетеля, который, по словам Вепрева, крутился-вертелся, и тот сдался под напором ретивой
